– И хотели убить! – продолжил он, подступив ближе и понизив голос. – А в двадцать лет убили бы точно! И ты решил их спасать?
– Это работа КРВЧ. Я не могу винить в ее грехах всех людей. – Я склонил голову набок. – Ты знаешь, зачем это нужно КРВЧ? Убивать рибутов, когда им исполняется двадцать?
– Возможно, следят за приростом населения. Им ни к чему столько рибутов. Да еще наверняка выяснили, что в девятнадцать-двадцать лет рибуты становятся непослушными и позволяют себе дикие выходки – например, думают своей головой.
– Вот ужас-то.
– А ты все равно хочешь вернуться! – рассмеялся Айзек и опасливо оглянулся. – Наверно, не стоило говорить так громко. Ты небось не собираешься раскрывать свои планы.
– Ты серьезно хочешь истребить всех людей в городах? – прошептала Адди, подойдя ближе.
Айзек состроил гримасу:
– Ну, не то чтобы очень. Но у меня нет выбора. В этой войне я ставлю на Михея и не хочу быть дезертиром. Потом это аукнется.
– Но если мы соберем достаточно рибутов, чтобы помочь людям, если вытащим обитателей филиалов и убедим присоединиться к нам, у Михея не будет никаких шансов, – возразил я. – Он окажется в меньшинстве.
Айзек покачал головой и бросил веревку Адди.
– Послушай, я понимаю, что вы тут новенькие, но за такие разговоры вас вздернут.
– Вздернут? – в ужасе переспросила Адди.
– Ага. Мне повезло не испытать это на собственной шкуре вчера вечером. – Он отступил на шаг. – Но мог бы, окажись на вашем месте.
Он повернулся и чуть ли не бегом поспешил прочь.
– Скатертью дорога, – вздохнула Адди.
– Как по-твоему, что значит «вздернуть»?
– Я думаю, это значит, что Михей – скотина.
– Точно, – фыркнул я. – Это я уже выяснил. Как с остальными остинскими рибутами? Ты с кем-нибудь говорила?
– Да, мы с Бет разведали обстановочку. У многих остались семьи, и они не в восторге от плана Михея. Правда, в города, где правит КРВЧ, им тоже не хочется, но они готовы хотя бы помочь нам спасти рибутов из филиалов. Мы обсудили, не стащить ли перед уходом схемы, которые Михей держит у себя в палатке. Это уже кое-что.
Да, кое-что. Не так много, как я надеялся, но мы, по крайней мере, не нарвались на категоричный отказ.
Вдалеке мелькнула белокурая головка, я всмотрелся получше и увидел Рен, идущую вместе с Рили. Она то и дело оглядывалась, словно искала кого-то, а когда увидела меня, торопливо пошла в мою сторону, оставив своего спутника. Подойдя ко мне, она встала на цыпочки, как будто хотела поцеловать. Я удивился – после вчерашнего вечера это казалось странным. Она должна была чувствовать себя неловко рядом со мной, после того как высказала свое отношение к планам Михея и увидела мою реакцию, которую я тщетно пытался скрыть.
Впрочем, поцелуя не последовало. Она положила руку мне на грудь и шепнула в ухо:
– Если тебя позовут в Остин – соглашайся. И держись поспокойнее. Я думаю, ты сумеешь передать записку Тони или Десмонду.
Рен отстранилась и быстро улыбнулась, перед тем как уйти. Я хотел взять ее за руку и поблагодарить, но по ее лицу понял, что лучше не затягивать наш разговор. У большой палатки стоял Рили и наблюдал за нами.
– Что это было? – спросила Адди.
Я помотал головой:
– Ничего.
– Каллум!
Повернувшись, я увидел, что Рили машет мне.
– Иди сюда, ты нам нужен!
Я одарил улыбкой ничего не понимающую Адди и подбежал к нему. Взгляд, которым он встретил меня, был веселым и раздраженным одновременно. Что это могло означать, я не понял.
– Займись делом. Вылет через полчаса.
– Что? Куда? – Я решил прикинуться дурачком.
Рили закатил глаза:
– В Остин. Заберем у повстанцев топливо. Михей хочет, чтобы в полете ты научил его пользоваться навигационной системой.
– Хорошо.
– Встречаемся здесь. Я возьму для тебя оружие.
Я кивнул и пошел к палатке, отведенной под школу. Там сидел один рибут, которому, наверное, стукнуло уже лет сорок, если не больше. Кроме него, рибутов старшего поколения я в лагере не видел. А этот почти безвылазно торчал в «школе». Его можно было понять. Должно быть, паршиво чувствовать себя единственным стариком среди молодых.
– Можно взять бумагу и карандаш? – спросил я.
Он указал на шкаф:
– Бери. Только не много.
Я взял один лист и карандаш и, поблагодарив, торопливо вышел.
Когда я прибежал в нашу палатку, Рен в ней не было. Я плюхнулся на землю и наспех нацарапал записку Тони. Пугать я никого не хотел, но повторенные дважды слова «не паникуйте» могли произвести обратный эффект.
Полог палатки дрогнул, когда я уже прятал сложенную записку в карман. На пороге появилась Рен.
– Салют, – сказал я, улыбаясь. – Как раз собирался тебя искать. Мы летим в Остин.
– Сейчас? – удивленно моргнула она, входя и усаживаясь на матрац.
– Ага. Спасибо, что застолбила мне место. Это толковая мысль.
Улыбка чуть тронула ее губы.
– Всегда пожалуйста.
– Ты сказала Рили, зачем это нужно?
– Нет. Он знает, что мы что-то задумали, но я не стала рисковать. Он не то чтобы горой за Михея, но все-таки многим рибутам наша затея не понравится.
– Ты так думаешь? – вскинул я брови.
– Мы ведь, получается, теперь за людей.
– Мы? – спросил я. – Значит, ты не против отправиться в города к ним на помощь?
Она поджала губы и уставилась в стену:
– Если ты пойдешь, то и я пойду, наверное.
Особого восторга в ее голосе я не услышал.
– Ты правда совсем не хочешь им помочь? – с досадой спросил я.
Это прозвучало жестче, чем я хотел. А может, я действительно осуждал ее.
Она со вздохом подтянула колени к груди:
– Ты был прав насчет того, чтобы предупредить Тони и Десмонда. Они помогли нам, и надо отплатить добром за добро. Но – нет. Я не горю желанием помогать людям, которые меня ненавидят.
– Нас ненавидят не все. Ты слишком плохо думаешь о людях.
Мой гнев начал просачиваться наружу, и я сжал кулаки. Да, она по-настоящему этого хотела. Уничтожить людей и защитить Михея.
– А ты – слишком хорошо! Недели не прошло с тех пор, как нас едва не растерзала толпа! А твои родители… – Рен вдруг осеклась.
– Не надо напоминать мне о родителях, – напряженно отозвался я. – У меня отличная память.
– Это я знаю. – Она смотрела в землю. – Вот и не понимаю, с чего ты так рвешься им помогать.
– А я не понимаю, как ты можешь поворачиваться спиной, когда есть возможность помочь. Не только людям, но и рибутам. Ты вычистила остинский филиал с помощью одного-единственного рибута. Одного, Рен! Ты представляешь, что можно сделать с сотней?
Она нахмурилась и не ответила.
– Они там умирают, а тебе наплевать? – Мне становилось все труднее говорить ровно. – Посмотри, что они сделали со мной. С Эвер. Мы можем положить этому конец.
Я сразу пожалел, что упомянул Эвер, – она взглянула так, словно я ее ударил. Наверно, я сделал это потому, что она припомнила моих родителей.
– Я не обязана спасать всех подряд.
– А кто же тогда?
– Это тебе позарез нужно всех выручить! Вот и займись. – Она сказала это почти шепотом, но была в ярости.
– Я хочу, чтобы мне помогала ты. Я хочу, чтобы ты захотела помочь.
После этих слов Рен подняла глаза и смотрела на меня так долго, что мне стало не по себе. Наконец она спокойно проговорила:
– Нет. Я не хочу помогать. – Она встряхнула головой и скрестила на груди руки. – Может быть, тебе лучше увидеть меня такой, какая я есть, а не такой, как тебе хочется.
Я моргнул, застигнутый врасплох.
– Возможно, такая, какая есть, я тебе не нравлюсь, – повела она плечами. – Не могу тебя упрекнуть.
– Что ты говоришь? Опомнись! – Я хотел взять ее за руку, но она отстранилась и встала. – Конечно же, ты нравишься мне.
– Почему? – Она посмотрела мне в глаза. – Почему ты так горюешь об убийстве одного человека, но тебе совершенно наплевать на то, что я убила десятки? Почему тебя не волнует отсутствие у меня угрызений совести? И то, что я пять лет послушно выполняла все приказы КРВЧ? Я делала вещи, о которых даже не рассказывала тебе, а ты взбунтовался за считаные недели, проведенные здесь. Почему меня это устраивало, а тебя – нет?
– Я… я не… – Нужных слов так и не нашлось.
– Пораскинь мозгами, – мягко предложила она.
Я не хотел об этом думать. Хотел просто обнять ее и сказать, что она мне очень нравится, а на все остальное мне плевать.
Только вот было ли мне действительно плевать?
Пригнувшись, она вышла из палатки, я не стал ее удерживать. Так и сидел на земле, пытаясь переварить этот разговор.
Я знал, что Рен убила столько людей, что мне было даже страшно подсчитывать. Некоторых она убила на моих глазах, чтобы спасти меня, и я не винил ее за это. Это была самооборона. Она не хотела никого убивать.
