Как только стало ясно, что отец закончил важный разговор и гость, в смысле я, накормлен до отвала, женская часть дома моментально подсела и начала выяснять разные подробности. Мать интересовали мои дети. Как они живут и чему учатся. Девушки внимательно слушали, задавая уточняющие вопросы. Их больше интересовала Анна. Не смотря не заочное знакомство, они очень много о ней знали и от меня, и из еще каких-то неизвестных мне источников. В их представлении она была что-то вроде главы клана. Что такое руководить несколько сотнями семей они прекрасно представляли. Говорили мы на иврите. Тоже друзская особенность. В школах программа обучения была целиком взята из Израиля. Второй язык был иврит, который начинали изучать с первого класса и только третий — английский. Французский, культивировавшийся в Ливане и Сирии, остался только у старшего поколения. Выросшая при независимости молодежь, в отличие от живших при французах, вовсе не желала возврата к старым отношениям, даже при условии лидирующего положения. Жизнь в собственной стране их вполне устраивала.
Тут нет, как у мусульман желания, чтобы женщина сидела дома и занималась только хозяйством. Образование ценится. Старший брат Хамза окончил израильское военное училище, средний — Аюб учится в университете в Хайфе. Многие друзы учатся в Израиле, но для девушек это превращается в изрядную проблему. До замужества она обязана ночевать в отчем доме. Даже израильские друзы, которых больше 10 тысяч, и живут возле Хайфы, могут отпустить ее в университет, который находится от друзских деревень относительно недалеко (полтора-два часа езды на машине), а вот в высших учебных заведениях Иерусалима — друзских девушек нет. Слишком далеко и сложно.
До сих пор друзских врачей можно было посчитать на пальцах одного человека, хотя и требовались ноги, для точного учета. Может это преувеличение, но местных медработников было очень мало. Практически все, работавшие в стране, были израильтяне. Недавно было заключено соглашение между Израилем и Друзским государством о создании в Сувейде медицинского центра, включающего в себя обучение врачей и медсестер. Деньги давали американцы, обучать приедут израильтяне. Они явно нацелились учиться там, вот только что я мог об этом знать? Совсем не моя сфера деятельности, только то, что пишут в газетах. Пришлось пообещать узнать все что можно, а подобные обещания надо выполнять.
Почему их все-таки так не любят арабы? Конечно, друзам пришлось стать отличными бойцами, мастерами партизанской горной войны. Но, чтобы выжить, этого оказалось мало. И тогда друзы изобрели для себя принцип «такийя», что можно перевести как «сокрытие ради безопасности», или проще — «маскировка». В этот принцип входит многое. Например, живя среди людей иной национальности, друз никогда сам не скажет, что он друз, никогда не станет не то что выпячивать, но даже намекать на свою принадлежность к муахиддун. Среди мусульман он будет вести себя как мусульманин, среди иудеев — как иудей, среди христиан — как христианин. Друз легко примет законы любой страны, где бы ни жил, ни за что не станет критиковать тот или иной порядок или обычай. Он будет открыт навстречу любому человеку и дружелюбен с ним настолько, насколько это возможно.
Вот только окружающие прекрасно знают, что они другие. В друзских деревнях вы не услышите криков муэдзинов, которые пять раз в день сзывают верующих на молитву в деревнях арабских. Здесь не только нет мечети, здесь можно вообще не молиться. У кого-то из посвященных молитву заменяет медитация, а для простых смертных и она не обязательна. Посты, которые являются обязательными для мусульман, у друзов не соблюдаются, хотя известно, что в отдельных случаях их заменяют периоды молчания. Пожертвования, расписанные у мусульман, «от и до», делаются исключительно добровольно. А главное, практически отсутствуют культовые места и религиозные церемонии. Так что соседей это изрядно раздражает. Похожи на своих, но какие-то явно чужие, которые еще и скрывают свою чуждость.
Да и земельный вопрос, в районе, где за каждый клочок земли вечно дерутся, а друзы не менее жестко, а иногда и более, отстаивают свои права уже много столетий, популярности им не добавляет.
Совместная операция прошла успешно. Высадку с вертолетов никто не заметил и работали по стандартному плану. Основная группа залегла у обочины, неподалеку от того места, где дорога делала крутой подъем в гору, тщательно замаскировавшись. Еще две прикрывали, готовые отсечь не вовремя проезжающих посторонних.
Примерно в 12 часов послышался шум приближающейся колонны автомобилей. Прежде чем конвой опомнился, спецназовцы открыли плотный автоматный огонь по машинам с охраной. Несколько солдат были убиты на месте, один сирийский офицер получил тяжелое ранение, даже не успев понять, что вокруг происходит. Остальные офицеры выскочили из машины. Поняв, что сопротивление бесполезно, пятеро офицеров бросили оружие, и подняли руки. Вся операция заняла не более пяти минут. В руках орловских парней оказалось пять высокопоставленных сирийских офицеров и трое солдат. Среди офицеров были генерал — начальник оперативного отдела сирийского генштаба, два полковника военной разведки и два офицера разведки сирийских ВВС. На обнаруженной при них карте были помечены военные и гражданские объекты, расположенные на территории Израиля.
Несколько часов спустя после успешно проведенной операции, в канцелярии премьер-министра состоялось специальное совещание правительства. На следующий день, через американских дипломатов в Дамаск, было передано секретное послание израильского правительства, в котором утверждалось, что в руках израильских спецслужб находятся пять высокопоставленных офицеров сирийского генштаба. Израильская сторона готова завтра утром обменять на двух друзов, захваченных сирийцами в плен ранее и трех алавитов, сидящих в тюрьме. Сирия заявила, о своей готовности провести обмен, но потребовала не включать алавитов в сделку и вернуть всех.
Израиль не желал возвращать всех и требовал равноценного обмена. В Дамаске понимали, что пленные сирийские офицеры были основательно допрошены израильскими спецслужбами, и уже не торопились заключать сделку. Переговоры приняли затяжной характер. Только через два месяца обмен состоялся. Все это время мы трясли сирийских офицеров и, как выяснилось, не зря. Им совершенно не нужно было знать об израильском предложении обмена. Они считали, что вернуться домой им никогда не удастся и через некоторое время разговорились, выторговывая для себя улучшение содержания.
Уже второй час генерал Мохаммед аль-Гейлани изучал документы. Он был, пожалуй, более высоким чином, чем мой Исер Харэль. Служба общей разведки, которую он возглавлял с момента ее образования в 1948 г, была очень серьезной организацией, совмещающей функции внешней разведки и контрразведки. Она специализируется на преступлениях антигосударственного характера. Таким образом, в ее ведомство автоматически попадают и происки иностранных разведок, и антигосударственные заговоры. Именно она обеспечивает стабильность Хашимитского королевства Иордании, а глава службы является личным советником короля. «Мухабарат аль-Амма» обладает практически неограниченными полномочиями, что как раз нас и интересует, в данный момент.
Мохаммед, по израильским данным, начинал свою карьеру в военной прокуратуре, затем служил в военной разведке и имел нехорошую славу за проявленное особое рвение в наведении порядка в стране в 1947-48годах.
У нас никогда не было договора об обмене информации с иорданцами, как с американцами или англичанами, но негласные контакты существовали даже в самые тяжелые времена. Оба государства имели одинаковый интерес в отношении арабского населения Иордании. Нам нужна была тишина и спокойствие, прочно удерживаемое бедуинскими кланами из окружения короля, а ни в коем случае не повторение прошлой истории. Поэтому я сидел на иорданской авиабазе, в форме майора Королевских ВВС, прибыв очередным рейсом с Кипра. Воздушного сообщения между нашими странами не существовало, даже для англичан.
Резко открылась дверь и вошел офицер иорданских ВВС. В первый раз вижу маршальскую форму, все эти позументы, золотое шитье и разные побрякушки, но не узнать Хусейна не возможно, слишком часто его фотографии мелькали в газетах. Мы поспешно вскочили, Мохаммед почтительно поклонился, а я пытался сообразить, как положено приветствовать короля, раньше как-то не доводилось. Совершенно неповторимым величественным жестом он показал мне на стул и сел сам, придвинув к себе бумаги. И ведь парню всего двадцать один, а мне так никогда не научиться. Теперь хоть понятно, зачем Мохаммед время тянул, Хусейн в очередной раз катался на истребителе и попутно хочет выслушать, что ему израильтяне принесли.