ВОРОН[70]
Мрачной полночью бессонной, беспредельно утомленный,В книги древние вникал я и, стремясь постичь их суть,Над старинным странным томом задремал, и вдруг сквозьдремуСтук нежданный в двери дома мне почудился чуть-чуть.«Это кто-то, — прошептал я, — хочет в гости заглянуть,Просто в гости кто-нибудь!»
Так отчетливо я помню — был декабрь, глухой и темный,И камин не смел в лицо мне алым отсветом сверкнуть,Я с тревогой ждал рассвета: в книгах не было ответа,Как на свете жить без света той, кого уж не вернуть,Без Линор, чье имя мог бы только ангел мне шепнутьВ небесах когда-нибудь.
Шелковое колыханье, шторы пурпурной шуршаньеСтрах внушало, сердце сжало, и, чтоб страх с души стряхнуть,Стук в груди едва умеря, повторил я, сам не веря:«Кто-то там стучится в двери, хочет в гости заглянуть,Поздно так стучится в двери, видно, хочет заглянутьПросто в гости кто-нибудь».
Молча вслушавшись в молчанье, я сказал без колебанья:«Леди или сэр, простите, но случилось мне вздремнуть,Не расслышал я вначале, так вы тихо постучали,Так вы робко постучали…» И решился я взглянуть, —Распахнул пошире двери, чтобы выйти и взглянуть, —Тьма, — и хоть бы кто-нибудь!
Я стоял, во мрак вперяясь, грезам странным предаваясь,Так мечтать наш смертный разум никогда не мог дерзнуть,А немая ночь молчала, тишина не отвечала,Только слово прозвучало — кто мне мог его шепнуть?Я сказал: «Линор» — и эхо мне ответ могло шепнуть…Эхо — или кто-нибудь?
Я в смятенье оглянулся, дверь закрыл и в дом вернулся,Стук неясный повторился, но теперь ясней чуть-чуть.И сказал себе тогда я: «А, теперь я понимаю:Это ветер, налетая, хочет ставни распахнуть,Ну конечно, это ветер хочет ставни распахнуть…Ветер — или кто-нибудь?»
Но едва окно открыл я, — вдруг, расправив гордо крылья,Перья черные взъероша и выпячивая грудь,Шагом вышел из-за штор он, с видом лорда древний ворон,И, наверно, счел за вздор он в знак приветствия кивнуть,Он взлетел на бюст Паллады, сел и мне забыл кивнуть.Сел — и хоть бы что-нибудь!
В перья черные разряжен, так он мрачен был и важен!Я невольно улыбнулся, хоть тоска сжимала грудь:«Право, ты невзрачен с виду, но не дашь себя в обиду,Древний ворон из Аида, совершивший мрачный путь.Ты скажи мне, как ты звался там, откуда держишь путь?»Крикнул ворон: «Не вернуть!»
Я не мог не удивиться, что услышал вдруг от птицыЧеловеческое слово, хоть не понял, в чем тут суть,Но поверят все, пожалуй, что обычного тут мало:Где, когда еще бывало, кто слыхал когда-нибудь, —Чтобы в комнате над дверью ворон сел когда-нибудь,Ворон с кличкой «Не вернуть»?
Словно душу в это слово всю вложив, он замер снова,Чтоб опять молчать сурово и пером не шелохнуть.«Где друзья? — пробормотал я. — И надежды растерял я,Только он, кого не звал я, мне всю ночь терзает грудь…Завтра он в Аид вернется, и покой вернется в грудь…»Вдруг он каркнул: «Не вернуть!»
Вздрогнул я от звуков этих, — так удачно он ответил,Я подумал: «Несомненно, он слыхал когда-нибудьСлово это слишком часто, повторял его всечасноЗа хозяином несчастным, что не мог и глаз сомкнуть,Чьей последней, горькой песней, воплотившей жизни суть,Стало слово «Не вернуть!»
И в упор на птицу глядя, кресло к двери и к ПалладеЯ придвинул, улыбнувшись, хоть тоска сжимала грудь,Сел, раздумывая снова, что же значит это словоИ на что он так сурово мне пытался намекнуть.Древний, тощий, темный ворон мне пытался намекнуть,Грозно каркнув: «Не вернуть!»
Так сидел я, размышляя, тишины не нарушая,Чувствуя, как злобным взором ворон мне пронзает грудь,И на бархат однотонный, слабым светом озаренный,Головою утомленной я склонился, чтоб уснуть…Но ее, что так любила здесь, на бархате, уснуть,Никогда уж не вернуть!
Вдруг — как звон шагов по плитам на полу, ковромпокрытом!Словно в славе фимиама серафимы держат путь!«Бог, — вскричал я в исступленье, — шлет от страстиизбавленье!Пей, о пей, Бальзам Забвенья — и покой вернется в грудь!Пей, забудь Линор навеки — и покой вернется в грудь!»Каркнул ворон: «Не вернуть!»
«О вещун! Молю — хоть слово! Птица ужаса ночного!Буря ли тебя загнала, дьявол ли решил швырнутьВ скорбный мир моей пустыни, в дом, где ужас правитныне, —В Галааде, близ Святыни, есть бальзам, чтобы заснуть?Как вернуть покой, скажи мне, чтобы, все забыв, заснуть?»Каркнул ворон: «Не вернуть!»
«О вещун! — вскричал я снова, — птица ужаса ночного!Заклинаю небом, Богом! Крестный свой окончив путь,Сброшу ли с души я бремя? Отвечай, придет ли время,И любимую в Эдеме встречу ль я когда-нибудь?Вновь вернуть ее в объятья суждено ль когда-нибудь?»Каркнул ворон: «Не вернуть!»
«Слушай, адское созданье! Это слово — знак прощанья!Вынь из сердца клюв проклятый! В бурю и во мрак — твойпуть!Не роняй пера у двери, лжи твоей я не поверю!Не хочу, чтоб здесь над дверью сел ты вновь когда-нибудь!Одиночество былое дай вернуть когда-нибудь!»Каркнул ворон: «Не вернуть!»
И не вздрогнет, не взлетит он, все сидит он, все сидит он,Словно демон в дреме мрачной, взгляд навек вонзив мнев грудь,Свет от лампы вниз струится, тень от Ворона ложится,И в тени зловещей птицы суждено душе тонуть…Никогда из мрака душу, осужденную тонуть,Не вернуть, о, не вернуть!
ВОРОН[71]
Как-то полночью глубокой размышлял я одинокоНад старинным фолиантом — над преданьем давних лет,И охваченный дремотой, стук услышал, но отчетаДать не мог: стучится кто-то, увидав в окошке свет.«Гость, — промолвил я, — стучится в дверь мою, завидевсвет, —Ничего другого нет!»
Вспоминаю все я снова. Это был декабрь суровыйИ поленьев блеск багровый тускло падал на паркет.Тщетно ждал зари рожденья, в книгах не найдя забвенья.Я хотел забыть Линору — ранней молодости свет!Ангелы зовут Линорой — деву, свет ушедших лет.В мире имени ей нет!
Шорох шелковый, не резкий, алой, легкой занавескиНаполнял безмерно страхом, погружая в смутный бред!Сердце бедное смиряя, все стоял я, повторяя:«То, наверно, гость, блуждая, ищет дверь? Кто даст ответ?Гость, доселе незнакомый, в дверь стучится? Где ответ?Только он, другого нет!»
И душа окрепла сразу. Не колеблясь уж ни разу,«Сэр, — я молвил, — или леди, извинения мне нет!Засыпал я, вы не знали, слишком слабо вы вначале,Слабо в дверь мою стучали. Но, заслышав вас, в ответДвери распахнул широко, распахнул я их в ответ:Только тьма, иного нет!»
Окруженный мглою ночи, напрягал я тщетно очи,Грезил. Грез таких доныне никогда не видел свет.Недоступен мрак был взору. Из безмолвного простораСлово лишь одно «Линора» долетело как привет.Я ли прошептал: «Линора»? Эхо ль донесло ответ?Ничего другого нет!
В комнату с душой горящей я вернулся, и стучащийЗвук раздался: был сильней он, громче, и в ответЯ промолвил: «Окон раму ветер трогает упрямо,Посмотрю я и увижу, разгадаю я секрет.Успокоюсь я немного и узнаю, в чем секрет?Ветер это или нет?»
Ставню я раскрыл с усильем и, подняв высоко крылья,В комнату вошел степенно Ворон, живший сотню лет.Мне не оказав почтенья, он прошел без промедленья,И на бюст Паллады сел он, тенью смутною одет,Сел на бюст над самой дверью, сумраком полуодет,Вверх взлетел, другого нет.
Важен был, собой доволен. Улыбнуться поневолеОн заставил, хоть грустил я, утомлен чредою бед.И ему сказал нестрого: «Ворон, севший у порога,Ты оставил царство Ночи, прилетев сюда на свет.Как ты звался у Плутона, прежде чем увидел свет?»Каркнул он: «Возврата нет!»
Удивился я ответу, что я мог сказать на это?Понимал я: в слове странном никакого смысла нет.Человеку не случалось, до сих пор не доводилосьВидеть птицу, чтоб садилась в комнате, как вестник бед,Птицу-зверя, здесь на бюсте и в жилище тенью бед,С именем «Возврата нет!»
Одинок, печален был он, лишь одно произносил он!Душу вкладывал всецело в каждый странный свой ответ.Слова он не знал другого. Крылья он сложил сурово.Я шепнул: «Друзья, надежды — все ушли, пропал и след,Ну а ты сюда вернешься, лишь ко мне придет рассвет?»Каркнул он: «Возврата нет!»
И хотя ответ был мрачен — удивительно удачен,Я сказал: «Одно запомнил, что узнал он в доме бед,У гонимого судьбою заучил он это слово.Неудачи и невзгоды были спутниками лет,И в печальные напевы смысл проник за много лет,Горький смысл: «Возврата нет!»
Я невольно улыбнулся, и к нему я повернулся,Кресло к двери пододвинул, где скрывался мой сосед.Я на бархат опустился и в раздумье погрузился,Спрашивал: зачем явился он, свидетель прошлых лет?Что в пророчестве суровом он принес из мрака лет,Каркая: «Возврата нет»?
Погружен в свои догадки, на него смотрел украдкой,И душе моей молчавшей страшен глаз его был свет.Думал, к бархату склоненный, лампой ночи освещенный,Никогда здесь озаренный не увижу силуэт,Здесь, на бархате, ни разу не увижу силуэт:Умершим возврата нет!
Мне почудилось дыханье ароматное, шуршаньеАнгельских шагов во мраке, на ковре их легкий след.Я воскликнул: «Бог, наверно, посылает мне спасенье?Получу я утешенье после стольких горьких лет?Позабуду я Линору, спутницу минувших лет!»Каркнул он: «Возврата нет!»
Я вскричал: «О Ворон вещий! Ты, быть может, дух зловещий?Занесен ты Сатаною или бурей? Дай ответ!В этой горестной пустыне, в доме, данном мне отныне,Слышу ужас, но увидев Галаадских гор хребет,Обрету ль бальзам желанный, где бессмертных гор хребет?»Каркнул он: «Возврата нет!»
«Птица ты иль дух, не знаю! Но тебя я заклинаюГосподом, пред кем склонил я сердце, небом всех планет!Мне ответь: «Верну ли снова деву райского простора,Ту, кого зовут Линорой ангелы среди бесед?Имя чье в садах Эдема в звуке ангельских бесед?»Каркнул он: «Возврата нет!»
«Словом этим заклейменный, птица! Дьявол! В мирПлутона, —Закричал я, — в бурю возвратись, покинь наш свет!Не оставь пера, однако, лжи своей безмерной знака,Что сюда принес из мрака. Удались, сгинь, словно бред!Вынь из сердца клюв — и радость обрету, забыв твой бред!»Каркнул он: «Возврата нет!»
Черные не дрогнут перья. Он сидит, сидит над дверью,На Палладе молчаливо, неизменный мой сосед.И глазами между тем он все глядит, глядит, как демон:И грозит как будто всем он! Тень ложится на паркет,И душе моей из тени, что ложится на паркет,В прежний мир — возврата нет!
ВОРОН[72]
