А. Кунгуров продолжает: «Первыми в России плавучую тюрьму создали белые во время ярославского мятежа летом 1918 года… Красные тоже использовали баржи в качестве тюрем. Но как только мы встречаем упоминания о затопленных баржах с врагами советской власти, тут же веет маразмом. Пленных врангелевских офицеров никто в баржах не топил». Ну, к маразму в холопском виде мы у Михалкова давно привыкли с тех пор, когда к Путину он обратился: «Ваше превосходительство!..» И, пожалуй, готов был, как Жириновский, приложиться к ручке.
К этому можно добавить вот что. Был такой военный историк, полковник царской армии Владимир Конкордович Абданк‑Коссовский (1885–1962). Ему довелось быть в числе тех врангелевских офицеров, которые эвакуировались из Крыма. В 1922 году он оказался в Париже. И сорок лет занимался сбором материалов по истории русской эмиграции, рассеянной после Гражданской войны более чем в двадцати странах. Ему удалось собрать одну из самых полных коллекций документов и свидетельств в этой области. Выставки этой коллекции он устраивал в Париже в 1935, 1948 и 1958 годах.
Так вот, и у него тоже — ни слова о крымской «барже смерти». Но читая его очерк «Русские офицеры в изгнании» и примечания к нему, и узнаем и вспоминаем много примечательного. 8 февраля 1920 года Красная Армия, в том числе кавбригада Григория Котовского, освободили Одессу. Белым удалось часть своих разбитых войск эвакуировать в Крым. 26–27 марта под напором Красной Армии из Новороссийска тоже морем и тоже в Крым бежали остатки Добровольческой армии, покинутой своим командующим генералом Деникиным, и Донской армии.
4 апреля войска, уже находившиеся в Крыму, и пополнение, прибывшее из Одессы, Новороссийска и кое‑откуда еще, а также мобилизованных из местного населения возглавил генерал‑лейтенант Врангель. Ему подчинялся также Черноморский флот.
4‑го же апреля Врангель первым делом издал секретный приказ № 002430, предписывавший командующему Черноморским флотом тайно подготовить суда для эвакуации в случае необходимости 100 тысяч человек. Однако после этого Врангель предпринял несколько попыток расширить подвластную ему территорию за пределами Крыма. Все попытки оказались неудачны. Тем не менее у генерала имелись еще значительные силы: 23 тыс. штыков, 12 тыс. сабель, 213 орудий, 1663 пулемета, 45 танков и бронемашин, 14 бронепоездов и даже 42 аэроплана. Эту силу 7 ноября 1920 года поперла через Сиваш и Перекоп Красная Армия под командованием Фрунзе. Однако врангелевцы отступали на юг довольно организованно. Их ждали в крымских портах суда, приготовленные по приказу Врангеля. «С 31 по 3 ноября (по старому стилю), — пишет Абданк‑Коссовский, — из портов Крымского полуострова вышло 126 судов военного и торгового флота, имея на борту около 150 тыс. человек: свыше 100 тыс. воинских чинов и около 50 тыс. гражданского населения, в том числе свыше 20 тыс. женщин и около 7 тыс. детей» (ВИЖ № 6’95, с. 79). При такой обстоятельной осведомленности невозможно допустить, что автор не знал о «барже смерти».
Впрочем, нет, одна «баржа смерти» все‑таки была. Это эскадренный миноносец «Живой», который, несмотря на свое имя, не выдержал семибальный шторм и затонул. На его борту находилось 250 человек, в основном — офицеры Донского полка (там же, с. 82). Вот этот скорбный миноносец Михалков и мог изобразить, если бы знал о нем, что очень сомнительно. Но ни Фрунзе, ни кто другой из большевиков морскими владыками, способными поднимать шторм, все‑таки не были…
Ни Крушинский, ни Шамбаров, ни Кунгуров, ни Абданк‑Коссовский «баржи смерти» не нашли. А я, кроме эсминца «Живой», нашел и еще одну. Правда, не на Черном море, а на Неве. О ней поведал еще в 1992 году писатель Владимир Солоухин в книге «При свете дня», изданной на американские деньги. Он писал там, что в ночь с 25 на 26 октября (с 7 на 8 ноября) 1917 года в Зимнем дворце арестовали министров Временного правительства и, «не мешкая ни часу, ни дня, посадили их в баржу, а баржу утопили в Неве» (с. 161–162). Буль‑буль…
В книге Солоухина было много «достоверных фактов», взятых с потолка, с чердака и из погреба. Например, автор уверял, взяв с потолка, что в составе первого Советского правительства было 20 евреев и только 2 русских. Во‑первых, в правительстве было не 22 наркома, а 15. Во‑вторых, ведь этот состав СНК давно и хорошо известен: там был один‑единственный, но крайне голосистый еврей — Л.Д. Бронштейн‑Троцкий (Великая Октябрьская революция. Энциклопедия. М. 1987, с.481). (Между прочим, наш президент все время путает известного Эдуарда Бернштейна со сверхизвестным Львом Бронштейном, приписывая второму пресловутый постулат первого: движение — все, цель — ничто. И никто из его многочисленных советников, консультантов и звездочетов не смеет его поправить.).
А с чердака В. Солоухин взял и за американские деньги растиражировал такое: «В 1918 годе Ленин бросил крылатую фразу: пусть 90 % русского народа погибнет, лишь бы 10 % дожили до мировой революции». Тогда‑то Лацис, заместитель Дзержинского (коим он никогда не был. — В.Б.), опубликовал инструкцию своим подчиненным: «Мы истребляем буржуазию как класс… Не ищите на следствии материала и доказательств того, что обвиняемый действовал делом или словом против советской власти».
На чердаке было очень темно, и писатель сгреб там сразу несколько глупостей. Во‑первых, «крылатую фразу» бросил не Ленин, а Зиновьев. Это не одно и то же. Во‑вторых, в этой «фразе» некрасивые цифры стояли все‑таки в обратном порядке: не 90 и 10, а 10 и 90. Значит, писатель соврал в девять раз. Наконец, Ленин не только не бросал «крылатую фразу», но и немедленно отчитал Лациса: «Вовсе не обязательно договариваться до таких нелепостей, которую написал товарищ Лацис: «Не ищите (?!!) в деле обвинительных улик о том, восстал ли человек против Советов оружием или словом» (ПСС, т. 37, с. 310).
Воочию видя, что автор работает недобросовестно, Вадим Кожинов, естественно, заподозрил, что и «баржа смерти» взята с потолка, с чердака или из погреба. И начал копаться, проверять. И при его известной дотошности вот что установил. Оказалось, министры Временного правительства действительно были арестованы и отправлены в Петропавловскую крепость. Но, будучи утоплены писателем Солоухиным, одни все‑таки выплыли из подернутой льдом Невы, а другие вынырнули аж в Сене. Иначе говоря, очень скоро, буквально через несколько дней их выпустили безо всяких последствий и условий на все четыре стороны. Их было пятнадцать человек. Восемь уехали во Францию, семь остались на родине. Как же сложилась их жизнь?
Военно‑морской министр адмирал Д.Н. Вердеревский пережил войну, немецкую оккупацию Франции, а в мае 1945 года был на приеме в нашем посольстве и пил за здоровье Сталина. Он даже успел получить советский паспорт, но не успел вернуться на родину — в 1946 году умер, ему было 73 года.
Министр исповеданий А.В. Карташев стал во Франции выдающимся историком православия, тоже пережил оккупацию и умер в 1960 году в возрасте 85 лет.
Министр‑председатель Экономического совета С.Н. Третьяков, внук знаменитого создателя знаменитой картинной галереи, еще в 1929 году стал во Франции ценнейшим агентом нашей разведки, но в 1943 году немцы его раскрыли и он был расстрелян.
Из тех, кто остался на родине, нельзя не вспомнить генерала А.А. Маниковского, в последние дни Временного правительства исполнявшего обязанности военного министра. Он стал начальником снабжения Красной Армии, но в 1920 году погиб в железнодорожном крушении.
Министр путей сообщения А.В. Ливеровский работал по своей транспортной специальности и сыграл важную роль при прокладке знаменитой «дороги жизни» в дни блокады нашей северной столицы, за что получил медаль «За оборону Ленинграда» и другие награды. Министр земледелия С.Л. Маслов (1873–1943) долгие годы преподавал в МГУ.
Как известно, Временное правительство за восемь месяцев своего существования пять раз меняло состав. Так что на одной и той же должности побывали разные лица. Назову еще несколько имен, ограничиваясь уже самыми краткими сведениями о них, которые, однако, убеждают, что никто из них не угодил на солоухинскую «баржу смерти».
Министр иностранных дел М.И. Терещенко укатил за границу и прожил там до 1956 года. Этот крупный землевладелец едва ли пил в Париже за здоровье Сталина.
Там же оказался и министр торговли и промышленности А.И. Коновалов (1875–1948), заместитель Керенского. А другого министра торговли и промышленности — С.Н. Прокоповича (1871–1955) пришлось в 1922 году выслать из страны за антисоветскую деятельность: он возглавил подпольное Временное правительство. Министр просвещения А.А. Мануйлов (1861–1929) поначалу эмигрировал, но очень скоро вернулся и даже стал марксистом. Другой министр того же ведомства С.С. Слезкин (1862–1932) с 1929 года до самой смерти был директором Ленинградского института экспериментальной медицины. Министр почт и телеграфа А.М. Никитин тоже в 1920 году был осужден за антисоветскую деятельность, но был досрочно освобожден и работал по линии кооперации. Министр государственного призрения Н.М. Кишкин (1864–1930) тоже отсидел за что‑то какой‑то срок, но потом работал в Минздраве. И министр труда К.А. Гвоздев, член ЦК партии меньшевиков, не избег суда, но это было уже в 1931 году. Военный министр генерал А.И. Верховский (1886–1938) с 1918 года служил в Красной Армии.
