А Садим и Питя на каждом шагу спрашивали: «А это что?» «А это зачем?» Спрашивали про забор, про дым из трубы, про антенну на крыше, про кота рядом с трубой, про провода над улицей, про голубятню во дворе, про кур в кювете у дороги, про почтовый ящик на калитке…
Любопытство инопланетян разыгралось не на шутку. Славик впервые в жизни пожалел, что не так уж хорошо учится и не так уж много читает.
Ну что, например, мог он сказать о других средствах связи, кроме проводов? Рация — это что такое? С помощью чего, например, передается изображение на телеэкран? Что именно «ловит» антенна на крыше дома?
Эх! Эх!
Посмотрел бы кто на него со стороны — подумал бы: с ума сошел горожанин! Идет и то бормочет что-то неизвестно кому, то задумывается, трет лоб, чешет макушку, смотрит на небо, как смотрят на потолок, когда в классе у доски ищут ответ. Хорошо, что людей в это страдное время на улице почти не было. Только один старик сидел на скамейке у калитки, опершись подбородком на палку, — но на Славикино необычное поведение внимания не обратил, был занят своими неспешными мыслями.
Питю заинтересовали садовые деревья, и даже не столько сами деревья, а их названия. Славик порадовался, видя, как Питя восхищается яркими, сочными и спелыми словами:
— Аб-ри-кос!
— Виш-ня!
— Яб-ло-ня!
— Гру-ша!
— Сли-ва!
— Пер-сик!
— Че-реш-ня!
— А это как называется?
— А это называется, — со вкусом произносил очередное название Славик, — ай-ва!.. А еще у нас много ягод. Вот послушай: малина, клубника, земляника, смородина, крыжовник…
— Попробовать бы каждую… — вздохнул Питя. — Все, кроме крыжовника. Эти наверняка кислые.
— Как ты догадался?
— Трудное слово — прямо застревает во рту, и язык от него становится шершавым.
— Славик, а вон то что? — спросил Садим.
— Где? — Но он уже сам услышал позади себя грохот и оглянулся.
На них из-за поворота улицы выехала металлическая громадина красно-желтого цвета. В ширину она занимала почти все пространство между домами и грохотала на весь мир. Куры улепетывали от нее во дворы, а собаки во дворах чуть не взбесились.
— Это комбайн! — прокричал Славик. — Он убирает хлеб с полей! — и отступил в сторону, пропуская машину. Сумку он перетащил на живот, чтобы пришельцы видели агрегатину. — Это, кажется, кукурузный.
Комбайн скрылся за другим поворотом, грохот поутих, куры выглянули из дворов, только собаки все еще не могли успокоиться.
— Фу-у, — Питя высунулся из сумки, — будто землетрясение! Ты говоришь, эта страшная машина убирает хлеб с полей? А я думал, на ней воюют. А пашет землю тоже машина?
— Конечно. Трактор с плугом. А у вас разве не так?
— Совсем-совсем не так. Ты даже не поверишь. — Пите надоело в душной сумке, и он сел на ее край. — Землю у нас пашут дрессированные пруты.
— Животные? — не поверил Славик. — Пашут землю? — Он подумал, что Питя решил над ним подшутить.
Но Садим сказал то же самое.
— Весной у нас выпускают на каждое поле по десятку дрессированных прутов, и они за неделю вспахивают его.
— А кто же у вас убирает урожай? Тоже, скажете, животные?
— Разумеется, — ответил Садим. — У нас их называют фомяками. Ох как проворно они работают!.. Щеки у них от зерна раздуваются и отвисают, как карманы. Зерно они сносят в одну кучу — так мы их учим. Ни одного зернышка не оставят на поле!
— Ну а солому-то все-таки машины убирают?
— Это самое легкое — убирать солому. У нас и для этого есть зверьки — грызайцы, бурые, живут в норах. Знаешь какие смешные? Когда собирают солому, все время перекрикиваются, совсем как люди…
Славик подумал, подумал и сказал:
— Никак не пойму, то ли техника у вас позади, то есть была, но вы от нее отказались, либо она только впереди. Как-то это, по-моему, несерьезно: землю пашут пруты, зерно убирают фомяки, а солому в кучу сваливают грызайцы.
— А ты думаешь, это серьезно — собирать хлеб машиной, от которой все живое улепетывает на сто километров! — обиделся Питя. — На ней воевать и то страшно. Техника у нас на полях была, и может, получше вашей. Но потом наши поняли — мы это по истории учим, — что много техники иметь невыгодно и даже опасно: и горючее сжигает, и кислород, который нужен для дыхания. А чтобы сделать ее, сколько нужно всего сжечь-пережечь? И сколько всякой гари в атмосферу напустить? В общем, мы поняли, что на одной технике, как у вас говорят, далеко не уедешь. И стали приспосабливать к работе тех животных, которые еще остались. Ведь многие, когда было засилье техники, — так сказано в истории, — погибли.
— А у нас сейчас как раз засилье техники, — покачал головой Славик. — Ты смотри!.. Я это нашим обязательно расскажу. У нас техники все больше и больше, а всяких животных все меньше и меньше.
Все-таки задело Славика, задело, и ой как не хотелось уступать пришельцам!
— А знаете, — вдруг вспомнил он, — у нас многих животных человек тоже использует! Слон таскает тяжести, лошадь, верблюд и осел возят грузы, собаки дома сторожат и помогают милиции, кошки мышей ловят, а скворцы и другие птицы вредителей в садах истребляют, а мы им за это домики строим… А наши зайцы, между прочим, — припомнил еще Славик, — в цирке на барабане играют. А морские львы…
— И все-таки — что такое цирк? — спросил Питя. — Ты о нем уже раз говорил.
— Цирк… — Славик задумался. — Цирк — это… такое место, где мы удивляемся и веселимся, вот что это такое.
— Мы здесь тоже удивляемся и веселимся, — проронил Питя и почему-то спрятался в сумку.
— Мы там еще и радуемся, — нашелся Славик. — Там выступают самые, самые ловкие, самые сильные…
— А ты там не выступал? — услышал он голос за спиной. — С кем это ты разговариваешь?
Славик обернулся. К нему подходили все те же трое — Генчик, Васек и Юрчик.
— Я… стихотворение повторяю. — Славик спрятал сумку за спину. — Нам на лето задали.
Юрчик, — а это он спросил Славика, — хотел еще что-то сказать, но старший его опередил:
— Слышь, Слава, дело есть. — Он положил руку ему на плечо. — Не сегодня завтра михайловцы должны прийти. Драка будет. Ты никуда не уезжаешь? Ты ведь пока наш?
— В-ваш, — ответил Славик. И, должны мы сказать, для этого ему понадобилась известная доля храбрости.
— Мы без твоего каратэ с ними никак не справимся, — продолжал Генчик. — У них Митяй здоровый, как бугай: правой как даст — любой с катушек. Правая у него смертельная. Так придешь?
— П-приду, — сказал Славик.
— Я за тобой пришлю, когда они появятся.
Делегация удалилась, Питя высунулся из сумки.
— А почему с катушек? — спросил он. — Разве у вас есть роботы? Ведь только они на катушках.
— Мы будем драться, — мрачно ответил Славик. — Мы, люди. Ну, мальчишки. А катушки — это так говорится. Это когда тебя с ног сшибают.
— Вот это будет цирк! — закричал Питя. — Люди — и дерутся! Самые смелые, самые ловкие!
— И самые сильные, — механически добавил Славик, думая уже, как он предстанет перед Митяем, перед его смертельной правой.
ШАЛОПУТ И ФАНТАЗЕР
Путешествие по деревне на этом закончилось. Драка для пришельцев оказалась интереснее, чем дым из трубы, антенна на крыше и грохочущий, как военная машина, комбайн.
Славик повернул домой.
Почему? Зачем? Для чего? Отчего? Как это делается, и что потом получается? — Питины вопросы сыпались на Славика градом.
Садим спрашивал иначе:
— Каким целям служит? Ага, так… Нет ли в этом чего-нибудь полезного, скрытого от невнимательных глаз? Ага, так… Бывает ли при этом больно? Так. Так… Значит, по-твоему, драка ничему не способствует? Так. Ага… Тогда я задам тебе Питины вопросы: для чего? почему? зачем?..
В свою очередь, инопланетяне рассказали Славику, как «дерутся» они. Они, поссорившись, вызывают друг друга на спортивные состязания, решают математические задачи — кто быстрее. Вспоминают — кто больше — стихи. Осыпают друг друга пословицами на заданную тему… Что если Славик, когда нос к носу встретится с этим страшным Митяем, предложит ему решить вместо драки какую-нибудь математическую задачу? Или пусть Митяй прочитает наизусть стихотворение. А то скажет подряд десять пословиц…
Славик в ответ только вздохнул.
— Не будет он задачки решать. И стихотворение не будет читать. Драться с ним придется. У вас тот пистолет еще работает?
Пришельцы переглянулись.
— Мы обо всем доложим командиру, — сказал Садим. — Так полагается по уставу звездолетчиков. А уж он решит, что делать.
Подходя к дому, Славик застегнул сумку и передвинул ее набок. Только он успел это сделать, как на своем крыльце возникла Нинка.
— Явился — не запылился! — Ее глаза были сердито сощурены. — И где человек шлендает полдня — неизвестно! Бабушка его обыскалась, а ему хоть бы хны. Городские, они все такие — шалопуты, как один.
