Но мистер Фентон продолжал стоять точно соляной столп[16]: неспешно тянулась минута за минутой, и Мэри вдруг поняла, что он не повернется к ней. Она поежилась, усталость тяжестью навалилась на плечи, однако девушка нашла в себе силы и сдержалась.
— У меня еще очень много дел, — как бы невзначай заметила она. — Мне надо возвращаться домой. До утра предстоит столько всего сделать.
Мистер Фентон рассудительно кивнул и только теперь повернулся к ней, но так и не решился посмотреть ей в глаза. Вместо этого взгляд его вознесся к небесам, а указательный палец пронзил воздух, точно перст священника, читающего проповедь с амвона.
— Ну вот, — промолвил он, — я знал, что она снова начнет.
Приглушенный голос кукушки вновь послышался над долиной.
Пробный камень
Что он мог ответить на письмо Ньютона? Этот человек всегда беспокоил его.
«Сижу здесь, в Ланкастере, ровно курица на остывших яйцах, — писал Ньютон тяжелым, каллиграфическим почерком, и все его письмо, достаточно убедительное и в то же время горькое, было полно нескрываемого сарказма и пессимизма. — Вопрос с собственностью в Кенте по сей день так и не удалось решить, отсюда я заключаю, что либо наши планы потерпели полный крах, либо нас раскусили (теперь, по крайней мере, есть причина слегка остудить даже твой неистребимый оптимизм). От тебя я тоже не получил ни единой строчки. Ты мог воспользоваться предоставленной свободой и навсегда затеряться в туманах Шотландии или же нанять лодку до западного острова[17] и скрыться от меня со всем добром — столовым серебром, бельем и прочим. Это мое второе послание послужит предупреждением. Если в самые ближайшие дни я не получу от тебя известий, то обещаю, что автор сего письма без всяких дальнейших предупреждений собственной персоной явится в Кесвик и, если потребуется, силой добьется от своего друга полковника Хоупа встречи. До меня уж и так дошли слухи о том, что сей полковник приехал в эти места некоторое время назад, чтобы выполнить кое-какие дела перед отъездом в другую страну». Затем следовали общепринятые любезности и замысловатая подпись, которую было трудно разобрать.
Приди в голову полковнику идея написать своему компаньону всю правду, как есть, то следующим же дилижансом Ньютон пересек бы Пески и самолично явился бы с визитом к Хоупу. В то время как последний в течение нескольких дней подряд предавался отдыху на рыбалке с Баркеттом. Кроме того, полковник успел посетить Кроствейтскую церковь, слегка приволокнулся за горничной Кристиной, на досуге вечером набросал в дневнике несколько строк о городе, а заодно подытожил не слишком впечатляющие результаты всех своих многочисленных прогулок. Ньютону было бы лучше и вовсе не знать, какая борьба идет в глубинах его души. Новый образ полковника Хоупа не желал втискиваться в отведенные ему узкие рамки, и всякий раз стремление примерить новый характер наталкивалось на неодолимое сопротивление. Он даже был готов смириться и отступить. Однако же этот новый образ привносил в его сознание то умиротворение и покой, какого он уже давно не знал в своей жизни. Это казалось полным безрассудством. Он сам себе напоминал камень, который пустили в полет по глади озера. Он мечтал обрести свободу, сбросить с плеч непомерный груз принуждения и многочисленных обязательств, избавиться от давления и соблазнов, которые преследовали его по пятам. Он и сам бы не сумел объяснить причину, однако подобные помыслы прочно завладели его духом. Всякий раз при одной лишь мысли, что он станет просто человеком, свободным, точно птица, в его душе поднимался безрассудный восторг. И именно эти его переживания сейчас грозили нарушить весь ход их общего дела. Вдребезги разбить стратегию, которую они совместно разработали, дабы выжить в этом жестоком мире. И как бы он ни старался, никак не мог избавиться от дьявола, овладевшего его сознанием. В какой-то мере ему даже нравилось это совершенно никчемное бунтарство…
Это было сродни сумасшествию. Он знал это. Настоящее сумасбродство срывать еще не созревшие плоды, верить, будто сновидения могут воплотиться в реальность; и уж тем более верх легкомыслия — упустить лучший шанс в жизни, даже если это последняя твоя надежда здесь, в Англии.
«Мой дорогой Ньютон, — писал он, — ты правильно делаешь, что распекаешь меня. Я и в самом деле оказался весьма беспечным, но это нисколько не касается наших общих планов». Каяться, быть льстивым, высокопарным — все, что угодно, лишь бы усыпить бдительность Ньютона!
«В Кесвике отменная рыбалка. Я порядочно освоил это древнее занятие, однако здесь нет ни пеструшки, ни окуня, который бы отвечал нашему изысканному вкусу, ни того прекрасного пресноводного лосося, что, по нашему общему мнению, более всего нравится нам. Здесь все больше водится озерная форель, это особенность местной природы, тем не менее поймать ее — немалая удача. (И все же, если смогу, я обязательно поймаю форель.) Никаких щук, и слава Богу! Большое количество мелкой рыбешки, да меня она не интересует. Как и прежде, продолжай посылать письма по здешнему адресу. Если мне доведется отлучиться, я попрошу моего друга мистера Вуда — хозяина гостиницы, того, у которого бельмо на глазу, — придержать их или отправить вслед за мной с голубиной почтой. Я слышал, будто в Баттермире и Грасмире проводятся спортивные соревнования. Я намерен отправиться в один из этих городишек на несколько дней. Не беспокойся, мой друг, в исполнении нашего общего дела я заинтересован не меньше, нежели ты сам, и столь же настойчив. Нам должен достаться хороший улов. Мне повезет в самом ближайшем будущем: я чувствую. Тем временем я воздерживаюсь от возлияний, веду себя солидно и в великолепной физической форме. Напиши мне как можно скорее. Твои письма служат мне залогом нашей дружбы и поддерживают меня». Подписавшись, он добавил: «P.S. Не думай, будто я украл у тебя столовое серебро, белье и прочее. Они здесь приносят мне немалую выгоду. Мистер Вуд доложил мне, что его слуги никогда в жизни не видали подобной красоты. Он поведал мне, что когда они подают все это столовое серебро к обеду у меня в комнате, где оно находится в полной сохранности, то чувствуют себя настоящими пиратами Карибского моря, припрятавшими награбленные трофеи!»
Он пробежал написанное взглядом. Его несколько беспокоил легкий, даже шутливый тон собственного послания. Ньютону он мог прийтись не по вкусу, однако полковник и без того постарался описать ситуацию как можно более полно, выложив компаньону все подробности, которые тому следовало знать. К тому же переписывать письмо Хоупу вовсе не хотелось. И потому он открыл окно и через весь двор окликнул тощего Мальчишку-мартышку, который уже после первой встречи с важным господином стал преданным его слугой.
Хоупу доставляло немалое удовольствие неторопливо ставить свои инициалы на конверте, а затем посыпать его песком, в то время как мальчишка терпеливо ожидал, с интересом наблюдая за каждым действием постояльца. То же самое полковник проделал еще с двумя письмами мистера Вуда, таким образом оказывая вполне ощутимую услугу хозяину гостиницы. Пересылка писем почтой стоила дорого — шиллинг за послание, — но Хоуп, будучи членом парламента, имел право ставить собственную печать или франкировать[18] конверты. Это была завидная привилегия, но, стоит ему попасться на подобном мошенничестве, и суд без малейшего снисхождения приговорит его к смертной казни через повешение.
Двойной комплекс гимнастических упражнений пошел Хоупу на пользу. Он занимался до тех пор, пока не покрылся капельками пота, затем с удовольствием умылся холодной водой из двух кувшинов, которые ему после завтрака принесла Кристина. После чего оделся самым тщательным образом, как обычно придавая огромное значение малейшим деталям. Однако, заглянув в кошелек, он обнаружил, что после многочисленных трат осталось у него всего несколько шиллингов. Этого и следовало ожидать.
— Мистер Вуд, если вас не затруднит, запишите эти расходы на мой счет… На днях я должен получить вполне приличную сумму денег, но вы же сами понимаете, каково это — путешествовать по стране нам, старым солдатам. Благодарю вас… полагаю, десяти фунтов будет вполне достаточно. И уж конечно, мне бы очень хотелось потратить некоторую сумму, дабы вновь насладиться вашим обществом, как в прошлый раз, когда мы так превосходно провели время за содержательной и столь мудрой беседой. — Его звучный голос разносился по крохотному холлу, и вся прислуга, оказавшаяся поблизости, впрочем, как и постояльцы гостиницы, принялась старательно прислушиваться: во сколько хозяин оценит столь красноречивый и лестный комплимент. — Наше с вами… э-э… приключение я мог бы назвать самым захватывающим, увлекательным и полезным для ума из всех, что я когда-либо переживал за всю мою жизнь. А уж можете мне поверить, видывал я немало: и в Лондоне, и в Европе, на борту корабля, на суше… Я весьма благодарен вам, сэр… и, приятного вам дня, мистер Вуд. Кстати, мистер Вуд, ваши письма, я их франкировал… ну что вы! Не стоит благодарностей. Ни в коем случае. С превеликим удовольствием, сэр.
