– Даа, – сказал Марч. – И оказался в тюрьме.
– Не говори так обреченно. В любом случае, тот парень, который живет там на его стороне.
Может быть, он поможет Дортмундеру.
– Да, может, – с сомнением произнес Марч. После, решив посмотреть на положительную сторону дела, спросил, – но, в любом случае, вы взяли картину, верно?
– Та часть прошла как по маслу, – ответил Келп. – За исключением того, что Балчер думал о ней как о бейсбольной бите.
– Я просто увлекся, – пробурчал Балчер.
– Все хорошо, что хорошо заканчивается, – процитировал Келп. – Давай посмотрим, Роджер.
– Прошу прощения? – не понял Чефуик.
Келп повернулся к нему с застывшей улыбкой на лице:
– Картину, давай посмотрим ее.
– У меня нет ее.
– Конечно, она у тебя. Я отдал ее тебе.
– Нет. Она у Балчера.
– Келп забрал ее у меня, – возразил Балчер.
– Все верно. А я бросил ее Роджеру.
– Ну, она не у меня, – голос Чефуика звучал все более ханжески, как будто он защищался от несправедливых обвинений.
– Ну, я бросил ее в твою сторону, – Келп настаивал.
– Ее нет у меня, – тоже настаивал Чефуик.
Келп пристально смотрел на Чефуика, а тот в свою очередь на Келпа. Затем одновременно они перестали гипнотизировать друг друга и стали хмуриться. Они снова переглянулись, устремили сердитый взгляд на Балчера, затем на интерьер автомобиля. Все это время Балчер смотрел на них с головой, склоненной на бок, а Марч пытался сконцентрироваться одновременно на пятничном ночном трафике и событиях внутри машины. И, наконец, Марч сказал отвратительную правду вслух:
– Вы не взяли ее.
– Что-то… – начала Келп, привстал и посмотрел под собой, но, увы. – Что-то случилось. Во время той драки. Я не знаю, все произошло так неожиданно, это большая потасовка.
– У нас ее нет, – подытожил ошеломленный Балчер. – Мы потеряли ее.
– О, Боже мой.
– Мы должны вернуться за ней, – вздохнул Келп. – Я ненавижу саму идею, но мы просто должны. Мы должны вернуться.
Никто не посмел спорить. Марч повернул и направился на окраину города.
В происходящую сцену перед театром трудно было поверить. Прибыла полиция, машины скорой помощи, даже пожарная машина была здесь. Отряды шотландцев были собраны вместе настороженными полицейскими, в то время как часть других офицеров в белых касках торопились в холл, где, по-видимому, продолжалась драка.
Марч медленно проехал возле Хантер Хауса по одной полосе дороги, все еще открытой для движения и где стоял коп регулирующий трафик с помощью красного фонарика.
Грустные Келп и Чефуик пристально смотрели на концертный зал. Келп вздохнул и произнес:
– Дортмундер очень расстроится.
Глава 18
Дортмундер воспользовался метро до станции Union Square, оставшуюся часть пути домой он прошел пешком. Он был уже возле последнего блока, когда некий парень вышел из дверей и произнес:
– Простите меня. У вас есть спички?
– Нет, – ответил Дортмундер. – Я не курю.
– Верно, – согласился мужчина. – Я тоже.
Он шел в ногу с Дортмундером по правую сторону от него. Его хромота бросалась в глаза, но, казалось, она не доставляет ему особых трудностей. Дортмундер остановился, посмотрел на него и произнес:
– Ладно.
Мужчина тоже остановился с насмешливой улыбкой. Он был на дюйм или два выше Дортмундера, стройный, с длинным тонким носом и впалыми скулами. Незнакомец был одет в пальто с поднятым воротником, шляпу с опушенными полями и он держал свою правую руку в кармане пальто. Некий вид черного ортопедического ботинка был на его правой ноге. Он спросил:
– Ладно? Что ладно?
– Делай все, что ты должен сделать, – сказал ему Дортмундер. – А после я смогу повалить тебя на землю и пойти домой.
Мужчина засмеялся так, как будто произнесенное действительно развеселило его, но он также отступил на шаг, опершись на хромую ногу.
– Я не бандит, Дортмундер, – успокоил он.
– Ты знаешь мое имя.
– Хорошо, – сказал мужчина, – у нас один и тот же работодатель.
– Я не понимаю.
– Арнольд Чонси.
Дортмундер понял его.
– Ты тот другой парень, которого нашел для него адвокат. Киллер.
Убийца сделал странный скромный жест левой рукой, так как правая оставалась в его кармане.
– Не совсем, – ответил он. – Убийство – это иногда часть того, что я делаю, но это не моя настоящая работа. Мне нравиться думать, что моя работа – это исполнение желаний других людей.
– Неужели.
– Например, – произнес киллер, – в твоем случае, мне заплатят двадцать тысяч долларов, но не за твое убийство. Я получу расчет в любом случае, будешь ты жить или умрешь. Если ты вернешь мне картину, тогда все отлично, ты будешь дальше жить, и я ее заберу. Если нет, если же ты будешь создавать проблемы, тогда не отлично, ты умрешь, а я все равно заберу ее, – он пожал плечами. – Нет никакой разницы.
– Я не хочу видеть тебя висящим надо мной ближайшие шесть месяцев, – ответил Дортмундер.
– Ах, не волнуйся, – успокоил его убийца. – Ты не увидишь меня больше никогда, потому что достаточно будет опустить большой палец вниз и пристрелить тебя на расстоянии, – ухмыляясь, он вынул правую руку со своего кармана, пустую. Он изобразил пальцами выстрел, направив их прямо в лицо Дортмундера, прищурил один глаз, оскалился, посмотрел на вытянутую руку и сказал:
– Бах. Я в этом профессионал.
Так или иначе, но Дортмундер поверил ему. Он уже знал, что сам он был определенным типом жулика, которого попросил найти Чонси и теперь он верил, что тот парень был определенным типом надежного убийцы, которого тоже выбрал Чонси.
– Хочу сказать, – начал он, – что не собираюсь ничего делать с той картиной, кроме как держать ее у себя, затем отдать ее Чонси. Импровизации – это не мой метод.
– Хорошо, – ответил убийца с доброжелательной улыбкой. – Мне нравиться получать деньги и ничего не делать. Пока, – и, отойдя немного, он резко повернулся. – Не упоминай об этом Чонси.
– Не должен?
– Он не хотел, чтобы я встречался с тобой, но я подумал, что мы все же должны побеседовать разок, – ухмылка мелькнула на его лице. – Я люблю видеть моих людей, – сказал он Дортмундеру.
Его глаза сверкали, затем он отвернулся снова и ушел прочь. Дортмундер смотрел ему вслед. Высокий и худощавый, черный, тело немного искривлялось, когда он ступал на свою хромую ногу и обе его руки находились теперь в карманах. Дортмундер почувствовал, как слабый холодок пробежался по его спине. Теперь он понял, что Чонси имел в виду, когда назвал его не опасным. Это потому, что он имеет того парня для сравнения. «Хорошо, что я честный человек», – пробормотал он про себя и пошел домой, где застал Келпа и Марча, и Чефуика, и Балчера, и Мэй, которые ждали его в гостиной.
– Дортмундер!
– Джон!
– Ты сделал это! Я знал, ты сможешь!
Они поздравляли его и похлопывали по спине, а он отдал им бурбон Чонси, затем все вместе присели с бокалами полными потрясающего напитка, почти стоящего тех неприятностей, которые он доставил ему.
– Как ты сделал это? Как ты выбрался? – спросил Келп.
– Ну, я спустился на самое дно лифтовой шахты, – начал Дортмундер, – а затем… – он остановился, пораженный неясным предчувствием беды. Посмотрел на внимательные лица, которые выглядели более застывшими, чем внимательными. Одежда Балчера и Келпа был в полном беспорядке, у Келпа проступали синяки под глазами. В комнате воцарилась невероятная напряженность.
– В чем дело? – спросил он.
– Джон, расскажи нам как ты вышел из шахты, – попросила Мэй.
Он хмуро взглянул на Мэй, сердито посмотрел на остальных, прислушался к тишине и понял. Глядя на Келпа, он спросил:
– Где она?
– Теперь, Дортмундер… – начал Келп.
– Где она?
– Ах, дорогой, – произнес Чефуик.
– Была потасовка в театре… – начал рассказывать Марч.
– Это была не наша ошибка, – прервал Келп.
Даже Тини Балчер выглядел пристыженным. Он сказал:
– Это была просто одна из тех вещей.
– ГДЕ ОНА?
Напряженная тишина. Дортмундер смотрел на то, как они все опустили глаза в пол и, наконец, Келп ответил ему тонким голосом:
– Мы потерял ее.
– Вы потеряли ее, – повторил Дортмундер.
Затем все начали говорить одновременно, объяснять, оправдываться, рассказывать одну и ту же историю с разных точек зрения, а Дортмундер просто сидел там, не двигаясь, флегматичный, позволяющий потоку слов литься вокруг него, пока, наконец, они все не замолчали. Во вновь наступившей тишине, Дортмундер вздохнул, но так и ничего не произнес. Мэй спросила:
– Джон, могу я освежить твой дринк?
Дортмундер покачал отрицательно головой. В нем уже не было прежнего жару.
