— Сигаль. — Странно, но девушка его поняла, отозвалась!
Неужели и впрямь все здесь — туристский аттракцион? Вот ведь понимает же по-французски… Но… опять же — Луна? Она-то откуда взялась? Ведь взорвали же!
— Откуда у тебя это ожерелье?
Танцовщица улыбнулась:
— Ромеи. Колония Юлия.
Колония Юлия… так римляне прозвали Карфаген!
— Тю парль франсе?
— Не понимаю.
— Ах да, да — латынь! Ну конечно же, это латынь. Где ты научилась этому языку, девочка?
— Там же, в колонии Юлия… но я плохо уметь говорить. Больше слушать. Вот хочу слушать тебя. Расскажи — кто ты? Ты вандал, да? Римлянин? Или, быть может, гот?
— Тсс! — Саша провел пальцем по жарким губам девушки. — Слишком много вопросов. Дай-ка я поцелую тебя еще разок… иди…
Танцовщица не упрямилась, наоборот, улыбнулась, с готовностью предаваясь любви. И снова пылкие объятия, и горячие поцелуи, и томный взгляд этих божественных черных глаз… И подглядывающая луна — вот она, над головою, в прорехах шатра. Целая, целая… еще не взорванная. Ишь как лукаво смотрит… и, кажется, смеется.
Саша задремал бы, но нет, Сигаль не давала — будила, и тоненький голосок ее звенел, точно золотой колокольчик:
— Ну откуда же ты, признайся! Мне интересно спросить.
— Надо говорить — «интересно знать». Я вандал, ты права, паломник и воин. А мой друг Нгоно — сын вождя.
— Ты из Карфагена?
— Из Гиппона.
— Гиппон? Увы, я там не жила. А Карфаген… кого ты там знаешь? Может быть, кого-то при королевском дворе?
— Увы, я не настолько знатен.
На все вопросы Александр отвечал уклончиво, чувствовал почему-то, что не зря девчонка выспрашивает: не столько по своему личному любопытству, сколько… сколько волею пославшего ее старосты? Одно пока радовало — похоже, это совсем не аттракцион и путники попали туда, куда надо. Колония Юлия — Карфаген, ромеи… Что еще она знает?
— Гуннерих, наследник… Я как-то видел его в храме. Случайно.
— Гуннерих? Ты говоришь о правителе Африки?
Ага… вот он уже и правитель. Еще бы уточнить, какой сейчас год?
— Ты веришь в Иисуса Христа, Сигаль?
— Иисус? — Девчонка замялась. — Это такой худой распятый бог? Не сказать, чтоб я в него верила.
— Потому и не можешь сказать, когда его распяли.
— Нет… Давно уже.
Ладно, покуда можно обойтись и без точной даты — главное уже известно! Гуннерих — нынче король, «правитель Африки», иначе рэкс!
А девочка-то не из простых — ишь как бойко болтает по-латыни. А сказала, что плохо говорит.
— Значит, ты не простой воин?
— Пожалуй что нет.
— Но у тебя нет родичей при дворе Гуннериха-рэкса?
— Увы, как-то не обзавелся.
— Жаль… И влиятельных друзей нет?
— А зачем ты спрашиваешь? Хочешь вернуться обратно в Карфаген? Ну конечно, там куда веселее, чем здесь…
— Не очень-то там весело. — Девчонка вдруг напряглась, и в голосе ее натянутой струною звякнула ненависть, впрочем быстро исчезнувшая.
А Саша мысленно обругал себя за бестактность. Ясно же было: девчонку похитили из родных мест да продали в самое гнусное рабство, в какой-нибудь лупанарий… Ну да, судя по ее специфическим умениям, именно туда. Нечего и расспрашивать, бередить чужие раны.
— Сигаль, ты славная! И это ожерелье тебе очень к лицу. А какая нежная у тебя кожа…
Александр осторожно погладил девушку по бедру… Та снова подалась вперед, обнимая молодого человека за шею.
Снаружи вдруг раздался чей-то сварливый голос.
— Ой! — Сигаль отпрянула. — Совсем забыла — пришла пора пить вино.
— А по-моему, так вино пить всегда пора — хуже не будет! — хохотнул Саша.
— Я сейчас… принесу кувшин.
Танцовщица шустренько выбралась наружу и столь же быстро втащила в шатер высокий глиняный кувшин и кружки.
Вот именно этого-то, кстати, и не хватало!
— Сигаль, милая, ты прямо мысли читаешь!
— Пей… Нет, подожди… я плесну и себе. Вот так. Теперь выпьем… Теперь иди сюда… положи голову мне на бедра… вот так… Расслабься… теперь тебе будет очень хорошо… очень хорошо… очень…
Александр еще помнил, как целовал девушку в грудь и пупок, как пытался ласкать, заглядывая в глаза… Помнил даже, как таращилась сверху луна. А потом же больше ничего не помнил. Уснул.
Проснулся Саша от ярких солнечных лучей, бивших прямо в лицо. Открыв глаза, прищурился и с удивлением обнаружил, что, оказывается, спал стоя! То есть крепко привязанный веревками к толстому стволу пробкового дуба!
Быстро поборов удивление, молодой человек попытался пошевелиться… куда там! Вязали на совесть. Черт! Сигаль! Проклятая девка! Без нее тут точно не обошлось. Завлекла, опоила… Хотя, с другой стороны, зачем обижать девчонку? Наверняка все не по ее воле делалось. Хорошо еще, кляп в рот не сунули.
Мотнув головой, Александр громко позвал:
— Эй, эй! Есть тут кто-нибудь?
— С вашего позволения, месье, — я!
Откликнулись сзади по-французски, с некоторым оттенком грустной издевки. Ну конечно же — Нгоно.
— Вас… тьфу ты, тебя тоже привязали? — Саша все же исхитрился повернуть голову, но никого не увидел — мешал слишком толстый ствол.
— Привязали, привязали, — угрюмо хохотнул напарник. — Только не к дубу, как тебя, а к сосне.
— Повезло. — Александр ухмыльнулся с шутливой завистью. — К сосне-то лучше.
— Да чем лучше-то?
— От сосны запах приятнее, а от этого чертова дуба — вообще никакого нет. Нгоно, друг мой, тебе тоже девчонку подсунули?
— Девчонку? О нет — это была богиня!
— И у меня тоже… Дьявол бы их всех побрал! И как это мы с тобой на такую детскую приманку клюнули?
— Да потому что мы слишком умные, — неожиданно выдал Нгоно. — Не могли и предположить такой примитив: обаять, опоить, привязать. Просто непонятно — зачем? Ведь могли бы и сразу убить.
— Да уж… зачем, интересно? Ты ж говорил — фульбе не людоеды.
— Не людоеды. Только в здешних лесах появилась какая-то ужасная рычащая тварь с горящими глазами! Я думаю, ей нас на ужин и предоставили.
— Что еще за тварь? — Молодой человек зябко передернул плечами. — Лев, что ли? Или этот, пятнистый… леопард?
— Не тигр и не леопард, — задумчиво возразил инспектор. — Фульбе — лихие охотники, что им какие-то лев с леопардом? Не-ет, тут что-то другое.
— Тогда — крокодил. Вон, озеро рядом.
— С крокодилом они бы тоже справились. Видал, какие щиты у здешних воинов?
— Да как-то не обратил внимания.
— И зря… Из крокодиловой кожи. Это чудище, для которого нас тут привязали, Мвамбой зовут. То есть на языке фульбе «мвамба» и есть чудовище.
— Спасибо за справку! — Саша презрительно сплюнул. — И когда ж эта чертова мвамба нас скушать изволит?
— Думаю, ближе к ночи, — невозмутимо отозвался Нгоно. — Плотоядные хищники, они ведь в большинстве своем твари ночные. И это здорово!
— Н-да-а… Не понимаю, почему здорово?
— Да потому что до ночи еще чертова уйма времени! Ну, не уйма, но часа четыре есть. Что-нибудь да придумаем.
— А вот это верно…
Александр снова попытался пошевелить ногами и руками… кажется, получалось! Вот еще чуть-чуть, еще немножко — и можно будет освободить левую руку, а это уже большая часть дела! Вот… вот осторожненько… чуть-чуть…
В воздухе вдруг что-то свистнуло, и в кору дуба, как раз около левого уха Саши, впилась дрожащая злая стрела!
Молодой человек немедленно застыл и, выждав некоторое время, позвал:
— Эй, Нгоно! А мы, кажется, под охраной!
— Стрела? — Напарник откликнулся чуть погодя.
— Она самая.
— И у меня. Едва ухо не пронзили, сволочи.
— Эк как ты дорогих соплеменников! Ладно, ладно, молчу… что делать будем?
— Болтать. Похоже, это не запрещается.
— Пожалуй, да, — согласился инспектор. — А вот шевелиться я бы не посоветовал. Хотя… веревочки-то я ослабил.
— Я тоже. Еще бы чуть-чуть… этак незаметно — как раз к вечеру и получится. А как стемнеет — надо валить.
— Кого валить?
— Чудище! А лучше — бежать отсюда. Оружие у нас теперь есть. — Саша скосил глаза на стрелу. — Вполне подходящее.
— А пистолет твой, конечно же, в мешке остался?
— Само собой, в мешке. Не мог же я его под подушку спрятать… за полным отсутствием таковой. Кстати, интересно, как они тут спят — без подушек?
Этот вопрос напарник проигнорировал, и беседа прервалась, чтобы возобновиться уже на закате.
— Эй, Нгоно, друг мой. Ты что там, спишь?
— Немного поспал, врать не буду.
— Я тоже. Теперь голова куда как меньше болит. А знаешь, — Саша вдруг улыбнулся, — все-таки хорошо, что на мне джинсы!
— Хм… и что же в этом хорошего?
— А в том, что туника — навыпуск, и карманов на джинсах не видно… А в заднем карманчике у меня перочинный нож! Так что ждем темноты, дружище Нгоно! Кстати, не видишь ли ты наших стражей?
