-- Шкурник ты! -- воскликнул Поддубный, когда летчик возвратился из полета, и так тряхнул его, что тот побледнел.
Таким был Поддубный прежде. Таким остался и теперь.
И вскоре, верный своей натуре, он вновь сцепился с Гришиным.
Это было во время ночных полетов.
Летали летчики-перехватчики.
Поддубный еще на старом месте службы овладел радиолокационным прицелом и участвовал в таких полетах. Но уже первый вылет вызвал в нем жгучую досаду. В самый ответственный момент, когда цель появилась на индикаторе, штурман-наводчик неожиданно отдал приказ летчику-"противнику" обозначить себя в воздухе лучом фары.
-- Для чего вы отдали такой приказ? -- накинулся на штурмана Поддубный, спустившись на командный пункт.
Штурман-наводчик, склонившись над планшетом, производил в этот момент расчеты и поэтому ответил не сразу:
-- Чтобы вы не наткнулись на "противника". Таков приказ майора Гришина.
-- Где майор?
Солдат-планшетист указал на дверь влево.
Гришин разговаривал с кем-то по телефону. Поддубный подождал, пока он положит трубку.
-- Кто и когда, -- без обиняков приступил к нему Поддубный, -- кто и когда давал указание, чтобы "противники" обозначали себя фарами?
Гришин поднял усталые глаза.
-- Допустим, я давал такие указания. Допустим. А в какой мере это вас интересует?
Поддубный едва сдерживал готовый прорваться гнев.
-- Меня это не только интересует. Меня возмущает!
-- Вот как! Мы, можно сказать, вашу жизнь оберегаем, а вы голос повышаете...
-- Это не учение! Это черт знает что! Предположим, что летит не условный, а реальный противник, вы тоже скомандуете ему: "А ну-ка, любезный мистер, блесни-ка фарой, мы увидим тебя и собьем". Так, что ли, по-вашему? На дураков рассчитываете?
-- Я посоветовал бы вам, товарищ майор, как помощнику по огневой и тактической подготовке, заниматься своими мишенями и не поднимать шум здесь, на КП. Не мешайте нам.
-- Не мешать вам заниматься упрощенчеством?
Гришин, как делал это и прежде, демонстративно отвернулся.
Поддубный вскипел:
-- Я напишу жалобу генералу Щукину!
-- Пишите, -- равнодушно ответил штурман. Но, помолчав, сообразил, что жалоба все-таки реальная вещь, и сразу переменил тон.
-- Иван Васильевич, -- сказал он, теребя шевелюру всей пятерней, -- вы все-таки не забывайте, что в воздухе противник условный. Собственно, ведь никакого противника нет. Два летчика, выступающие с двух сторон. Два наших советских летчика. Подумайте, стоит ли рисковать? Наткнутся друг на друга в воздухе -- вот вам и конец: сразу две катастрофы. В армии узнают, до Москвы дойдет, за летчиков будем отвечать своими головами.
-- Но ведь так мы никогда не научим летчиков перехватывать ночью самолеты!
-- Как это не научим? Разве фара мешает ловить "противника" в прицел?
-- Какая уж там ловля, если "противник" обозначает себя фарой! И откуда вы взяли, что летчики могут налететь друг на друга? Ведь имеется же бортовой радиолокационный прицел. Нет, Алексей Александрович, учить летчиков и штурманов-наводчиков, как учите их вы, мы не имеем права. Так мы никогда не подготовим их к суровым испытаниям современной войны, и с вашими доводами я в корне не согласен. Дело это принципиальное, речь идет о нарушении главного принципа боевой подготовки, и я самым решительным образом буду выступать против нарушения.
-- Это дело мы как-нибудь утрясем, -- примирительно сказал штурман. -Поговорим с полковником. Возможно, придумаем что-либо иное...
-- Да, с полковником так или иначе придется поговорить, -- согласился Поддубный.
Выйдя с командного пункта, он направился к стоянке самолетов, где случайно натолкнулся на лейтенанта Байрачного.
-- А вы что здесь делаете?
-- Любуюсь, товарищ майор, как летают. Никогда не доводилось подыматься в ночное небо. Хоть бы вы провезли когда-нибудь на "спарке".
-- Придет время -- провезу. А в паре летаете?
-- Вылетал уже, и неплохо, -- похвалил комэск. -- И вам за помощь спасибо, товарищ майор.
-- Поезжайте домой.
-- Есть, ехать домой!
У одного самолета стояла группа авиационных специалистов.
Кто-то декламировал:
Нет, я не Пушки, я иной,
Еще неведомый избранник,
По штатной должности -- механик,
Но с поэтической душой...
Интересно, кто ж это там с поэтической душой?
Майор включил фонарик.
Поэт-декламатор шмыгнул в сторону и скрылся в темноте.
Полеты продолжались.
Далеко за горизонтом, обозначая взлетно-посадочную полосу, уходили два длинных ряда аэродромных огней. Искрами стожар переливалось посадочное "Т". Над аэродромом сновали красные, зеленые и белые светлячки -аэронавигационные огни самолетов.
Ляжет на взлетную полосу луч прожектора, осветит ее самолету, планирующему на посадку, и снова погаснет, как только тот закончит последний этап своего полета -- пробег.
В тускло освещенной будке СКП, на крыше которой то вспыхивали, то потухали сигнальные лампочки -- по ним ориентировались прожектористы, -маячила грузная фигура полковника Сливы. Он имел привычку руководить полетами стоя. Обращаться сейчас к нему не было никакого смысла -- он был на посту, и Поддубный отправился в дежурное помещение. Настроение у него упало: обидно было, что полеты перехватчиков столь же далеки от боевой действительности, как небо от земли.
Приехала на летние каникулы Лиля. Избегая встречи с Телюковым, она несколько дней не выходила за палисадник. Однажды Харитина Львовна послала ее в буфет при летной столовой за минеральной водой. Там она случайно увидела Поддубного. За этот месяц он загорел и заметно похудел. Густые каштановые волосы короткими кольцами спадали на широкий лоб. Здороваясь, Поддубный торопливо сунул в карман комбинезона не совсем свежий носовой платок, которым вытирал вспотевшее лицо.
-- Пожалуй, на севере лучше было? -- спросила Лиля, думая в то же время о том, как тяжело ему одному, некому даже постирать...
-- Пока что я чувствую себя здесь, как белый медведь в зоопарке. Ну, а вы как -- сдали экзамены?
-- Да, перешла на четвертый курс, -- ответила Лиля.
Она взяла две бутылки воды и вышла из столовой. Пройдя несколько шагов, безотчетно оглянулась. Поддубный стоял у окна и задумчиво смотрел ей вслед. Девушке стало как-то не по себе, она ускорила шаги и больше не оглядывалась.
Прийдя домой, Лиля откупорила бутылку, протянула стакан матери и принялась дочитывать книгу. Прочла полстраницы и задумалась.
Как белый медведь... Да, нелегко ему здесь... А покраснел, как школьник... На службе, однако, не такой -- настойчивый, решительный. Отец говорил, что не поладил с Гришиным, что они на ножах. Лиля сама не любит этого Гришина, да его вообще мало кто уважает в полку.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
