жизни и пространства плющом, накрытое толстыми покрывалами серо-зелёного мха.
Жизнь буйствовала.
Как бы говорила — всё пройдёт, и вы тоже. Лишь я вечна.
Лестница из кое-где треснувших плит поднималась почти до вершины, там разбегалась каменным кольцом, охватывая холм. И ещё вдоль внешнего края кольца тянулась гранитная балюстрада — метровые балясины с грубо вырезанными шаровидными навершиями, накрытые широкими закруглёнными перилами.
Самое же неожиданное ждало Егора наверху.
Неподалёку от подъема на холм на перилах балюстрады сидела непривычно одетая девчонка. Лет так… наверное, с егоров возраст. Или годом-двумя младше?
Открытый всем ветрам торс, узкая полоска топа и короткий плащ-палантин, скрепленный большой красной заколкой и закрывающий лишь плечи. Длинная юбка в пол, с разрезами едва не до пояса. И яркие, слепящие в наступающей вечерней тьме сине-красные огни: изогнутые линии и пятна-светляки, что ползали и скользили на полах юбки.
Под вечерним ветерком та трепетала, обнажая голые ноги.
Девчонка тихонько плакала.
И ещё чудилось, что над ней нависает огромнейшая тень. Тень незримая взглядом, но ощущаемая сердцем. Тяжкая, стотысячетонная громада, сокрытая в дрожащем мареве темнеющего неба. Веяло чем-то из гулкой пустоты, не то смертельной угрозой, не то холодным предостережением.
Егор остановился и не сразу заставил себя двинуться к незнакомке.
И тень явилась.
С каждым шагом за спиной девчонки всё сильнее наливался красками и вещественностью высоченный силуэт непонятных, но явственно осознаваемых технологических форм. Прямые линии корпуса сменялись резкими изломами. Чудились бронированные башни и глубокие казематы; длинные стволы ужасающих орудий двоились и троились, или вовсе исчезали. Там и сям по броне пробегали призрачные огни, в воздухе разворачивались бледные транспаранты, заполнялись строчками неведомых иероглифов и тут же таяли, пропадая в тенях. Резко выдвигались угольно-чёрные пирамиды, целились в Егора и медленно тонули в корпусе.
На груди у парня крутанулось несколько ярких знаков, напоминающих лазерные прицельные метки.
От внезапно навалившейся на плечи тяжести Егор пошатнулся.
Огромный и страшный железнодорожный костыль в сотню метров высотой висел в воздухе, не касаясь земли. Топорщился угловатым, нависал тяжким, резал бритвенным. Жуткий стальной монстр был окутан тончайшей режущей глаз синей сетью, ячейки которой вспыхивали то тут, то там пронзительной бирюзой.
— Тяжко, морча? — бросила в воздух девица, не глядя на Егора. Устало, но в то же время слегка злорадно. — Так тебе и по мойрам.
Сделав шаг, другой, Егор почувствовал, что неведомая тяжесть отступила. Не пропала вовсе; отодвинулась и висела рядом, готовая при неверном движении раздавить насмерть.
Когда Егор приблизился, девчонка нехотя повернула к нему голову.
— Проходи мимо, морчок, — процедила она и смахнула с лица слезы. — Не твоя основа.
Ответил Егор далеко не сразу, но всё же возразил:
— Я не… морчок.
И выдохнул.
Тысячетонный костыль, сука, давил.
— А то не вижу, — зло усмехнулась девчонка и отмахнулась. — Морчок как есть. Джинса, куртка из кожи дермантина, рюкзак и эта… как её… свинка. Нет, крынка. Пенка! Даже пенка! Просто как по заказу!
— Не морчок я. Меня Егором зовут. Егор Метелица!
— Все вы Егоры, — презрительно сплюнула девица и шмыгнула носом. — Все. Сколько жду здесь — один за другим. Одинаковы на морду. Разве что одеждой различаетесь.
— Да я один такой! Клянусь! А что с одеждой не так?
Девица отвернулась и равнодушно уронила:
— Позавчера тупой морчадла приперся в десантурном скафе позапрошлого десятилетия. Прикинь, какой дубак?
Егор прикинул. Фигня выходила. И не в том, что не знал про десантурные скафы. По словам догадаться можно, что это броня для космического десанта.
Хрень в том, что для девчонки это прошлое!
— Верно, кто же носит скафы? — покивал Егор и уточнил: — А десантурные, это какие?
— Не бренчи по нервам, морчок. Все астралы скафы носят. Ну, если не в гейсе или схиме. Но твой дружок додумался свежак нацепить. На половину столетия пролетел, историю хуже меня знает.
— Слушай. Я-то не в скафе? Одежда новая, вчера покупал. Хочешь, чеки покажу? У меня сохранились.
— Чеки?
— Бумажки такие, кассы их печатают, когда чего-то покупаешь.
— Кассы?
— Ну, штуки такие, в магазинах. Ты продавцам деньги отдаёшь, они тебе товар выдают и чеки пробивают через кассу.
— Бумажки пробивают? Зачем?
— Покупателям отдают, да и для учёта налогов, наверное. Не знаю.
— Налоги… — забормотала девчонка и уставилась в небо с пятнами лун. — Обязательные индивидуальные безвозмездные платежи, взимаемые с организаций и физических лиц в форме отчуждения… Это?
— Вроде да.
Девчонка хмыкнула и с подозрением осмотрела Егора. Нахмурилась.
— Так ты чё, подтверждённо квалифицированный чувак? Настоящий Егор Метелица?
— Два дня назад день рождения был. Четырнадцать стукнуло.
Девица сплюнула и повертела перед носом Егора фигу.
— Скользишь, морча!
Осмотрела ещё раз.
— А ну, чего там на боку болтается?
Егор вынул клинок, протянул девчонке.
— Нож такой, мачете называется. Ветки рубить, дрова, от зверей отбиться.
Девица вцепилась в нож, обнюхала, пощёлкала ногтем по грубо откованному лезвию, внимательно вслушиваясь. На миг замерла, будто оледенев. И — вспыхнула радостью.
— Деда! Помню эту кочергу, дома висит! — завопила она, спрыгнула с балюстрады и, размахивая ножом, метнулась к Егору. Врезалась, сбила с ног, обхватила крепко-крепко и уткнула мокрое от слёз лицо в грудь. — А я тебя тут месяц жду!
Егор грохнулся на спину, рюкзак отлетел в сторону. Мачете воткнулось в землю рядом с левым ухом. Незнакомка молотила Егора по груди острыми кулачками и кричала невнятное, заливаясь слезами и безумно хохоча.
— Ах-х-хр… — просипел Егор. — Камень!
При падении напоролся спиной на нечто остро-угловатое.
— Извини! — девчонка утёрла лицо и помогла встать. И снова обхватила, да так крепко, что вздохнуть не получалось. — Наконец-то не морчок! Уж не надеялась!
Отодвинулась, не выпуская из цепких рук, воссияла улыбкой. И долго молча разглядывала, лишь носом шмыгала.
Егор тоже молчал, не зная что и сказать.
Он — дед? А это внучка?
Да это крындец какой-то! Хотя девчонка клёвая, не отнять, но совершенно безбашенная. Чуть не зарезала от радости.
Оторва же оторвалась от названного ею деда и углядела лазерные метки на нём. Поморщилась. Метки пропали.
— Дредмос бдит, — объяснила она и лукаво хихикнула. — Параноик тот ещё, никак не отучу. Помнишь, ты подарил, а он брыкался? Но я приручила, а потом здорово перестроила, теперь он в глубокую синеву и тяжёлые фрагглы. Прикинь? Аж пятые фрагглы ему
