– Это… симбиотические абстракции. Вот самое точное определение, какое я могу дать.
– Вы хотите сказать, что в действительности они не существуют?
– Да нет, они существуют вполне реально. Они присутствуют, и об их присутствии можно догадаться. Они ощущаются столь же реально, как и то, что мы с вами сейчас видим друг друга.
– И они разумны?
– Да, они разумны.
– И так-таки никто не может попасть туда?
Саттон покачал головой:
– Послушайте, Адамс, а почему бы вам вообще не вычеркнуть систему Лебедя-61 из ваших списков? Ну, забыть, что ли, что она существует? Уверяю вас, там нет никакой опасности! Они никогда не причинят человечеству никаких неприятностей, а люди просто не смогут туда попасть, вот и все!
– Скажите, а как у них с техникой?
– Нет у них никакой техники.
Тут Адамс резко сменил направление беседы.
– Простите, Эш, напомните, пожалуйста, сколько вам лет?
– Шестьдесят один, – ответил Саттон.
– Ну, да вы еще мальчишка. У вас все еще только начинается. – Он повертел в руках трубку. – И какие у вас планы?
– Никаких планов у меня нет.
– Хотели бы по-прежнему работать у нас?
– Это зависит от вас. У меня есть основание думать, что я вам не особенно нужен.
– Мы должны вам за двадцать лет, – сказал Адамс довольно дружелюбно. – Деньги можете получить в любое время. А потом можете в отпуск уйти года на три-четыре. Почему бы вам не отдохнуть, дружище?
Саттон не отвечал.
– Заходите еще как-нибудь, – предложил Адамс. – Поговорим.
– Я не скажу ничего нового, – сухо ответил Саттон.
– Я не настаиваю.
Саттон медленно поднялся.
– Очень жаль, Эш, что я не вызываю у вас доверия.
– Вы дали мне задание, – ответил Саттон. – Задание я выполнил. Отчет написал.
– Да. Все правильно, – согласился Адамс.
– Вы будете держать связь со мной? – спросил Саттон.
– Да, конечно. Обязательно.
Взгляд Адамса был мрачен.
14.
Саттон расслабился в кожаном кресле. Сорок лет будто стерлись из памяти. Все здесь было как тогда. Даже чайные чашки те же.
Через открытое окно в кабинет доктора Рейвена доносились веселые молодые голоса. Студенты разбегались по аудиториям. Кончалась перемена. Ветер шумел в верхушках вязов. Саттон хорошо помнил этот шум.
Вдали зазвенел церковный колокол.
Доктор Рейвен подвинул чашку поближе к Саттону.
– По-моему, я все сделал, как ты любишь. Три кусочка сахара, и без сливок.
– Да, все правильно, – удивился Саттон.
Еще помнит, подумал он. Хотя – помнить – это ведь так легко. Мне, например, кажется, что я сам могу вспомнить все что угодно. Как будто знания, словно старинные сервизы, стояли где-то на полочках мозга, и чья-то заботливая рука ежедневно стирала с них пыль все эти годы, пока я был там, в чужом, непривычном мире, и теперь можно снять это фамильное серебро с полки, вычищенное, сияющее…
На потолке играли отблески пламени, пылавшего в беломраморном камине.
– Я думаю, – сказал Саттон, – вам все-таки интересно, зачем я пожаловал?
– Во всяком случае, – ответил доктор Рейвен, – не могу сказать, что ты так уж удивил меня своим визитом. Все мои мальчики нет-нет да и заглядывают ко мне. И я страшно рад, когда меня навещают.
– Честно говоря, сам не знаю, с чего начать, – взволнованно сказал Саттон.
– Давай проще, – предложил старик. – Вспомни, как в старые добрые времена мы говорили часами и, в конце концов, докапывались до какой-никакой истины…
Саттон рассмеялся.
– Да, профессор, конечно, помню. Мы решали тончайшие проблемы теологии. Разбирали основополагающие аспекты сравнительной религии. Именно это и волнует меня сейчас, потому я и приехал. Ведь вы посвятили этому всю жизнь. О земных и инопланетных религиях никто на Земле не знает больше, чем вы. Удалось ли вам при этом сохранить свою собственную веру? Не возникало ли у вас искушения отказаться от земной религии?
Доктор Рейвен улыбнулся и поставил чашку на стол.
– Я должен был быть готов к тому, что ты, как обычно, задашь мне какой-нибудь каверзный вопрос. Это в твоем духе.
– Я не собираюсь вас долго мучать, – оправдывающимся тоном проговорил Саттон. – Я просто хочу узнать, не нашли ли вы в огромном количестве верований какой-нибудь религии, которая оказалась бы лучше, выше других?
– Надо понимать, что ты нашел такую религию?
– Нет, – ответил Саттон тихо. – Не религию.
Церковный колокол все еще звонил вдалеке. В университетских коридорах наступила тишина. Перемена закончилась.
– Не казалось ли вам когда-нибудь, – спросил Саттон, – что вы сидите одесную Господа и слышите нечто, чего никогда в жизни не слышали и не ожидали услышать?
Доктор Рейвен недоуменно покачал головой:
– Нет, пожалуй, ничего подобного мне испытать не довелось.
– А если бы довелось, как бы вы себя вели?
– Ну, я думаю, что мне пришлось бы так же мучительно размышлять об этом, как и тебе.
– Восемь тысячелетий люди жили только верой, – сказал Саттон, глядя на пылающий камин. – Восемь тысячелетий, а то и больше. Да, конечно, больше. Чем же, если не верой, пусть какими-то начатками веры, объяснить ориентацию захоронений неандертальцев и то, что кости в захоронениях окрашены охрой?
– Вера, – мягко вставил Рейвен, – могущественное явление.
– Да, могущественное, – согласился Саттон, – но, при всем том, порой она – не что иное, как признание нами своей собственной слабости. Мы как бы сами признаем, что мы не в силах существовать в одиночку, что нам нужна соломинка, за которую мы могли бы ухватиться, надежда и убежденность в том, что есть высшая сила, которая нам поможет и укажет путь.
– Ты как-то озлобился, Эш. Это твое открытие так повлияло на тебя?
– Да нет. Это не озлобленность, – смущенно ответил Саттон.
Где-то тикали часы, и в наступившей тишине их тиканье казалось нарочито громким.
– Профессор, – спросил Саттон, – а что вы думаете о таком понятии, как судьба?
– Вот уж действительно странно слышать от тебя подобный вопрос! Никогда не считал тебя человеком, который покоряется судьбе.
– Я имею сейчас в виду научное, книжное, что ли, определение этого понятия. Что по этому поводу говорит литература?
– Ну, в общем, люди, верившие в судьбу, существовали во все времена. Каждый, наверное, верил по-разному. Не все, правда, именовали то, во что верили, судьбой. Одни называли это фортуной, другие – предчувствием, третьи – предначертанием, остальные – еще как-нибудь.
– Да, но ведь нет никаких подтверждений, что судьба действительно существует. Никаких фактов, что она представляет собой реально действующую силу. Ее ведь, так сказать, нельзя потрогать руками!
Доктор Рейвен покачал головой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
