Впереди нас ждал городок со странным названием Ореховая долина, новые схватки с врагом и неизвестность.
Мичи:Эти падлы с тремя челюстями затеяли заниматься любовью прямо на поверхности озера. Крокодилы самцы легко находили самок в мутной воде, выпихивали их наверх и увивались вокруг, не стесняясь почти летящего над поверхностью быстроходного катера. Легкий ветер сморщил гладь озера, и на гребнях волн серо–зеленой накипью волновались пятна крокодильей икры. Особо нервные падлы пробовали догнать потревожившую их лодку, но капитан умело управлял судном, а крокодилы — не особо большие любители плавать с большой скоростью. Так что даже три пары ластоногих конечностей и плоский могучий хвост им не помогали. И все же я несколько раз благодарила судьбу за то, что мы пересекали начиненное смертью озеро на надежном и быстроходном судне, а не на обычной лодке хоккайдских охотников или рыбаков. Круто бы нам пришлось тогда, ведь путь наш лежал совсем в небольшом отдалении от Тростникового Ада!
— Охотник Ореховой долина уже работать! — сказал капитан на ломаном интерлинке, когда мы проплывали мимо островов. Все одновременно повернули головы и увидели столб дыма из–за сплошной стены тростника. Наши вытапливали жир из крокодилов, сырые стебли тростника, как ни странно, горели жарко, но дыма было очень много.
Из–за горизонта выпрыгнули сторожевые башни Ореховой долины.
— Теперь скоро, — пробормотал капитан и не соврал.
Беды ходят стаями, как падлы на закате. С великими проблемами мы покинули Хоккай—До, осложнения поджидали нас и у лазерной границы Ореховой долины. Видно они там сильно удивились, когда увидели на подходе катер из Хоккай—До. Надо же, супер осторожные хоккайдцы кого–то привезли через озеро в разгар брачного сезона крокодилов. Наверное, важная птица ищет пристань в смертельно опасном озере.
Нас встретили у границы, и сурового вида стражник вежливо поинтересовался с пирса в звукоусилитель:
— Какого черта вас понесло в это время через озеро?
Ларри завела свой рассказ, так неотразимо подействовавший на Ганса Кукушкинда, но стражник ее сразу перебил:
— У вас есть какие–нибудь документы, удостоверяющие личности?
— Мы можем где–то еще высадиться, кроме порта и потом пешком придти в город? — спросил Реутов у капитана.
— Нет! — для убедительности капитан еще и головой покачал.
Иль оглянулся на меня, пристально посмотрел и улыбнулся. А потом сказал нечто, заставившее меня круто и надолго на него разозлиться:
— Мы не особо и хотим войти в порт, офицер… Поворачивай назад, на юг, капитан.
Стражник кивнул и повернулся уходить в свою будку. Я же не могла допустить того, чтобы после долгого путешествия я не повидала родной городок.
— Э–э–э, офицер… — начала я, совершенно не предполагая еще, что скажу дальше.
Хорошо, они избавили меня от необходимости продолжать. Они — это бешено заревевший мотор и Ларри, которая закрыла мне рот ладошкой.
— Прости, Мичи, так надо! Нам слишком опасно входить в порт, особенно сейчас. Мы еще вернемся, — прошептала в самое ухо подружка.
Домики родного городка уже выглядели крохотными кубиками, так что спорить было поздно. Спорить–то поздно, а вот поплакаться было самое время:
— Опасно, опасно! С этим ублюдком везде опасно! А ты спелась с ним, идиотка. Он просто внушает тебе то, что хочет…
— Ай, ну тебя, — сказала Ларри, поморщившись, и ушла.
Больше никто со мной разговаривать желание не изъявлял. Этот чурбан — Реутов, наверное, даже и не заметил смены настроения. А может быть, ему даже доставляло удовольствие меня позлить.
А катер, сделав крюк к югу, летел над водой вдоль стены тростника. К островам.
Реутов:Уже который десяток часов мы занимались веселыми забавами. Я легко находил в густых зарослях кряжистых тростников медлительных на мелководье, забавных зверьков, величиной с мою звездную лодку. Охотники, а особенно их предводитель Поль Ржечек, страшно удивлялись моим способностям, но это не мешало, с присущей им сноровкой и шутками, от которых краснели девчонки, быстренько убивать крокодилов, сдирать с них грубые шкуры, коптить нежное белое мясо и стапливать жир. Мы все ходили по уши в крови, жиру и копоти от выстрелов допотопных охотничьих ружей. Это никого не огорчало, и даже как раз наоборот: улыбки не сходили с лиц.
Мы с девчонками чувствовали себя в полной безопасности. Мичи, злившаяся на нас за то, что мы отказались от попыток проникнуть в наверняка набитый стражниками городок, отошла и, хотя сильно уставала, готовя обеды на такую ораву мужиков, не унывала. Я чувствовал необходимость второй попытки добраться до своей звездной лодки, но здравый смысл Ларри, этой маленькой мудрой женщины–девочки, говорил, что шум в городе еще не утих. И мы сидели на острове, охотились вместе с десятью охотниками, да еще Ларри воспитывала во мне чисто «человеческие» качества. Прямо на глазах, как говаривала девочка, я становился вежливым и приличным.
А вообще я просто развлекался, решив для себя, что краткий отпуск не повредит. Тэнно не донимал своими, требующими большого расхода энергии, разговорами сквозь бездну космоса, а стражники нас еще не нашли. Но найдут! Я это чувствовал. И это хорошо, что найдут!
Энтони Ранги:Косые явно чего–то недоговаривали, а старый болван, Тойлин, капрал–губернатор, чтоб его… как всегда ничего не ведал ни сном, ни духом.
Вообще странный городишко этот Хоккай—До. Живут здесь одни монголоиды, тянут свои традиции уж столько лет, ловят рыбу. При слове «Иль Реутов» делают большие глаза, но качают головами: не видели. Мы пошли другим путем. Сначала спросили у Джидо, покидало ли порт с утра и до поднятия цепи хоть одно судно. Джидо — это начальник порта и, как положено косому, страшный хитрец:
— Я сплю, начальник. Старый стал, сплю и сплю, а что в порту и не знаю…
Его помощник оказался менее разговорчивым, но информации дал больше:
— Нет! Цепь не поднимали с самого рассвета!
Они не хотели говорить и, как бы я не упирался, поливая их потоками слов, они все качали своими желтыми головами. Но одно я все–таки понял: в Хоккай—До Реутов был!
И, придерживая руками разболевшуюся от хоккайдского гомона голову, я залез в нервно дрожащий гравилет. Озеро с высоты полета вовсе не было страшным. Тростниковый Ад выглядел милым кустарничком, а болтающиеся в нем крокодилы, ласковыми щенятами. Вот только не хотел бы я, чтоб такой щенок лизнул мою руку…
Лететь нужно было долго, а так как я пересекал это проклятое озеро не первый раз, то и скучно. Чтобы чем–то себя занять, пробовал читать газету. Но трясло так сильно, что буквы прыгали, как сумасшедшие горки. Пришлось все три часа болтать с идиотом штурманом. Адски болела голова, хотелось поспать часа три на мягкой кровати. Уютной спальни не было, зато наличествовал громила–штурман с телячьими глазами, который всю дорогу рассказывал про свои явно выдуманные похождения в Баттер–тауне. Самое идиотское в его рассказах было то, что он сам искренне верил этим бредням. Однако все, что ни делается — к лучшему: именно он обратил мое внимание на ясно видные с высоты минные заграждения вдоль побережья Ореховой долины. Даже детеныш крокодила был бы мгновенно разорван на куски, попади он в этот усеянный взрывчаткой участок озера, а о довольно большом катере, на крыльях или без, и говорить нечего.
Это обстоятельство, столь случайным образом выясненное, как ни странно вылечило от головной боли. Глаза перестали слипаться, мозги очистились и заработали, как после продолжительного отдыха.
— Хорошо, парень, — сказал я штурману. — А если бы я хотел скрыться от стражи в окрестностях Ореховой долины, где бы мне лучше спрятаться?
— В самом городке. Там столько людей, — пожал плечами тот.
— Порт закрыт!
— Тогда на севере, в лесу.
— Не пойдет! Слишком далеко от дорог!
— Тогда немного южнее городка, там…
— Мины вдоль всего побережья!
— На Тростниковый Ад что ли намекаете?
— Тростниковый Ад?
— Там острова и хижины охотников. В такую жару — прохладно, и жратва сама прибегает. Я как–то там…
— Ты давай–ка ЗДЕСЬ проложи–ка курс к островам! Да поторапливайся, если не хочешь, чтоб я тебе «ЗОЛОТЫЕ ГОРЫ» пообещал, а я свои обещания обычно выполняю!
Амбал–штурман сделал серьезную обиженную рожу. Попробовал сделать умную, да у него ничего не получилось. Он совсем загрустил и пошел выполнять приказ.
Я чувствовал, что Реутов уже почти у меня в руках. Я даже представил его: высокого, русоволосого, битком набитого мышцами и смертью. И его глаза! Под его «ласковым» взглядом хотелось стать маленьким–маленьким, забиться в щелочку и сидеть там, пока он не пройдет своей дорогой. Он чужой этому миру, и взгляд у него чужой. Его взгляд обдает космическим холодом и в тоже время обжигает лазерным лучом. Он прилетел на своей звездной лодке, черт бы побрал наших ученых, до сих пор не сумевших открутить хотя бы один винтик, завоевать нас. И могу признаться: хотя ему и не удалось это сразу, но того и гляди получится. Его почему–то не выдают горки и хоккайдцы, геологи на Ла Легране не горели желанием поделиться своими впечатлениями о нем. Но сволочей везде много.
