— Не думаю, — проговорила спокойно Хилари. — Сомневаюсь, заметил ли он вообще, что мы ушли вместе.
Питерс вопросительно взглянул на собеседницу.
— Простите, но вам, наверное, очень тяжело.., ну, смотреть, как он катится вниз?
Ответ Хилари был не совсем по существу.
— Мы должны выбраться отсюда. Во что бы то ни стало.
— Мы обязательно выберемся.
— Вы и раньше говорили это, но мы и с места не сдвинулись.
— Неверно. Я все это время кое-что делал.
Хилари с удивлением подняла на него глаза.
— У меня еще нет плана, но я начал, так сказать, «подрывную» деятельность. Среди членов Организации много недовольных, гораздо больше, чем может предположить наш богоподобный герр Директор. Еда, деньги, роскошь и женщины — это еще не все. Я помогу вам выбраться отсюда, Оливия.
— И Томасу?
Лицо Питерса омрачилось.
— Оливия! Слушайте меня внимательно и верьте тому, что я скажу. Для Томаса лучше остаться здесь. Он… — в голосе Питерса слышалась какая-то неуверенность. — Видите ли… Он здесь будет целее, чем за стенами Организации.
— Целее? Какое странное слово!
— Да. Целее. Я намеренно сказал именно это слово.
Хилари нахмурилась.
— Совсем не могу понять, что вы имеете в виду. Вы что, предполагаете у него психическое расстройство?
— Ни в малейшей степени. Он так же нормален, как вы или я.
— Почему же вы говорите, что здесь он будет целее?
Питерс отвечал медленно, с трудом подбирая слова.
— Вы же знаете, что клетка — самое безопасное место.
— Но ведь Томас мечтает вырваться отсюда любой ценой!
— Он может и не знать, что для него лучше.
— Томас должен бежать вместе с нами, — упрямо повторила Хилари.
К ее удивлению, в голосе Питерса вдруг зазвучало неподдельное огорчение.
— Поступайте, как знаете. Я вас предупредил. Хотелось бы мне знать, какого черта вы так беспокоитесь об этом парне!
Хилари смотрела на Питерса с испугом. Слова уже были готовы сорваться с ее губ, она едва не сказала: «Я совсем не беспокоюсь о нем. Он ничего не значит для меня. Томас был мужем другой женщины, и я просто несу ответственность перед ее памятью. И если я вообще о ком-то беспокоюсь, глупый вы человек, то только о вас…» Когда Хилари вошла в спальню, Томас лежал на кровати и курил.
— Ну, как? Развлекались со своим прирученным американцем?
— Мы ведь приехали сюда в одной группе, — возразила Хилари, слегка покраснев, — а потом у нас много общих взглядов.
— Я не упрекаю вас, — рассмеялся Томас. И вдруг смущенно пробормотал: — Слушайте, Оливия, а вы, оказывается, хорошенькая!
Взгляд Томаса был каким-то новым, оценивающим.
— Да, — проговорил он с каким-то удивлением, рассматривая Хилари, — вы чертовски хорошенькая женщина. Я даже не думал, что еще способен замечать это!
— Может, и не стоит этого делать? — сухо заметила Хилари.
— Я абсолютно нормальный человек, во всяком случае, я был таким. Один бог знает, во что я превратился.
Хилари села рядом.
— Что случилось, Томас?
— Видите ли, я по-прежнему не могу сосредоточиться. Как ученый я сошел на нет. Это место…
— Но ведь другие, во всяком случае большинство, не чувствуют себя так?
— Потому что это бесчувственное стадо, черт их возьми!
— Да нет, некоторые из них, по-моему, не могут пожаловаться на отсутствие чувствительности, — сдержанно ответила Хилари. — О, Томас! Если бы только у вас был здесь друг, настоящий друг.
— А что? У меня есть Мэрчисон. Хотя он скучнейшая личность. Затем, последнее время, я очень часто встречаюсь с Торквилом Эрикссоном. У него блестящая голова, хотел бы я иметь такую.
— Странный он человек, — задумчиво проговорила Хилари, — меня он всегда чем-то пугает.
— Пугает? Торквил? Он же тихий как мышь. В некоторых вопросах он просто ребенок. Совсем не знает жизни.
— Все это хорошо, но меня он все-таки пугает, — упрямо повторила Хилари.
— Видимо, ваши нервы тоже стали сдавать.
— Пока еще нет, но боюсь, что скоро начнут. Томас, не надо устанавливать слишком дружеские отношения с Эрикссоном.
— Но почему? — Беттертон с изумлением глядел на Хилари.
— Сама не знаю. Просто, у меня какое-то нехорошее предчувствие.
Глава 16
— Послушайте, господин, поклянитесь, что все будет так, как вы обещаете. Заправочная станция в Штатах, в Чикаго.
— Обязательно, Мохаммед, все будет так, как договорились, дай только выбраться отсюда.
— Все в руках аллаха!
— Будем надеяться, что воля аллаха не помешает тебе получить заправочную станцию. А почему именно в Чикаго?
— Господин! Брат моей жены уехал в Чикаго и там стал хозяином станции. Почему же я должен жить где-то на краю земного шара? Здесь есть все — деньги, еда, одежда, женщины… Но разве это жизнь!
Питерс задумчиво всматривался в возмущенное лицо араба. Мохаммед в своем белом одеянии представлял величественное зрелище. Никогда не предугадаешь, какие желания могут встревожить душу человека…
— Не знаю, насколько все это благоразумно, — проговорил Мохаммед со вздохом, — но пусть будет по-вашему. Если же им станет известно… — он улыбнулся, показав необычайно белые, красивые зубы, — для меня это кончится смертью, господин.
— Мохаммед, ты помнишь, что должен делать?
— Да, господин. Как только стемнеет, я провожу вас на крышу. Еще я должен положить в вашей комнате одежду, которую носят слуги. Нет, я не забыл, что надо делать.
— Правильно. А теперь выпусти-ка меня из лифта. Могут заметить, что мы ездим вверх-вниз. Не стоит привлекать к себе внимание.
…Танцы были в разгаре. Энди Питерс танцевал с мисс Дженнсон. Он нежно обнимал свою партнершу и что-то говорил ей. Когда они оказались около Хилари, Питерс перехватил ее взгляд и многозначительно улыбнулся.
Хилари, кусая губы, чтобы не рассмеяться, отвернулась. В противоположном конце зала Беттертон оживленно разговаривал с Торквилом Эрикссоном. Хилари нахмурилась.
— Юный Торквил просто очарован вашим мужем. Он следует за ним повсюду, — сказал Симон Мэрчисон.
— Я тоже заметила это, — ответила Хилари осторожно, — но никак не могу понять, в чем тут дело.
— Торквил весь начинен сверхъестественными идеями, и ему необходим терпеливый слушатель. Я, например, быстро устаю, а Томас, напротив, ничуть.
Подошел Питерс и пригласил Хилари на следующий танец.
— Видели, чем мне пришлось заниматься?
— Это вы по поводу мисс Дженнсон?
— Да. Кажется, она поверила, что я теряю из-за нее голову. Мисс Дженнсон может быть нам очень полезна. Она знает почти все, что делается в этих стенах. Например, завтра здесь состоится совещание. Придут ученые, правительственные чиновники и богатые патроны.
— Энди! Вы думаете, что может представиться возможность?..
— Нет, пока я этого не думаю. Но следует принимать во внимание все. Сейчас мы должны выяснить, что все это из себя представляет. А когда такое совещание повторится, может быть, мы кое-что и предпримем. Эту Дженнсон я уже приручил, так что необходимой информацией мы будем обеспечены.
— А что могут знать те люди, которые приезжают сюда?
— О нас? Об Организации? Ровным счетом ничего. Цель у них одна — ознакомиться с больницей и медицинскими научно-исследовательскими работами. А все это здание построено так, что являет собой сплошной лабиринт, и никто из приезжающих и представить себе не может действительных его масштабов. Наша часть здания в случае необходимости тайно изолируется каким-то особым образом, а помещения для лабораторий вырублены прямо в скале.
— Это невероятно!
— Тем не менее дело обстоит именно так. Слава богу, что здесь нет детей. Во всяком случае, вы должны благодарить судьбу, Оливия, что у вас нет детей.
Он почувствовал вдруг, что вся она словно окаменела.
— Простите, я, кажется, что-то не то сказал.
Он провел Хилари в холл, где они сели.
— Ради бога, простите меня. Я очень огорчил вас, Оливия?
— Нет, ничего. Это не ваша вина. У меня был ребенок. Он умер…
— У вас был ребенок? — удивился Питерс. — А я думал, что вы вышли замуж за Беттертона только полгода назад.
Оливия покраснела. Затем быстро проговорила:
— Да, это все верно. Но я была замужем раньше. Я развелась с первым мужем.
— Понимаю… Ужасно, что мы здесь ничего не знаем друг о друге, и говорим порою не то, что думаем. Ведь я совсем ничего не знаю о вас, Оливия.
— Так же, как и я о вас, — грустно улыбнулась Хилари. — Где и как вы росли…
— Я вырос в «строгой научной атмосфере», — усмехнулся Энди. — Вскармливали меня чуть ли не из пробирки. Наука и только наука. Никто больше ни о чем не думал и не говорил. Однако с уверенностью могу сказать, что в нашей семье вундеркиндом был не я.
— Девочка. Сестра. Вот у нее были необыкновенные способности. Она могла бы стать второй Кюри. Она могла бы совершить много выдающихся открытий.
