— Я что-то не понимаю. Чем же Алан Стэнвик выделялся среди остальных?
— Чем он выделялся? Ему только тридцать три, а он руководит одной из крупнейших корпораций страны.
— Да?
— Да. Я знаю, что ты хочешь сказать. Что он, мол, женился на «Коллинз Эвиэйшн». Но он к тому же чертовски умен и работал, как проклятый. Я горжусь тем, что живу за его счет.
— Извините.
— Поверь мне, Коллинзы нуждаются в нем больше, чем он в них. Я думаю, случись Джону Коллинзу выбирать между Аланом и Джоан, он оставил бы Алана, а собственную дочь бросил бы на съедение волкам. Сегодня Алан возглавлял бы «Коллинз Эвиэйшн» независимо от того, был бы он мужем Джоан или нет.
— Вы так считаете?
— Да. Можете не сомневаться. Вы не знаете, какой это способный человек. Корпорации должны драться за него, как дрались студенческие братства. У этого парня есть все.
— Вы прямо-таки идолопоклонник.
— Совершенно верно, и мой идол — Алан Стэнвик.
— Вы его часто видите?
— По правде сказать, нет. У нас разные интересы. Он летает, играет в теннис, сквош, плавает на яхте. Я же любил выпить. Он много работает. И вообще, очень серьезен. Он не способен сесть, налить джина с тоником, поболтать о том о сем, как делаем мы. Мы вот просто разговариваем, коротаем время. Он же старается использовать каждую секунду. И потом, Джоан недолюбливает мою жену. Да и я, соответственно, тоже не подарок. Боже, ты не знаком с моей женой? При удаче ты с ней так и не встретишься. Если же убежишь с ней, я тебя отблагодарю.
— Получается, Берт, что вы не знаете, чем занимается и о чем думает Алан в эти дни.
— Я не знал этого и раньше. Как, впрочем, и остальные. Алан никогда не раскрывал своих карт. Он может умирать от рака, но никому ничего не скажет.
— Странно, что вы заговорили о раке.
— Он не скажет даже лучшему другу, что у него горят штаны.
— За ленчем мне показалось, что Джоан чем-то подавлена.
— Послушай, Джон, я не ошибусь, если скажу, что ты — друг Джоан, а я — Алана, так?
— Так, — кивнул Флетч.
— Поэтому ты воспринимаешь происходящее с ее точки зрения, а я — с его.
— Совершенно верно.
— Алан женился не только на девушке своей мечты. Он женился на корпорации. Деловом предприятии. На вездесущем тесте, совете директоров, прислуге, Рэкетс-клаб и еще бог знает на чем. Если обычная жена — якорь, то этот парень приковал себя к целому континенту.
— Джоан за ленчем упомянула о ранчо в Неваде.
— Да, Алан говорил мне об этом. После подписания сделки я займусь страховкой. Через пару недель. Коров там на пятнадцать миллионов долларов.
— Вам повезло.
— Все эти годы я тревожился об Алане. Теперь я должен волноваться из-за коров. Слава богу, коровы не летают.
— Страхование ранчо вам будет внове.
— Алан позаботился обо мне. Через две недели я должен связаться с одним маклером. Забыл, как его зовут. Фамилию я где-то записал.
— Джим Свартаут?
— Во-во. Именно он. Ты его знаешь?
— Конечно. Отличный мужик.
— Надеюсь, в страховании коров он разбирается лучше меня. Мне наверняка понадобится помощь.
— На ранчо они смогут побыть вместе. Джоан и Алан.
— Нет. Тут те же деловые интересы. Покупка ранчо — ее идея.
— Неужели?
— Да. Алану оно ни к чему. Он понимает в коровах меньше меня, а по мне корова — большой сундук с четырьмя ногами по углам, из которого капает молоко. Он туда не рвется. Ранчо Косто Мачо!
— Я думал, это он предложил купить ранчо.
— Нет.
— Тогда почему Джоан так подавлена?
— Что ты имеешь в виду?
— Может, мне показалось, но создается впечатление, что ей очень невесело.
— Она еще хуже Алана. Все на полном серьезе. Разве ты этого не замечал? Улыбку из них надо вытаскивать клещами. Словно они считают, что улыбка стоит денег.
— Я, правда, не видел их дочку, Джулию.
— Маленькая мерзавка.
— Маленькая мерзавка?
— Жаль, что у нее нет сестры. Тогда бы я мог взять одну из них за ноги и отколотить ею другую. Хочешь еще выпить?
— Спасибо, Берт. Мне пора на самолет.
— Улетаешь сегодня, да?
— Заскочу в отель, переоденусь и в аэропорт.
— Лучше б ты остался и познакомился с моей женой. Может, тебе захочется увезти ее с собой.
— С вами приятно поболтать, Берт.
— Боже, как она отвратительна! Не пропадай, Джон. Как только появишься в городе, сразу заскакивай ко мне.
— Обязательно, Берт. Обязательно.
Глава 16
— Фараоны. Фараоны. Фараоны.
Два бокала апельсинового сока с водкой. Сандвич с сыром. Три джина с тоником. Флетчу не хотелось вставать. Солнце уже скатывалось за горизонт, но песок еще не остыл и согревал кожу накопленным за день теплом.
Флетч заснул.
Сандо потряс его за плечо.
— Фараоны. Спрячь все, что у тебя есть. Облава.
Тьма. Двойные зажженные фары патрульных машин за парапетом набережной. Тишина. Тени с дубинками, спускающиеся на пляж. Люди на берегу, поспешно расползающиеся во все стороны, некоторые заходили в океан, другие шли по кромке воды чернеющими в лунном свете силуэтами. Лисицы забрались на птичий двор. Толстяк Сэм вышел из лачуги и сел на песок, скрестив под собой ноги. Гамми Монтгомери приподнялся на локтях. Флетч остался лежать. Бобби он не видел.
Полицейские обошли Флетча справа и слева. Их было семеро. В защитных масках, с опущенными прозрачными щитками, закрывающими лицо. Впереди выступал Каммингс, высокий широкоплечий начальник полиции.
Они окружили Монтгомери. Каммингс уперся дубинкой в живот подростка.
— О Господи! Почему я? Почему всегда я?
— Твой папуля беспокоится о тебе.
— Скажите ему, чтоб он катился ко всем чертям.
— Пошли, Гамми.
Каммингс навалился на дубинку.
— Я ничего не сделал! У меня нет наркотиков!
Дубинка провалилась чуть ли не до позвоночника.
— Это насилие!
Гамми попытался сбить дубинку рукой, но ничего не добился.
— Насилие. Громкое слово для восемнадцатилетнего.
— Мне семнадцать. Оставьте меня в покое!
Другой полицейский, крепенький толстячок, внезапно наклонился над Гамми и двинул ему в ухо. Тот вскочил, чтобы избежать второго удара.
Флетч, после короткого раздумья, подошел к не успевшему выпрямиться толстяку и толкнул его в зад. Голова толстяка воткнулась в песок там, где только что лежал Гамми.
Третий полицейский поднял дубинку.
Флетч изо всей силы ударил его в живот.
Четвертый, здоровенный детина, сбросил каску и двинулся на Флетча. Тот успел ударить его дважды, в глаза и в челюсть.
Затем что-то треснуло, вспыхнула яркая звезда, и Флетч почувствовал, как подогнулись его колени.
— Дерьмо, — успел пробормотать он.
Его голова лежала на животе Бобби. В небе сияли настоящие звезды.
— Господи, — выдохнул он.
На пляже царила тишина.
— Голова болит? — спросила Бобби.
— Господи, — повторил Флетч.
— Ко мне прибежал Сандо. Я решила, что тебя убили.
— Голова просто раскалывается.
— Он сказал, что ты ударил полицейского.
— Двух. Трех. Почему я все еще на пляже?
— Ты думал, что окажешься в космосе?
— Нет, в тюрьме.
— С тобой все в порядке? Они ушли.
— Почему они не арестовали меня?
— Я рада, что они оставили тебя здесь.
— Я ожидал, что меня заберут. Я ударил трех полицейских.
— Они могли сгноить тебя в камере.
Появился Сандо. Он жевал запеченную в тесте котлету.
— Эй, парень! Ну как ты?
— Что случилось? — спросил Флетч.
— Они опять забрали Гамми.
— Только его?
— Да.
— Почему они не забрали меня?
— Они хотели. Пара этих горилл потащила тебя за ноги.
— А потом?
— Шеф велел им бросить тебя. Наверное, боялся, как бы они не перетрудились, затаскивая тебя на набережную.
— Господи. Они не арестовали меня. Давно они ушли?
— Не знаю. Полчаса, час.
— Чем мне тебе помочь? — спросила Бобби. — Пойдем домой?
— Ты иди. Я не могу пошевелиться.
— Давай я отведу тебя, — предложил Сандо.
— Нет. Я хочу остаться здесь.
— Сегодня суббота, — напомнила Бобби. — Мне надо работать.
Она была в белых шортах, легкой блузке и сандалиях.
— Иди работай, — ответил Флетч. — Я оклемаюсь.
