пожалуй, скоро на двор захочется. Так что ж, прикажете, мне молчать и своим языком высказывать не свои мысли, а чужие?! За каким дьяволом я в колхоз-то пойду, на кой хрен он мне сдался?!
— На какой бес нам колхоз-то, мы век прожили и без него, до самой панихиды без колхоза проживём! — в поддержку Василия из задних рядов выкрикнул Ананий. — И не притесняйте нас, не насильничайте, а то будем жаловаться в Москву, до самого Михаила Ивановича Калинина дойдём, а управу найдём на вас! — взволнованно разгорячась добавил он.
На эти слова, сидящие в президиуме, ехидно заулыбались. Взаду зала зашушукали, тревожно завозились, парни с девками игриво захихикали. Публика заволновалась, все разом загалдели, лица сидящих с возмущением повернулись в сторону разыгравшейся не у места молодёжи.
— А ну-ка брысь отсюдова. Нашли место, где щупаться! Здесь не келья для вас! — грубо ополчился на молодёжь Санька Лунькин.
Стремительно выбегая на улицу, парни с девками гулко затупотали по полу, в дверях запрыскали, а выбежав на волю, громко гогоча рассмеялись. После водворения расшумевшейся молодёжи, слово взял Ведерников. В своей пространной речи, он говорил о пользе вступления в колхоз, о безвыходном положении крестьянина-единоличника, о благоустроенной жизни в колхозе. Под его монотонную речь, в зале некоторые дремали, а некоторые и совсем храпели.
— Докладчик-то совсем заврался, уж через дугу попёр! — притаённо шептались мужики меж собой.
— Завтраками нас кормит, а мы ещё не поужинали! Пошли по домам ужинать, к бабам поближе.
Слышался чей-то задорный с позевотой говорок. Из зала на сцену в лица членов президиума, сыпались реплики:
— Ты нам зубы не заговаривай! Они у нас не болят! — в полголоса притаённо пробуравил в середних рядов тенорок.
Фёдор Крестьянинов, решив, что настало время выступить, стал пробираться на средину зала, чтоб его было видно, и чтоб слова его были отчётливо слышны во всех углах зала и на сцене:
— Ну-ка дай-ка я пройду! Уйди с проходу-то, да уж и ощипывайся, что встала на самом ходу и не даёшь людям пройти! — с укором он обрушался на Устинью, стоящую на самом проходе между рядов скамеек.
Та, обороняясь от Фёдора, начала скороговоркой что-то невнятно бормотать, обличительно оговаривая потревожившего её Фёдора.
— Ну-ка! — с силой оттолкнул Устинью в сторону и заняв удобное место, Фёдор, обращаясь к президиуму начал речь. — Вот вы нам на словах многое обещаете и ваши обещания приятно слушать, ваше дело говорить, а наше дело только слушать. Но я вам хочу и то сказать, зачем вы нас силком в колхоз загоняете. Обещаете нам привольную жизнь. А мне кажется, свежо предание, но вериться с трудом. Закабалить нас хотите, мягко стелите, да жёстко будет спать! Колхоз для кого заманка, а я лично не завидую и предполагаю, что к весне остальные-то разбегутся, ведь некоторые колхоз-то побросали.
— Они скоро снова в колхозе будут! — отпарировал Фёдору Федосеев.
— Вряд ли. Ведь щуку, сорвавшуюся с удочки вряд ли снова крючок соблазнит. Мышь, побывавшая в зубах кошки и вырвавшаяся, надолго запомнит, где она была. Да и вообще, не насильничайте нас этим колхозом, дайте нас вольготно пожить. Нам и в единоличном хозяйстве не плохо. Так что нет смысла, за питьевой водой ходить через ручей чистой воды! Так что живущие в раю азиатам не завидуют! Будь в колхозе то, что один лозунг: «Было ваше — стало наше». Всяк старается угодить своему брату, свату, свояку и куму. В поле двое пашут, а остальные только руками машут. И полная кутерьма, и неразбериха, а где кутерьма, там жуликам пожива!
— Ты колхоз не игнорируй! — крикнул на Фёдора из президиума Грепа.
— Я не игнорирую, но сказываю вам и спрашиваю вас, загоняя в колхоз вы случайно, нас не собираетесь держать в ежовых рукавицах? Да ещё я боюсь вот чего и опасаюсь. Раньше крестьянство по зимам особенно в посты редьку ели, а вы, случайно, не собираетесь в колхозе-то нас хреном угощать?
Весь зал одобрительно гвахнул весёлым смехом.
— Не хотим колхоз, давай коммуну! — под общий гомон задорно выкрикнул Панька Варганов, пыхая табачным дымом в зал.
Где от скопления народа и без дыма было трудно дышать, и стояла невыносимая жарища. В зале снова поднялся такой гвалт, что не поймёшь.
Санька Лунькин гаркнул, что есть мочи:
— Ти-и-ши-и!
А когда зал несколько успокоился, из-за стола президиума встал Песикин и сказал в адрес Паньки.
— Ты дорогой товарищ, в коммуне-то, видимо не трудиться намерен, а с бабами забавляться, вишь ряшка-то у тебя на такое намерение смахивает!
— Да я и без труда социализму построю! — нисколько не возмущаясь, отпарировал на упрёк Панька.
— А за что вы его пристыдили? — вступился за Паньку Фёдор, — вы же сами решили нас всех загнать в коммуну. Ведь сами же говорите о призраке коммунизма. Ведь был же первобытный коммунизм, где всё было общее и бабы, и ребятишки, вот вы нас и хотите превратить в первобытных людей, — раздражённого речил Фёдор.
— Ты, видать большой начётник, и откуда ты всё это знаешь, или поглядывал из-за угла, как живут первобытные люди, — урезонил Фёдора сидящий за столом президиума Ведерников.
— Он видимо больно грамотный, — вставил своё слово и Песикин.
— Грамотный, не грамотный, а советские законы вроде знаю, — стойко стоял на своём Фёдор.
— Ах, вон оно что? Значит ты законник, мы видим тебя насквозь и знаем, чем ты дышишь, проводишь кулацкую агитацию против колхоза, разлагаешь народ, — ополчился на Фёдора Васляев. — Товарищ Федосеев, чтоб не упустить его из виду, запиши-ка его. С ним, видимо нужно потолковать особо! Он видимо про Соловки не слыхивал! Мы тебя заставим замолчать, и запретить всякую твою кулацкую агитацию, и вместе с кулаками отправим в Соловки, если не образумишься, — с острасткой сказал Васляев, наблюдая за поведением Алёши, который беспокойно ёрзал по скамьям и готов был пролить крокодиловы слёзы.
— Что ж, воля и власть ваша, мы с ваших руках, что хотите то и делайте над нами. Только я ведь плохого не желаю, а призываю вас к благоразумию. А вас видимо не разубедишь и не переспоришь. Сначала видимо надо молебен с акафистом отслужиться, а там уж браться спору с вами. Вы все друг за дружку горой стоите. А я всё же вам скажу: что жизнь в колхозе будет попахивать крепостным правом, которое когда-то пережило русское крестьянство. Вот и вы нам предлагает те же портки, только вывороченные наизнанку. А будешь вам правду говорить, вы страшаете! А от вас милости не жди, Бог не заступиться, лукавый не поможет. Да из-за
