— Да запросто!
Вторая пара продержалась меньше — наездник гнедого коня вылетел из седла уже через двадцать секунд.
— Ага, второй победитель! — гвардеец вручил жетон оставшемуся. — Двадцать секунд — и вы с призом! Кто следующий?
Но у входа на арену остался только один человек, озирающийся по сторонам в поисках кого-нибудь в пару.
— Что же вы человека бросаете, уважаемые? Выйдите кто-нибудь, сразитесь с ним!
— Эй!
Ора быстро спускалась вниз, махая рукой ведущему.
— А, сударыня! Отлично, есть пара. Предоставим девушке выбор коня?
— Этот, — инферналка подошла к вороному и погладила его по морде. Фыркнув, тот переступил с ноги на ногу.
— Хорошо. Садитесь, и начнём.
Мужчина тем временем приблизился к своему коню, стоявшему рядом с первым.
— Хороший, — оценил он. Затем обратился к Оре: — Опыт есть?
— Побольше, чем у тебя, будет, — отозвалась та уже из седла.
— Ну-ну, — усмехнулся мужчина. — Девочка, я с конями уже десяток лет работаю.
— Надеюсь, хоть чему-нибудь за это время научился.
Ничего не ответив, тот тоже запрыгнул в седло.
— Готовы? Держитесь!..
Наклонившись вперёд и оперев подбородок на кулаки, я напряжённо следил за ходом событий. В принципе, бояться было нечего, моей реакции вполне хватало, чтобы никто из участников не воткнулся головой в землю и вообще не получил никаких травм. Меня больше волновало, действительно ли Ора сможет победить — и что делать, если не сможет.
Кони носились по всей арене, поднимая тучи песка. Мужчина держался спокойно, уверенно, Ора же пыталась что-то нашептать вороному на ухо.
Двадцать секунд.
Тридцать. Оба держались.
Сорок секунд.
Кони приходили во всё большее неистовство и начали закидывать такие трюки, что, казалось, на них можно держаться только намертво приклеившись.
Пятьдесят.
Минута!
Скакуны, по-видимому, собирались переходить к проламыванию ограждений — лишь бы сбросить со спин ненавистный груз.
Минута десять.
Мужчина был порядком взволнован и постоянно кидал взгляды в сторону Оры — когда же она вылетит, чтобы состязание закончилось?.. Та тоже давно бросила попытки договориться с непокорной лошадью и вцепилась в неё изо всех сил и руками и ногами. А ещё, по-моему, зажмурилась.
Минута двадцать.
Кони практически одновременно взревели, а потом каждый завернул такой вираж, что удержаться было практически невозможно…
Да!
Мужчина, всё-таки не удержавшись, взлетел в воздух, летя кувырком на землю. Победа!
Энергетически подстраховывая его, чтобы он приземлился мягко, я повёл взгляд в сторону Оры. Нет, вороного коня… Где Ора?!
Она летела в противоположную сторону, тоже не сумев удержаться.
Рефлекторно вскочив с кресла, я подстраховал и её. Время на арене словно замедлилось в несколько раз.
Зрители ахнули.
Гвардеец, пару секунд раздумывавший, к кому бежать первому, выбрал всё-таки Ору, поставив, видимо, приоритет уважения к девушке. Помог ей подняться, поинтересовался, всё ли нормально, и собрался бежать к мужчине, но тот уже встал сам — страховка сработала хорошо. Толпа, оправившись от напряжения, зааплодировала.
— …Почти полторы минуты! Больше всех, настоящие мастера!
— Так кто выиграл? — одинаково сухо поинтересовались оба участника.
— Выиграл? Я считаю, что вы оба достойны звания победителя! И поэтому жетоны вручаются каждому из вас! — гвардеец с улыбкой выдал медали, и соперники, всё ещё отходя от нагрузок, разошлись к выходам с арены — разным.
Я встретил Ору на лестнице на трибуну.
— Поздравляю, ты всё-таки смогла.
Девчонка встряхнулась, словно именно мои слова позволили ей прийти в себя. Бросила на меня злой взгляд, перевела дух — а затем её прорвало:
— Смогла что? Я проиграла! Из-за такой мелочи, когда оставалось всего чуть-чуть…
— Так ведь победу присудили… — попытался я вклиниться.
— Да какая, на хрен, разница, что там присудили! Куда мне эту медаль девать? Она ничего не значит, ничего!
— Разве медаль не означает победу?
Поджав губы, Ора, раздражённая моей непонятливостью, процедила:
— Медаль это для толпы. Я должна была доказать, что я лучший наездник, чем этот упырь, — но не смогла.
— Тот мужик, что ли, который с тобой выходил? — догадался я. — А он тут причём?
Инферналка выдохнула сквозь зубы. Мотнула головой:
— Ни при чём. Забей.
— Ты хотела оказаться лучше его, так? Но ведь ты даже не знала о нём, когда выходила! — я тщетно пытался понять.
— Потом поговорим.
— Правда?
— Возможно.
Обойдя меня, Ора направилась к заднему спуску с трибуны, собираясь, по всей видимости, вернуться во дворец.
— Церемонию завершения не будешь смотреть? — запоздало спросил я, уже в спину.
— Нет, пойду отдохну, — отозвалась она, так же не оборачиваясь.
* * *
Бесед между нами постепенно становилось всё меньше: времени на философские проблемы почти не оставалось, в первую очередь приходилось думать о приземлённом.
Княжество прожило без проблем полторы недели — если считать с момента окончательного «введения в эксплуатацию». Дальше в механизме государства начались неполадки.
В Сереброве, городе восточнее Киева, возник спор между рабочими двух шахт. В Княжеской Академии наук (да, у меня и такая появилась) разработали какой-то метод, с помощью которого добыча металлов могла происходить немного быстрее. На частичную замену оборудования, связанную с нововведением, естественно, потребовались деньги, которых, что тоже естественно, всем сразу не хватило.
К спору о приоритетности модернизации одних шахт перед другими подключились горняки, у которых сложились свои собственные мнения — по одному на каждый коллектив — на то, как должен выстраиваться рабочий процесс. Ответственные за проект не смогли разобрать противоречия и удержать ситуацию под контролем, губернатору так же не удалось развести по углам учёных-теоретиков с одной стороны, чиновников с другой и рабочий класс с третьей. В результате проблема дошла до столицы, но в изрядно осложнённом виде.
Выслушав доклады представителей от каждой группы и ещё несколько дополнительных, я пришёл к выводу, что более чем переоценил свои возможности. В одиночку князь справиться с управлением всей страной в таких условиях не мог, как бы там ни казалось первоначально, и даже градоначальники нагрузку почти не снимали — хорошо ещё, что не увеличивали.
К вечеру того же дня во дворце прошло первое заседание кабинета министров Русского княжества. Забавно это, наверное, выглядело: большой зал, в центре круглый стол, за которым восседают взрослые зрелые люди — и один-единственный подросток, перед которым они по очереди отчитываются в планируемых изменениях в своих сферах ответственности. Посторонний наблюдатель долго бы думал, какой смысл такой картины вероятнее: юнец, мышлением доросший до важных собраний, или кучка попавших в безвыходную ситуацию чиновников, угождающих всесильному ребёнку.
Посторонних наблюдателей, к счастью, не было, но определённое влияние на меня эта мысль всё-таки оказала: начинать следить за собой стоило не дожидаясь советов дружественных монархов. Управление реальностью это хорошо, но если я не вылеплю из себя то, что сам хочу видеть, то рано или поздно вылеплю то, что не хочу.
Первый состав кабинета сложился из министров просвещения, металлургии, товаров и торговли, финансов, медицины, правосудия и командующих армии и гвардии. На мой взгляд, таким образом под контроль попадали все важнейшие сферы, что обещало хотя бы на первое время избавить меня от проблем на этом уровне и дать возможность заняться остальными.
С каждым новым днём тяжесть власти становилась всё ощутимее. И это при средних размерах государства, при монархии и в искусственной среде, то есть без политических группировок, борьбы за власть, и прочего. Страшно представить, каково мне пришлось бы при наличии всех этих «радостей»… Наверное, если бы каким-то чудом удержался на троне, интриговать умел лучше, чем исполнять непосредственные обязанности.
Тем не менее, я старался не унывать; медленно, но верно голова заполнялась необходимыми знаниями и привыкала к новым категориям мышления. В качестве ориентира, напоминавшего о том, что конечный результат окупает затраченные усилия, передо мной стоял светлый образ Альдена, сумевшего наладить работу государственного механизма до аналогии с часовым. Так, по крайней мере, выглядело со стороны.
От самого Альдена, впрочем, вестей не приходило. Пару раз я вспоминал про неоткрытое письмо, которое до сих пор должно было лежать где-то на столе, но всегда находился достаточно далеко от него, чтобы отвлечься и забыть снова. Какую-то роль в этом сыграла и мысль, что, если бы в том письме было что-то важное, со мной попытались связаться снова — хотя бы узнать, почему не отвечаю.
