– А на озеро – куда?
– На левый берег. Там рядом дача Васькина, ну отца. Капитальная, с печкой, два этажа. Банька. Есть где попариться и переночевать, если что. – Максим хохотнул. – И если как.
От калитки донесся нетерпеливый, но какой-то чахлый гудок.
– Во, не терпится. Ну так что, выручишь? Я через неделю отдам… Через две точно.
– А меня не возьмете? – попросился Женька.
Когда-то у его матери на озере тоже был участок со скромной халупой, больше похожей на сарай. Только не на левом берегу, а на правом. Собственно, это и был сарай, где хранился нехитрый огородный инвентарь, можно было укрыться от непогоды, ну и в теплую погоду переночевать при необходимости на широких самодельных нарах. Женька любил там бывать. И осенью, когда на участках жгли ненужные обрезанные ветки, чтобы добавить золу в землю, и казалось, весь дачный поселок потому и полон теплых золотистых оттенков, что медленно коптится на многих кострах; и весной, когда только проснувшаяся от долгой спячки земля так одуряюще пахла, словно не под снегом недавно была, а под жаркой периной; а особенно летом, в июле, когда можно было хоть целый день проводить на озере, забегая домой, только чтобы показаться матери и перекусить… Уже лет пять он там не был – с тех самых пор, как все случилось и мать участок продала, оставив для картошки лишь небольшой кусок земли почти сразу за городом, где даже сарая не было, – так, худая изгородь да покрытый пленкой навес. А главное, не было озера.
– Ну, – замялся Максим, – у нас же комплект. Два на два. Давай в другой раз.
– Я вам не буду мешать. Мне бы в озере поплавать. Я там уже тыщу лет не был.
– Да мне не жалко, ты пойми. Но мы же с ночевкой. И дача не моя. И вообще, чего тебе сейчас-то приспичило? – вырвалось у Максима.
– Мы столько не виде… – Женька осекся и поправился: – Не встречались.
– Так еще встретимся. Я же здесь, никуда не уезжаю.
– А деньги ты можешь тогда не отдавать, – предложил Женька, ощутив при этом укол совести.
Лишних денег у них с матерью не было, да и нелишние исчезали слишком быстро, задолго до того, как появлялись следующие. Мать корячилась по полторы смены, после которых еле добиралась до дома и с час лежала на полу, подложив что-нибудь под опухшие ноги, а Женька плел для рыбаков сети и бредни из капроновой нити, что тайком выносила с работы мать, да вырезал из дерева всякие поделки, отдавая оптом соседу, торгующему на самостийном воскресном рынке чем ни попадя. Сосед брал поделки все неохотнее, говорил, что расходятся плохо, – землякам не до красоты, а немногие проезжающие обходятся привычными сувенирами из лавки у церкви. Рыбаков же, промышляющих рыбу в товарных количествах, осталось в округе немного. Те, что побогаче, браконьерили электроудочками, после которых всякая жизнь в водоеме замирала надолго, если не навсегда. Победнее предпочитали китайские сетки – дешево и не жалко, если пропадет. Только понимающие, ценившие долговечность и качество, обращались к Женьке. А таких было совсем мало. Да и невыгодным становилось это дело. Рыба в окружающих озерах, если где еще и водилась, то исключительно сорная, на такой много не заработаешь. Остальную совместными усилиями давно повывели... Так что на жизнь Женьке с матерью едва хватало. Эти пять сотен были Женькиной заначкой, тайно скопленной на подарок. До материного дня рождения оставалось меньше месяца. Но сейчас ему вдруг так остро захотелось на озеро, что он решил об этом не думать.
А вот Максим над его предложением задумался. Постоял, что-то прикидывая, сказал: «Ща попробуем. Ты же мне друг, ё-моё», – и пошел к машине. Шум мотора затих, музыка тоже чуть убавилась, уступив место торопливому бубнежу Максима и капризничающим женским голосам. Васька, похоже, больше молчал.
– Жека, поехали! – наконец, долетело от калитки.
– Сейчас, сейчас… – Женька вернулся на кухню, достал деньги, нащупал блокнот и ручку, торопливо написал несколько корявых печатных букв, оповещающих мать, что уехал и будет завтра, взял палку, запер дом и спрятал ключ под крыльцо.
– Знакомьтесь, Женька, – сказал Максим. – Наш этот… спонсор. Ваську ты знаешь, а это Элеонора и Кристина.
Васька что-то неразборчиво буркнул, женские голоса сначала при виде Женьки ойкнули, потом вразнобой сказали:
– Здрасьте!
– Между прочим, поэт. Стихи сочиняет, – сразу выдал Женькину тайну Максим.
Он был единственный, кто об этом знал. Больше Женька никому не признавался, почему-то стыдясь своего увлечения, свойственного, как он считал, все же скорее девчонкам, да и серьезно к нему не относясь. Просто так иногда получалось, что стихи вдруг сами начинали приходить ему в голову: одно слово цеплялось за другое, другое – за третье, они выстраивались в строки, укладывались в размер, находили себе рифмы, и постепенно появлялось стихотворение, которое Женька некоторое время с удовольствием про себя повторял, а потом забывал. Он их никогда не записывал и даже запомнить не старался – знал, что на смену этому стихотворению когда-нибудь придет следующее, которое будет важнее и интереснее, потому что лучше опишет то, что он в тот момент будет чувствовать. Он и Максиму сказал об этом когда-то давно, случайно, вырвалось по какому-то поводу, тут же об этом пожалел, но тот, казалось, пропустил его признание мимо ушей, а тут на тебе – вспомнил.
– Да? Про любовь? – донеслось из машины.
– И про любовь тоже, – ответил за Женьку Максим. – Садись назад, к девушкам. – Открыл дверцу.
Изнутри пахнуло так, будто там только что разбили флакон дешевой туалетной воды. Точно так же пахло от одного лотка у входа на «Славянский базар», где вечно толпились женщины, открывая коробочки, нюхая, обсуждая и выбирая. Чего они выбирают – было непонятно, на нюх Женьки там все пахло одинаково-резко и разливалось скорее всего в разные пузырьки из одной бочки.
– Да, мы девушки строгие, – хрипло протянула одна. – Правда, Кристин?
– А еще красивые и гордые, – также растягивая слова, произнесла другая.
– Ну кто бы спорил! – воскликнул Максим. – А, Вась?
Васька опять что-то буркнул, на этот раз, похоже, любезное, и завел двигатель.
Женька нащупал спинку, сиденье, чью-то теплую мягкую ногу и стал залезать.
– Не, ну лапать-то сразу зачем? – Судя по голосу, нога был Кристинина. – Хоть бы про любовь сначала чего почитал – красивое.
– Да, Жек, ты это кончай. Мы это и сами умеем. – Максим хлопнул за Женькой дверцей и стал устраиваться впереди.
– Про любовь красиво? – спросила Элеонора.
– Нет, другое! – гоготнул Максим. – Жека, деньги не забыл?
Сидя солдатиком, чтобы как можно меньше соприкасаться с соседкой, Женька протянул вперед аккуратно сложенные вдвое бумажки.
– Все, вперед, затаримся в дачном.
Пока ехали, говорил чаще один Максим. Девицы иногда ему что-нибудь с прямолинейным кокетством отвечали, а больше о чем-то шушукались между собой и хихикали. Несколько раз Женьку бросало при правых поворотах на Кристину, и он тут же резко отшатывался, а вот при левых поворотах она так плотно наваливалась на него жарким боком и не торопилась вернуться обратно, что Женьку прошибал пот. Видимо, заметил это и Васька, во всяком случае, к концу поездки машину он стал вести дерганее, газовать и тормозить резче, а вот в повороты входить аккуратнее.
– Ну, девушки, чего хотите? Заказывайте! Элеонора? – когда остановились, спросил Максим.
– Хочу шампанского, – томно отозвалась та.
– Шампанское пьют аристократы и дегенераты, – быстро был процитирован популярный фильм. – А мы с Васей люди военные, так что – пиво, водку, портвейн?
– Ну тогда чего-нибудь сладенького, – пожелала Элеонора, а подруга ее спросила:
– Там коктейли какие-нибудь есть?
– Если сладкое, то лучше портвейн, – решил Максим и добавил, вылезая: – Ох, Вася, как мы в самоволке однажды портвейном напились и пошли в соседнюю хозроту чурок мочить… Пошли, расскажу, тебе пригодится…
Когда они ушли, девицы вновь принялись шептаться и хихикать. И Женьке показалось, что шепчутся на этот раз о нем. Но расслышать ничего не удавалось. Только долетело Кристинино: «А я один раз с безногим… такие руки, ух…» – И дальше опять неразборчиво.
– Женя, тут подруга интересуется: а как у вас, у поэтов, с этим вообще получается? – со сдавленным смешком вдруг поинтересовалась Элеонора. – Как у всех или по-другому?
– С чем? – не понял Женька.
– Да, Кристин, а с чем – с этим? Мальчик не понял. Надо объяснить.
– Ну с этим? – Кристина внезапно положила руку ему на пах и мягко погладила. – А?
Женька замер. Зато в паху отозвалось сразу.
– Смотри-ка, нормально. – Кристина повернулась к подруге и убрала руку. – Все на месте.
И обе заржали, колыхнув машину.
– Девочки, чего смеемся? – зашуршал-зазвенел у машины Максим. – Жека не приставал?
