— Заходите, поговорим.
— Чуть попозже. Я вот по какому поводу... Приехал мой водитель, с которым я давно работаю... Мне бы хотелось и здесь работать именно с ним.
— Он прокурорский?
— Да.
— Тогда нет проблем. Я дам команду, он сегодня же получит все необходимые документы. В том здании, где вы работаете, на третьем этаже найдите Николая Петровича, его кабинет в конце коридора...
— Я знаю. Спасибо, Олег Иванович. До скорой встречи.
— Удачи, — и Олег Иванович положил трубку.
— Вопрос решен, — сказал Пафнутьев Андрею.
— Одна проблема, — сказал Андрей. — Москву я не слишком хорошо знаю... В свое время, во время службы, я немало здесь поколесил, но сейчас...
— Не переживай, куплю тебе карту, — успокоил Андрея Халандовский.
— Карту? — рассмеялся Андрей.
— Я куплю тебе большую карту.
— Хорошо, — согласился Андрей. — Но только очень большую, а лучше глобус.
— Да, Аркаша, есть еще одно небольшое дело. — Пафнутьев принес с кухни целлофановый пакет с обгорелым портфелем Лубовского. — Эту неприятную с виду вещь я обнаружил на месте взрыва... Ты понимаешь, да? Там, где Лубовского взорвали... Мне не хочется ее дома держать, нехорошо это, неграмотно... Захвати с собой, пусть этот пакет у тебя поваляется где-нибудь под диваном, ладно?
— Паша, это очень правильное решение, — серьезно заметил Халандовский, беря пакет. — И будет еще правильнее, если я засуну эту твою находку соседу на балкон — под банки с краской, под остатки паркета, кафеля и обоев.
— Не возражаю, — сказал Пафнутьев.
Из дома вышли вместе, отъехали на служебной машине Пафнутьева.
— Значит, так, Паша, слушай меня внимательно, — заговорил на заднем сиденье Халандовский. — Вечером вместо этого симпатичного парня будет сидеть Андрей, не затягивай с этим делом. Прямо сейчас, с утра и пробивай, пока начальство не передумало.
— Это обо мне речь? — спросил водитель.
— Да, дорогой, это все о тебе, — подтвердил Халандовский. — К тебе нет никаких претензий, ты не обижайся, но присутствующий здесь Павел Николаевич просто вынужден подчиниться руководству. Теперь, Паша, о тебе... На работе не задерживайся, нечего тебе там попусту болтаться, у нас сегодня важная встреча.
— С кем? — обернулся Пафнутьев.
— С очень интересным человеком.
— Понял.
— Встреча может затянуться, поэтому никаких дел не намечай. Вы сейчас с Андреем идете решать административные дела, я договариваюсь о подробностях вечерней встречи. Чтобы не было никаких накладок, поскольку наш собеседник человек непростой.
— Возможны неожиданности? — усмехнулся Пафнутьев.
— Неожиданности возможны всегда. Правильно говорю? — Халандовский подмигнул водителю в зеркало.
— Совершенно с вами согласен, — серьезно ответил тот.
— Тогда останови, будь добр, возле вон того киоска. Я приехал. Дальше действуйте сами. По обстановке. Встретимся у твоей квартиры, Паша.
— Заметано, — откликнулся Пафнутьев. — Тебе не тяжело с этим пакетом? — спросил он у Халандовского.
— Своя ноша не тянет, — беззаботно ответил тот и незаметно показал глазами на водителя — не все можно говорить при этом парне, не все, Паша. Пафнутьев в ответ кивнул, понял, дескать, принял к сведению.
* * *
В середине дня Пафнутьев шел по длинному больничному коридору к палате Лубовского. Как и обещал, он решил проведать благодетеля, кормильца своего и поильца. Внизу его остановили крепкие ребята в черных костюмах и с короткими автоматами. Проверив документы, они тут же по мобильным телефонам передали Пафнутьева на второй этаж, где точно такие же ребята снова проверили его прокурорское удостоверение и по телефону сообщили куда-то дальше. Возле палаты на жестком больничном табурете, выкрашенном белой краской, сидел еще один парень с литым затылком, короткой стрижкой и неизменным коротким автоматом. Этот проверять документы не стал — на его глазах у лестничной площадки гостя уже осматривали.
Пафнутьев оробело постучал в дверь и, чуть приоткрыв ее, протиснулся в палату. Перебинтованный Лубовский лежал по центру таким образом, что ни в одно из двух окон увидеть его было невозможно, следовательно, нельзя было и выстрелить — напротив окон стояло многоэтажное здание хирургического отделения. В углу на второй кровати сидел парень опять же в черном костюме и с коротким автоматом. На Пафнутьева он смотрел настороженно. Рядом на подушке лежал мобильник — ему, видимо, уже доложили о Пафнутьеве, о его приметах. Только по этой причине он не сдвинулся с места, не потребовал удостоверения.
— Присаживайтесь, Павел Николаевич. — Голос Лубовского оказался неожиданно звонким и даже как будто веселым.
— Спасибо, Юрий Яковлевич! Присяду.
— Вот видите, где встретиться пришлось. — Глаза Лубовского тоже показались Пафнутьеву веселыми. Видимо, повреждения у него были не слишком опасны для здоровья, и он уже вышел из того шокового состояния, в котором лежал на асфальте у своего офиса.
— Да уж. — Это все, что смог выдавить из себя Пафнутьев, прекрасно понимая бестолковость своих слов. — Сожалею.
— Надеюсь, это досадное происшествие не станет помехой в вашей работе?
— Не станет, Юрий Яковлевич. Я вижу, вы если и не в полном здравии, то хотя бы в ясном сознании. Во всяком случае, ваш вид со вчерашнего дня явно улучшился.
— Кстати, о вчерашнем дне... Мне рассказывали, что вы очень заботливо отнеслись к моему имуществу... Не знаю даже, как вас благодарить, Павел Николаевич!
— Не понял? — сказал Пафнутьев, старательно моргая глазами, и даже как бы за поддержкой обернулся к охраннику: дескать, не догадываюсь, о чем речь. Но наткнулся на такой злобный, ненавидящий взгляд, что поспешил повернуться к Лубовскому.
Тот молчал.
Пафнутьев по своей привычке склонил голову к одному плечу, к другому, опять поморгал и решил в конце концов что может продолжить разговор.
— Если вы имеете в виду портфель...
— Да!
Шумаков! — вдруг озарило Пафнутьева. Только Шумаков видел, как он сунул портфель в целлофановый пакет, больше никого рядом не было. Да, Шумаков предложил ему чуть ли не там же, на асфальте, ознакомиться с его содержимым. Точно, Шумаков. Напрасно он так быстро раскрылся. А может быть, еще кто-то видел? Ведь и Лубовский не должен выдавать своего человека, сдавать, как говорится. Значит, все-таки не Шумаков? Или все же он?
— Думаю, мы можем говорить не столько о портфеле, сколько о том, что от него осталось.
— Все равно я вам благодарен за заботу, — ледяным голосом продолжал Лубовский. — Если он не развалился в ваших руках, значит, часть бумаг все-таки сохранилась.
— Возможно, — легко согласился Пафнутьев. — Честно говоря, я даже не заглядывал в него.
— И это правильно, — одобрил Лубовский. — Это говорит о вашей порядочности. Действительно, зачем заглядывать в чужие вещи, в чужие карманы...
— Никогда этим не страдал! — горячо заверил Пафнутьев.
— Но вчера не смогли себя преодолеть?
— Юрий Яковлевич! — громко и внятно произнес Пафнутьев. — Вы, наверно, не слишком хорошо представляете себе вчерашнюю картину. Ваш джип пылает ярким пламенем, голова водителя валяется у бордюра, охранник превращен в кровавую кашу, вы, простите, в позе трупа лежите на асфальте... Народ беснуется, зовут милицию, пожарных, «Скорую помощь»... Это была кошмарная картина. И если мне одному пришло в голову заглянуть в машину... Спасти то, что осталось... И вы меня за это укоряете?!
— Я вас не укоряю. Я никого никогда не укоряю. У меня нет такой глупой привычки. Когда мне хочется кого-нибудь укорить, я поступаю совершенно иначе.
— Как же вы поступаете, Юрий Яковлевич?
— Адекватно.
— Это интересно! — воскликнул Пафнутьев.
— Смею вас заверить, Павел Николаевич, что интересного здесь нет ничего. И оставим это. Я прошу вас вернуть мне мой портфель с бумагами, которые совершенно не нужны в вашем благородном деле. Кстати, как вам понравилось виски, которое я прислал?
— Прекрасное виски! — с подъемом воскликнул Пафнутьев. — Это, наверное, единственное, что сейчас утешает меня в жизни!
— Закончится — скажите.
— Обязательно.
— Значит, мы договорились насчет моих вещичек?
— Разумеется, Юрий Яковлевич! Здесь не будет никаких проблем! Это я вам обещаю!
— У вас ко мне какие-то вопросы? Ведь я не поверю, что вы пришли, чтобы поинтересоваться моим здоровьем.
— Вопросы, конечно, есть, но, во-первых, я к ним не готов, а во-вторых, больничная палата не место для подобных бесед.
— Очень вам благодарен. — Зазвонил телефон, и Лубовский, прижав трубку к уху, молча вслушивался — кто-то подробно и долго о чем-то докладывал. Лубовский время от времени взглядывал на Пафнутьева, взглядывал будто с каким-то сомнением, из чего Пафнутьев заключил, что разговор идет и о нем тоже. — Странно, очень странно, — проговорил Лубовский. — Ну, что ж, будем думать. — И он, не прощаясь, отключил связь, повернулся к Пафнутьеву: — Значит, мы договорились, Павел Николаевич?
