подумал я. – Вот значит как».
– Спасибо, что вышли встретить, – сказал я, стараясь не показать своих эмоций.
– Итак, – ответил он, обращаясь не столько ко мне, сколько к большому зданию из красного кирпича неподалеку.
Затем длинное жилистое плечо качнулось вперед, раскрылась ладонь.
– Эндрю.
– Том.
– Итак, – повторил он. – У нас еще есть время до твоего звездного часа. Можем выпить, если хочешь.
* * *
Я пил кофе с Эндрю Блэком в маленьком подземном университетском кафе с пластиковыми стульями и яркими лампочками. Говорил он мало, а то, что выдавал в промежутках между долгими, мучительно долгими паузами, относилось в основном к неодушевленным предметам и звучало скорее как утверждение, чем ответ на мои реплики. «На поезде ехать скучно», – говорил он пустому стулу слева; «Если невкусно, то не стоит допивать», – а это уже чашке в моей руке. На эти скупые высказывания достаточно было отвечать редкими «угу» или «ага» в знак согласия, но я все-таки старался хоть чуть-чуть, но поддерживать диалог. Однако инициатива-то шла от него; ему нужна была эта встреча. Хотя так и неясно, для чего. Но я не собирался его тормошить и расспрашивать, просто сидел и ждал, попивая кофе.
За столиком в другом конце зала сидела молодая блондинка и что-то деловито печатала на мобильном, так и не притронувшись к своему напитку. Я понаблюдал за ней, потом перевел взгляд на баристу и смотрел, как она приготовила три чашки кофе, два чая и кофе, затем чай и кофе с сырным сэндвичем. Затем следил, как появившийся мужчина в рабочем комбинезоне по одной разгружал коробки с поддонов на тележке.
Наконец я не выдержал.
Спросил, пишет ли он что-нибудь в настоящий момент, – да, пишет. Как долго преподает? Уже несколько месяцев. Нравится ли ему? Вполне. Он все продолжал водить пальцем по обложке «Qwerty-автомата», и я, не стерпев, осведомился, что он думает о моей книге.
Он перестал ерзать.
– Что я думаю?
– Да. Ну… Как тебе?
Блэк озадаченно взглянул на меня, затем на книгу. Перевернул ее, прочитал аннотацию, словно хотел узнать содержание, хоть уже осилил около двух третей романа. Затем поднял голову и снова одарил колким взглядом, в котором я увидел раздражение, недоверие, а еще, как мне показалось, намек на отчаяние.
Отчаяние?
И понял: я что-то упустил. Не понял причин, приведших к нашей встрече, или же причин поведения Блэка. Но что конкретно – без понятия.
С растущим беспокойством я наблюдал, как он снова перевернул книгу. Открыл обложку и быстро просмотрел несколько первых страниц. Снова принялся листать все дальше и дальше, пока не добрался до страницы с загнутым уголком. Осторожно развернул маленький бумажный треугольник, разгладил его большим пальцем и уставился на страницу.
Прошли секунды. Еще несколько. Примерно через минуту я понял, что Блэк не собирался отвечать на мой вопрос. Он читал.
– Ты очень странный, – сказал я, не в силах скрыть раздражение в голосе.
– Я просто прямолинеен, – ответил он, обращаясь к странице.
– Это да, но… Ладно. Ты пригласил меня, чтобы я выступил на лекции, и я…
– Ты спросил, что я думаю о книге. Как я могу ответить, если еще ее не закончил?
– Ну а пока какие впечатления?
– О чем ты?
– Тебе понравилось то, что ты уже прочел?
– Пойму, когда доберусь до конца.
Он отлистнул страницы назад.
– Хороша ли первая строка? Откуда мне знать? Как я узнаю, гениальна ли эта первая строчка или худшая из всех когда-либо написанных, пока не прочитаю книгу полностью?
– Она тебе понравилась?
– Какое это имеет значение? Послушай… Хочешь знать, что я думаю об этом предложении? О созданном мире в целом? Можно ли было как-то лучше прописать вот этот намек на будущие события? Или вот, – он нашел страницу и постучал по ней пальцем, – хорошо ли работает раскрытие интриги в этом моменте? Откуда мне знать?
– Господи, – сказал я. – Это роман, а не двигатель.
– А что, если не двигатель?
Меня переклинило. Я собирался возразить, потребовать объяснить, что он вообще имел в виду, но не сделал этого. Заявление было настолько неожиданным, что я потерял дар речи.
Мы смотрели друг на друга.
Блэк в последний раз пролистнул страницы «Qwerty-автомата», затем опустил его на стол между нами.
– Вот что я думаю, – тихо сказал он, глядя на книгу.
Я отпил глоток кофе. Мы закрыли тему.
* * *
Студенты потихоньку заполняли стоящие кругом неподалеку от стадиона пластиковые стулья, потому что Блэк, по-видимому, не любил торчать в аудитории. Все кутались в шарфы, натягивали перчатки и шапки.
Я копался в сумке, которая лежала на соседнем стуле, в поисках своего экземпляра «Qwerty-автомата», как вдруг рядом раздалось:
– Привет.
Я поднял голову. Голосом оказалась студентка из кафе; ее светлые волосы так ослепительно сияли на зимнем солнце, что я сощурился.
– Эм, привет.
– Не занято?
– Нет, нет – я переложил сумку себе на колени. – Прошу.
– Спасибо.
Она опустилась на сиденье, и мы наблюдали, как Эндрю Блэк обходит дальнюю часть круга, раздавая скрепленные листы формата А4.
– Мистер Мондеграсс, – сказала она, не сводя глаз с Эндрю.
– Ага.
– Как попили кофе?
Я вскинул брови.
Она засмеялась.
– Зато на лекцию бесплатно попал. Повезло.
Она улыбнулась. Я улыбнулся в ответ. Неловкая тишина не заканчивалась.
«Скажи что-нибудь, Куинн».
– Между необходимостью платить и возможностью получать плату – огромная разница, – сказал я.
«Вот это ты выдал, конечно», – пронеслась мысль.
– Согласна.
– Это…
– Из «Моби Дика», я знаю.
Я кивнул:
– Неплохая книга.
«Неплохая книга»?
Все это время я рылся в сумке в поисках книги, и, наконец, нашел ее. Когда я поднял глаза, Блэк внезапно оказался рядом, вручил нам несколько скрепленных страниц, а потом пошел дальше. Девушка несколько секунд наблюдала, как он движется по кругу, затем протянула мне руку.
– Имоджен.
– То…
– Томас Куинн, – кивнула она. – Я знаю вас. Вы – первоклассный молодой писатель, блестящий новеллист-дебютант и сын легендарного доктора Стэнли.
Хотел бы я увидеть свое выражение.
– Я экстрасенс, – усмехнулась она, а потом указала пальцем на мои колени. – А еще все это написано на обложке вашей книги.
Началась лекция. Одна из студенток зачитывала свою историю, в то время как группа отслеживала текст по выданным распечаткам. Мне было очень жаль девушку. Судя по всему, писала она по опыту, но явно исходящие от нее печаль и одиночество совершенно не отражались текстом; он вышел поверхностным, пустым и мертвым.
Как только чтение закончилось, началось неловкое обсуждение. Вклад Блэка сводился к нескольким «ясно», парочке «судя по всему, да» и особенно жестокому: «Ну, если вы так считаете…». Студентка сломалась под тяжестью последнего комментария и громким неровным голосом выпалила, что понимает: история неидеальна, но у нее «не вышло убедительно выразить чувства и облечь их в слова».
Блэк, на удивление, не сгрубил и не проигнорировал это заявление. Вместо этого он ненадолго задумался, а потом сказал:
– Слова, как и атомы, по большей части пусты.
Атомы, для справки, на девяносто девять целых девять биллионов девять миллионов девятьсот девяносто девять тысяч девятьсот девяносто девять процента состоят из пустого
