— Я, должно быть, все перепутал.
— Должно быть. И он всегда говорил, что его мать — неврастеничка. Почти не встает с постели.
— И вас не интересовали родители Алана? Вы не хотели с ними встретиться?
— Нет, если Алан говорит правду. А в этом-то я уверена. Поверьте мне, дорогой, у окружающих меня людей достаточно трудные характеры, так что мне не хочется обременять себя еще и родственниками мужа.
— Я понимаю.
При появлении интересного, представительного мужчины лет пятидесяти с небольшим, одетого в легкие белые брюки и синий блейзер, павильон оживился. Ему махали руками. Мужчины, сидевшие за ближайшими к двери столиками, вставали. Женщины лучезарно улыбались. Старший официант, радостно кивая, затрусил навстречу.
— Это мой отец, — прокомментировала Джоан.
— Да, — кивнул Флетч. — Я его узнал.
— Не огорчайтесь, если он не вспомнит вас.
— Почему он должен меня помнить?
— Потому что ты красавец. Я вся горю. Тебе действительно нужно уезжать сегодня?
— Я должен вернуться вечером.
— Но завтра воскресенье.
— Послушайте, у вас с Аланом должно быть какое-нибудь местечко, куда вы можете поехать и остаться вдвоем. Только вы и больше никого.
— Ранчо.
— Что?
— Алан покупает ранчо. В Неваде. Для нас.
— Отлично.
— Что тут отличного. Это ужасно. Кому нужно ранчо в Неваде?
— Таких не так мало.
— Ребенком я провела лето на ранчо. Жара, пыль, грязь. Скука. Невероятная скука. Все мужчины словно сухие крендельки, посыпанные солью. А как они говорят! Каждое слово тянется, как резинка, а конец предложения ясен уже с самого начала. И речь заходит только о четвероногих. Нет, любоваться коровами — это не для меня.
— Тогда зачем вам ранчо?
— Алан хочет его купить. Я там еще не была. Алан настаивает, чтобы мы полетели туда на следующий уик-энд.
— На следующий уик-энд?
— Можешь представить, с каким ужасом я жду этого дня.
— Но там вам удастся побыть вдвоем.
— Черта с два. За домом есть взлетная полоса. Это мне уже известно. Так что Алан вновь будет улетать по важным делам, а мне придется глядеть на коров в обществе просоленных сухарей в джинсах.
— Так откажитесь. Отговорите Алана от покупки.
— Через неделю он должен внести задаток. Наличными.
— Наличными?
— Да. Разве это не безумие? Наличные. Он сказал, что люди там признают только те деньги, за которые могут подержаться руками. Если он привезет наличные в бумажном пакете или чемодане и вывалит их на стол, то сможет выгадать какие-то проценты.
— Они не могут быть такими дикарями.
— Это же Невада, дорогой. Откуда нам знать, что может понравиться сухарю в джинсах, думающему лишь о коровах. О, папа!
Флетч встал.
— Это старый друг Алана. Они вместе служили в авиации. Джон…
— Атреламенски, — продолжил Флетч, пожимая руку отцу Джоан.
— Рад познакомиться с вами, мистер Атреламенски, — улыбнулся Джон Коллинз. — Оставайтесь с нами на ленч.
Глава 13
Флетч принес стул от соседнего столика. Джон Коллинз сел лицом к дочери. В час дня на кортах не было ни души. Игроки перекочевали в павильон.
Джоан убрала фотоаппарат.
— Джон торгует мебелью, папа. Он из Грэнд-Рейпидс, что в Мичигане.
— Из Батте, Монтана, — поправил ее Флетч.
— О?
Флетч выбрал верный путь. Мало того, что никто не мог запомнить его фамилию, ни отца, ни дочь не интересовали ни торговля мебелью, ни городок Батте в штате Монтана. Он мог не сомневаться, что к завтрашнему дню о его существовании забудут раз и навсегда.
— «Мартини» до ленча? — укоризненно спросил Джон Коллинз.
— Я собиралась поспать днем, — ответила Джоан, глядя на Флетча.
— Хорошо хоть, что Джон пьет апельсиновый сок.
— Он с водкой.
— А-а. Понятно. От большого количества этой смеси утром болит голова, — Джон Коллинз широко улыбнулся. — Вы играете в теннис, Джон?
— Очень плохо, сэр. Теннис — прекрасная игра, но у меня так мало свободного времени.
— Вы должны находить время, чтобы наслаждаться жизнью и заботиться о своем здоровье. Это лучший способ успеть все сделать.
— Да, сэр.
— Разумеется, при этом неплохо иметь весьма способного зятя, который продолжает твое дело. Иногда у меня возникает чувство вины из-за того, что я играю, а Алан работает. Откуда вы знаете Алана?
— Мы вместе служили в авиации. В Техасе.
— Джон сказал, что Алан однажды спикировал на дом. В Сан-Антонио. Он говорил тебе об этом, папа?
— Естественно, нет.
— Мы тогда были лейтенантами, — ввернул Флетч. — Его сурово наказали. Полагаю, мне следовало умолчать об этом.
— Наоборот, — возразил Джон Коллинз. — Нам давно пора узнать о проступках Алана. Теперь мы прижмем его к стенке. Может, он натворил что-нибудь еще?
— Нет, сэр.
— На этот уик-энд он отправился в Айдахо, испытывает чей-то экспериментальный самолет. Вы все еще летаете?
— Только с билетом в кармане.
— Молодец. Как я хочу, чтобы Алан прекратил эти полеты. Он играет слишком важную роль в жизни многих людей, чтобы идти на такой риск. Вы были с ними за океаном?
— Нет. Меня послали на Алеутские острова.
— О!
Флетч улыбнулся. Плевать они хотели и на Алеуты.
Без всякого заказа Джону Коллинзу принесли сандвич с запеченным сыром и бутылку эля.
— Что вы будете есть? — спросил он.
— Сандвич с цыпленком, — ответила Джоан. — И майонезом.
— А мне с сыром, — добавил Флетч. — И бутылку пива.
— Вы приняли правильное решение, порвав с авиацией, — заметил Джон Коллинз.
Флетч рассмеялся:
— Мне нравится продавать мебель.
— Дело в том, что Алану необходима молодежь, — продолжил старший Коллинз. — Друзья. Люди, на которых он мог бы положиться. А его окружают одни старики, начавшие работать еще со мной. Я все время твержу ему, что пора отправить их на пенсию, но он не слушает. Лучше, говорит, их брюзжание, чем новички, которые придутся не ко двору.
— Папа. Он ничего такого не говорил.
— Ну сказал бы, будь у него чувство юмора.
— Он отлично понимает юмор, — Джоан бросилась защищать мужа.
— Он хоть раз рассмешил тебя? — настаивал на своем Джон Коллинз. — Когда это было?
— Ну, на днях он говорил с Джулией. Не помню о чем. Кажется, насчет того, что пора спать.
— Буян, — вздохнул Коллинз. — Мой зять — буян. У него было чувство юмора, когда вы служили в Техасе?
— Алан оставался серьезным при любых обстоятельствах, — ответил Флетчер.
— Я тревожусь за людей, лишенных чувства юмора. Вот и ваш ленч. Они все воспринимают на полном серьезе. Все они склонны к самоубийству.
— Если сигареты не покончат с ними раньше.
— Что? — Джон Коллинз наклонился к Флетчу.
— Сигареты. Алан всегда боялся заболеть раком.
— Алан никогда не говорил мне об этом, — добавила Джоан.
— Должно быть, он сжился с этим. Или преодолел страх.
— Все должны бояться рака. У него болен кто-нибудь из родственников? Хотя откуда нам знать? Мы никогда не встречались с его семьей. Надо бы выяснить, живы ли они.
— Алан не говорит о них, — пояснила Джоан. — Мне кажется, он даже не переписывается с ними.
— Я его не виню, — продолжал Джон Коллинз. — Только мерзавец может заставлять сына заниматься боксом. Глупейший вид спорта. Алан мог бы стать выдающимся теннисистом, если бы начал играть смолоду. А ему пришлось тратить время черт знает на что. Я считаю, что принуждать сына к боксу может лишь тот отец, который хочет видеть его в гробу.
— Ты сегодня в блестящей форме, папа. Один афоризм лучше другого.
— Почему бы и нет? Такая приятная компания. Его отец так и не понял, что Алан очень умен. Просто чудо, что ему не вышибли мозги.
— Перед твоим приходом, папа, мы говорили о ранчо, которое Алан покупает в Неваде.
— Понимаю. Хорошая идея.
— Наоборот, отвратительная.
— Наша семья слишком мало вкладывала в недвижимость. Что у нас есть? Городские дома, да то местечко в Аспене. Нам и раньше следовало покупать землю. Но никто не хотел этим заниматься. Я рад, что Алан переступил черту.
— Меня тошнит от одной мысли о ранчо.
— Ты же не должна там жить.
— Судя по словам Алана, этот миллион акров в Неваде станет нашим духовным прибежищем.
