— Есть за что… За дело врачей, за посаженных без вины легионеров, за разорванные отношения, за отказ выпустить родственников и поставки оружия нашим арабским соседям. Список длинный.
— И за Мехлиса тоже? — с ехидцей спросила Лена.
— За Мехлиса пусть отвечает Иосиф Виссарионович. Не мы его назначили, не нам и снимать. Но ты, я смотрю, девушка непростая. Что-то про Крым знаешь, кроме официальных учебников. «Десять Сталинских ударов» и враг повержен… Нет, — сказал я, в ответ на ее взгляд, — там я не был. Но слышал много. Есть у меня знакомые, которые там побывали.
Ты посмотри, что этот идиот делает! — воскликнул я. Мимо нас пронесся мотоциклист, оставляя за спиной клубы черного дыма. Он ехал с такой скоростью, что впечатление было такое, что мы стоим. — Ненавижу этих молодых придурков! Что сам угробиться на очередном повороте — это его проблемы, но они-ж норовят в кого-то сначала врезаться. Потом оправдывайся, что не при чем. Это ж не нормальная машина, которую потом можно отвезти в гараж отрихтовать. Он от удара летит несколько метров и потом калека на всю жизнь, если еще живой останется. Вот здесь должен стоять полицейский, но когда надо, их никогда нет.
Расскажи-ка лучше о себе, как вы там живете теперь.
— Что рассказывать? — с недоумением спросила Лена. — Родилась, училась в школе, поступила в педагогический, вышла замуж — вот и вся жизнь.
— Ладно, тогда я расскажу, — и тоном гида продолжил: Ты находишься в удивительном государстве под названием Израиль. Территория у него меньше Молдавской ССР, но при этом, если мне не изменяет память, здесь пять климатических поясов. Совсем рядом море, пустыня и горы. Поэтому в разных районах может быть очень разная температура. Где-то влажность и духота, где-то прохладно. Ну, относительно конечно, смотря, с чем сравнивать. Лето у нас начинается с апреля и кончается не раньше октября-ноября. А когда горячий ветер дует из пустыни и несет с собой песок, можно вполне сдохнуть. Температура за 40 градусов. Ветер, кстати, имеет название хамсин, что тонко напоминает жителям о том, что он дует не меньше пятидесяти дней в году. На иврите хамишим — пятьдесят. Дожди бывают только зимой. Но если уж льет, то целыми днями. Снег бывает только в горах. Но в 1950 г неожиданно выпал по всей территории страны. Отопления у нас не предусмотрено, и было очень паршиво.
Вот, посмотри направо… Это ты видишь археологические раскопки. Я тут часто проезжаю, еще пятьсот метров и будет поворот на «Зихрон Дов», поселок, где я живу. Но что они там копают, не имею понятия. Земля у нас так насыщена всякими древностями, что если плюнуть — обязательно куда-нибудь попадешь. Еще с 19 века копают, никак не раскопают. Слишком много работы. Особенно расширилась деятельность археологов после 1947 г.
Прежде чем строить новые дома в районе Иерусалима, все тщательно проверяется. Пытаются восстановить план Старого города от царствования Ирода I и до разрушения Иерусалима. Тем для диссертаций им хватит еще на пару столетий. Недавно выкопали кусок стены с изображением семисвечника и долго спорили, о чем это говорит, и к какому веку относится. Сейчас копают нечто, именуемое Соломоновыми конюшнями, хотя, что это именно конюшни, полной уверенности нет ни у кого.
Население страны, — я задумался, — точно не помню, но под пять миллионов. Если бы не водовод с Голанских высот, неизвестно, что бы пили. Большинство евреи шестидесяти с лишним национальностей.
— Это как?!
— О! Ты мне очень напомнила меня, в 1945 г, когда я только приехал. Тоже очень удивлялся некоторым совершенно обычным для местных жителей вещам. Мне в этом смысле повезло, был у меня хороший учитель, который все подробно объяснял. Еврей, приехавший из СССР, в наших Палестинах зовется русским, даже если он жил на Украине. Потому что обычно он говорит с приятелем по-русски, и учил в школе разных Чеховых с Маяковскими. Из Германии и Австрии — немцем, из Ирана — персом и так далее. На самом деле, все гораздо сложнее, потому что приехавшие из арабских стран говорят на арабском, а из Восточной Европы часто еще и на идиш. Они различаются не только по языку и воспитанию, но даже по внешнему виду. Йеменца с немцем никогда не спутаешь — у них разный тип лица.
Когда-то с этим не было никаких проблем. Ходишь в синагогу — еврей. Теперь появилась масса народа, не знающего ни одной молитвы. Общее у них одно — они сами считают себя евреями. Правда, бывает вариант, когда их евреями считают окружающие, как бы они не утверждают обратное… Ну, у каждого свои проблемы.
Еще у нас живут члены семей евреев — это вообще может быть кто угодно. От натурального негра, до такой же натуральной чукотской женщины. Я не шучу, — заметив недоверчивый взгляд, сказал я. — Я с ней знаком. Глаза узкие, но вполне симпатичная. Муж нашел ее в ссылке на севере. Таких тысяч двести. Существует даже добровольная организация помощи таким людям, попавшим в неприятные житейские обстоятельства. Когда им кажется, что к ним относятся не лучшим образом. Бывает, бывает, — кивнул я. — Люди разные. Как и в любом народе, имеется свой стабильный процент дураков и считающих, что им что-то не додали, в отличие от соседа. Такие есть и среди новоприбывших, и среди старожилов, и среди начальников. Но большинство стараются вписаться в жизнь страны.
Есть еще арабы-христиане — тысяч двести, арабы-мусульмане — совсем мало, бедуины, черкесы, друзы, алавиты, греки, армяне — по несколько тысяч. Вроде никого не забыл… Если не считать политических страстей на выборах и бытовых разборок с соседями, уживаемся более или менее нормально. Кто совсем не хочет — может уехать. Некоторые так и делают. У нас граница на замке только для нелегального перехода. А выехать с паспортом и не вернуться — никаких проблем. Другое дело, тебя нигде не ждут. Большинство здешних жителей начинали в стране с нуля и очень хорошо представляют, что это такое.
Теперь надо сказать что-то классическое — Иерусалим — город трех религий! Но у нас уже практически не осталось время, так что продолжение лекции откладывается. Смотри, сейчас за перекрестком я остановлюсь. Повернешь направо и иди прямо, никуда не сворачивая. Через четыре квартала будет площадь. Где-то там ваше представительство находится, там всегда кто-то есть. Будешь уже смотреть на месте вывеску.
— Там Игорь будет. Как раз, как новенького, оставили дежурить.
— Вот и хорошо. И думай в другой раз, что делаешь.
— Спасибо вам.
Она вылезла из машины и, помахав мне рукой, ушла.
А чего это я так раздухарился? — подумал я, разворачиваясь. А, себе-то врать не имеет смысла. Понравилась мне девочка. Ой, как понравилась. Жаль, что ничего из этого не выйдет. Еще не хватает мне начать встречаться с советской гражданкой. Так и вижу — с одной стороны кэгэбэшные морды, с другой мое собственное начальство. Где-то на втором плане американцы. И все интересуются, кто у кого подписку о вербовке взял. Тьфу на них всех. Надо срочно возвращаться в образ мужа и отца…
1957
— Здравствуй, Исраэль, — сказал я, пожимая руку. — Давно не виделись.
— Как же, — ответил он. — Все у тебя труды, все заботы.
Я смущенно пожал плечами.
— Единственная возможность встретиться, — продолжил он, — самому приехать.
Очень странное место для встречи — дом моей тещи. Четвертый год, как Эльдад ушел не только из правительства, но и демонстративно из Херута. Тем не менее, взгляды его не настолько изменились, чтобы дружески общаться с гистадрутовскими профсоюзниками, ярым представителем которых и была теща. На его лекции по политологии в иерусалимском университете собирались толпы совершенно посторонних людей, не имеющих отношения к студентам.
А мимо меня начали проходить остальные, здороваясь. Шауль Коэн — депутат от Херута, Эди Малка — депутат от Национальной религиозной партии и какой-то молодой парень с очень знакомым лицом. Есть, вспомнил! Я ж его по телевизору видел — Аберджил. Не то Давид, не то Реувен. Из молодых и буйных. В заключение появилась Анна. Сама звонила, просила заехать, чтобы отвезти домой, а тут такое интересное сборище.
— Что ты ухмыляешься? — подозрительно спросила она.
— Все это очень похоже на заговор. Сборище революционеров, недовольных происходящим в стране. После убийства тирана, засидевшегося на троне — вариантов два. Либо всех заговорщиков кончают прямо над теплым трупом и все идет, как и раньше, либо начинается резня между товарищами. Слишком разные у них взгляды. Поэтому мне не понятно, что ты делаешь в такой странной компании, и что у вас может быть общего.
— А как насчет создания новой прагматичной партии, которая не проводит различий между правыми и левыми, а во главу угла ставит эффективность работы органов власти и соблюдение государственными служащими морально-этических норм? — спросил Эльдад, усаживаясь в кресло.
