– Ну… Здравствуй, сыночек, – помедлив, шепнула Оля.
Ваня Жук огляделся, никого не увидел и потянул из кармана часы. Хорошие часы – марки «Полет», старые, конечно, но вполне исправные. Винтажные, как теперь говорят.
Такие часы и на запястье носить было бы не стыдно, не только в кармане, но на руке их было бы видно в тот ключевой момент, когда Ваня мучительно тянулся за подаянием.
Курточные рукава были ему коротковаты, а никакого свитера под верхней одеждой не имелось, одна лишь теплая шерстяная жилетка – экипировка продуманная, подобранная в специальном расчете на добрых самаритян. Упакованные в теплые пальто и шубы прохожие, видя костлявую голую руку побирушки, одетого совсем не по сезону, делались добрее и щедрее.
Ваня спрятал часы, еще раз огляделся, ловко отстегнул грубо выструганный деревянный протез и сразу же спрятал его в потертый рюкзак, который вытащил из-под себя. Взамен достал башмак и обулся. Подвернутая нога, конечно, затекла, и колено болело, а что делать!
Кому сейчас легко?
Свой кусок хлеба – он за просто так не дается!
Пересыпав из пластикового стакана в карман денежную мелочь, набравшуюся за последний час, Ваня сноровисто свернул туристскую «пенку» и поторопился удалиться в глубь темного сквера.
Час пик миновал, офисные здания опустели, поток пешеходов иссяк, и Ванин рабочий день завершился. Зимой он всегда заканчивал рано, вот летом – дело другое. Летним вечером работа у него только начиналась, потому что расслабленные принаряженные граждане гуляли в уютном сквере до глубокой ночи.
Прихрамывая – нога еще не разработалась, – Ваня Жук по неприметной тропинке вышел в глухой аппендикс центральной аллеи.
Летом этот тупичок, с трех сторон огороженный зелеными стенами из самшита, украшал старомодный элегический фонтан, который Ваня про себя горделиво именовал: «Моя зимняя резиденция».
Хотя это было не совсем правильно, потому что летней резиденции у него не имелось. Да и зачем она ему? В теплое время года в южном городе можно с удобством ночевать хоть под кустом, хоть на клумбе.
На зиму фонтан заботливо законсервировали: водомет и подсветку выключили, сток закупорили, чашу накрыли конструкцией из деревянных балок и плотного полиэтилена. Глаз это защитное сооружение не радовало и гуляющих не привлекало, а посему в тупичке, который Ваня Жук считал своим двориком, было темно и тихо.
Ваня предвкушал приятный вечер и скромный ужин, для организации которого, что особенно радовало, не требовалось дополнительных финансовых вложений.
В рюкзаке негромко стукались друг о друга жестянка пива и банка тушенки – дары одного сердобольного мужика и одной доброй тетки, а в кармане куртки (не в том, где лежали часы) похрустывал бумажный пакет со слегка зачерствевшими слойками – обычное пожертвование продавщицы Мани из пирожковой «Ешь-ка».
Нераспроданные за день пирожки с начинкой, богатые сыром хачапури и сосиски в тесте хозяйственная Маня забирала домой, кормить семью и собаку, а пустые слойки частенько отдавала побирушке Ване. Не выбрасывать же! Пусть человек поест.
Человек слойки ел, Маню благодарил, денежки экономил, копил на заветную мечту – хибарку с огородиком в деревне. Все-таки его «зимняя резиденция» в парке имела характер временный, а Ваня был человеком основательным и планировал однажды покинуть суетный город и прочно осесть на земле.
Он остановился.
В закутке у фонтана кто-то был!
Ваня вовремя услышал негромкие голоса и спрятался за деревом. Высовываться не спешил – выжидал. Нарываться на неприятности ему не хотелось.
В укромном тупичке у фонтана иногда собирались небольшие небезопасные компании – то мелкое дворовое хулиганье, то безнадзорные детишки приличных, но вечно занятых мам и пап, то сладкие парочки и даже троечки-четверочки. Впрочем, для плотских утех скамья у фонтана была приспособлена плохо: и узкая, и короткая, и холодная, потому как из натурального камня. Жарким летом, конечно, имелся спрос и на это условно лежачее место, а вот демисезонная и зимняя любовь у фонтана бывала короткой, как выстрел.
Ваня обоснованно полагал, что незваные гости на подступах к его резиденции не задержатся, и оказался прав. Вскоре мимо него быстрым шагом проследовали три мужика.
Вековой народной традиции незатейливого выпивона на свежем воздухе, фигурально называемого «соображать на троих», они соответствовали количественно, но не качественно. Внимательный к деталям Ваня Жук заметил, что ни на завзятых пропойц, ни на застенчивых алкашей-подкаблучников эти трое не походили нисколько.
Крепкие подтянутые мужики, неброско, но добротно одетые, с ясными глазами и свежими лицами, без признаков одутловатости и выразительных красно-синих прожилок.
Может, спортсмены. Может, менты. А может, и похуже кто, мало ли… Но явно – не Святая Троица.
Пропуская их мимо себя, Ваня задержал дыханье и сросся с дубовым стволом, как древесный гриб.
Пронесло.
– Уффф!
Ваня пригнулся, тихо скользнул на аллею, подобрался к фонтану, держась поближе к зеленой изгороди и не возвышаясь над ней…
Да так и замер, скрюченный, на одной ноге:
– Что за черт?!
На лавке полусидя-полулежа покоилась темная фигура, весьма похожая на упомянутый персонаж.
Вот только…
Ваня присмотрелся.
Только без хвоста и рогов!
Хотя небольшие рожки вполне могли спрятаться под шапкой.
Ваня подумал-подумал – и осторожно потянул эту шапку, ухватив ее за самый краешек.
С вязаного полотна ведь отпечатки пальцев снять нельзя, не так ли?
Мысль об отпечатках сама собой возникла у Вани по причине подозрительной неподвижности темной фигуры.
Вот, кстати, те трое, удалившиеся отсюда совсем недавно, на убийц походили гораздо больше, чем на пьяниц!
Ваня еще не придумал, что делать с телом, но заранее знал, что оставлять его тут, на лавочке, нельзя.
Утром труп обнаружат, набегут сыскари – и прости-прощай, секретная зимняя резиденция Вани Жука! Следаки от его нехитрого секрета камня на камне не оставят, а самого Ваню – тут и к гадалке не ходи – безотлагательно переселят на нары. И будет гражданин без определенного места жительства Ваня Жук отвечать за убийство, которого он не совершал. И даже не знает, кого это тут порешили!
Собственно, именно для того, чтобы это узнать, он и потянул с головы предполагаемой жертвы трикотажную шапочку.
Из-под нее выскользнули гибкие спиральки туго закрученных волос.
Ваня крякнул, бережно отвел завитые пряди от бледного лица и горестно охнул.
– Ну, Люсь Александровна! – расстроенно воскликнул он. – Говорил же тебе Ваня: не ходи в темноте одна! Ваня же не дурак, Ваня эту паскудную жизнь отлично знает!
– Ваня…
– Никак живая! – обрадованный Ваня завертел девушку с боку на бок, как мешок с картошкой. – И вроде невредимая! Эй, Люсь Александровна, ты чего тут разлеглась?
– Вань, ты? А откуда у тебя взялась вторая нога?
Люсинда похлопала ресницами, налаживая резкость в затуманенных очах.
– Люсь, ты? – передразнил ее, скалясь в неполнозубой улыбке, Ваня Жук. – А откуда ты сама тут взялась?
– Ой, не знаю… А этот где? – Люся подняла голову и опасливо огляделась. – Такой… Злощавый!
Спонтанно родившийся неологизм объединял в себе два слова: «зловещий» и «слащавый».
Люся повторила:
– Злощавый, да, – и решила, что это определение подходит ее таинственному собеседнику просто идеально.
Голосок у него был то приторный, заигрывающий, то пугающий до оторопи.
– Только что трое тут были, – ответил Ваня Жук, послав озабоченный взгляд в дебри парка. – Очень даже пугающие мужички, я бы с такими не связывался!
– Я бы тоже не связывалась, да меня не спросили, – пробормотала Люсинда и со стоном поднялась с ледяной скамьи. – Ой, я промерзла насквозь!
– Тихо!
Ваня прислушался. Люсинда застыла, испуганно округлив глаза.
– Слышишь?
– Слышу!
– Отсекай его, отсекай! Заходи слева! – донеслись с большой аллеи азартные крики.
– Не знаю, что это за подвижная игра на свежем воздухе, но у меня вовсе нет желания в ней участвовать, – призналась Люсинда. Она дернулась в сторону, охнула и осела обратно на лавку: – Замерзла – ног не чувствую!
– Так, Люсь Александровна, слушай мою команду: давай руку и ползи за мной, – заторопился Ваня. – Убежать, я вижу, не получится, так что будем отсиживаться в укрытии.
– Где?! – затравленно огляделась Люсинда.
– В укрытии, говорю! – повторил Ваня Жук и потянул ее к фонтану.
Низкая восьмискатная крыша на его круглой чаше только выглядела единой и нерушимой. Одно из мутно-белых полиэтиленовых крыльев давно уже крепилось к раме не гвоздями, как все остальные, а двусторонним скотчем. Конструкцию в своих личных целях и надобностях усовершенствовал сам Ваня Жук.
– Живо полезай в хату, – велел он Люсе, с привычной ловкостью отгибая край полиэтиленового полотнища. – Прыгай. Не бойся, там не глубоко, не расшибешься.
