– Разгрузилась, – коротко резюмировала она и рухнула в кресло.
За последние пять лет, по меньшей мере раз в год Моника возвращалась домой с такой вот грудой покупок, и шопинг превращался в шоп-тур. Все эти вещи, купленные в бутиках и крупных универмагах, она уложит в сумки, перенесет в свою машину, которая домчит ее до аэропорта; там Моника сдаст багаж в самолет, следующий рейсом в южное полушарие. Она всегда чувствовала себя контрабандисткой и часто повторяла про себя: «Все это барахло, которого полно и в Сантьяго, я везу родителям как один большой подарок. Во всяком случае, пока старики будут разбирать подарки, у меня будет время поспать».
Моника родилась в Штатах. Ее родители эмигрировали в Америку в 1973 году, когда погиб Сальвадор Альенде, а к власти в стране пришел Пиночет. Лишь спустя много лет, когда страна освободилась от коррупции и встречала гостей чистыми улицами и дружелюбными жителями, они вернулись на родину. Моника назвала этот шаг обратной реинкарнацией.
Ее ждала страна, где почти всегда холодно, где частые туманы, дожди и сильные ветры. Ждала пешеходная аллея – сердце Сантьяго, где можно встретить бизнесменов, туристов, уличных торговцев, менял… А выше от аллеи Монику ждал городской театр, один из лучших на континенте, где театральные представления проводятся вокруг небольшой, мощенной булыжником площади.
Моника просидела неподвижно пять минут. Раскурив крепкую кубинскую сигарету и держа ее в пальцах, она смотрела отстраненным взглядом на голубоватый дым, расширяющейся змейкой убегающий к потолку. Глядя прямо перед собой, она представила облако дыма и тянущийся к нему отросток так реально, что, разожми она пальцы, сигарета взметнулась бы по дымному столбу и безвозвратно канула в смерчевой туче.
Затушив сигарету в пепельнице, Моника закрыла глаза. Мысленно отдала себе команду: «Дремлю пять минут». Словно кто-то невидимый за плотно запахнутыми шторами приготовился отнять у нее и этот короткий отрезок времени, и куда более длинный. Ровно тридцать дней она пробудет вдали от деловых будней и на скорую руку сляпанных уик-эндов. А это надоевшие барбекю на застиранном, вылинявшем лоне природы. Последнее время ей казалось, что зеленые окрестности, прилегающие к городам, такие же искусственные, вскормленные смогом, вспоенные кислотными дождями, взошедшие под солнцем, откинутым на озоновый дуршлаг.
Один телефонный звонок, другой. Еще один, и включится автоответчик. Моника не изменила позы. Она еле слышно шепнула:
– Я в отпуске.
Она узнала голос своего коллеги, назвавшего ее на французский манер – с ударением на последний слог и с прононсом: «Мони, если ты дома, перезвони. И вообще перезвони – когда придешь домой, вернешься из ванной и насухо вытрешь полотенцем свои красивые волосы. Перезвони, когда наденешь белье – желательно красного цвета».
Придурок. Моника улыбнулась. Она прервала его излияния, взяв трубку:
– Слушаю.
– Мони? Привет! Тебе поступил звонок из Испании. Секунду… От руководителя частного сыскного агентства «Алекс». Он оставил свой контактный номер. Продиктовать?
– Я в отпуске, – теперь уже в трубку повторилась Орсини. – Я уже в Сантьяго. – И словно куда-то заторопилась. Прижимая трубку плечом, она разделась. Прошла в ванную комнату, включила воду и вернулась в студию. Эта большая комната, не имеющая ни прихожей, ни столовой, ни кухни, расположенная на восьмом этаже высотного здания, слегка поднадоела Монике. Она платила за нее восемьсот долларов в месяц и сравнивала себя с дойной коровой. Очередное повышение цен вчера спровоцировало ее на вопрос управляющему апартаментами:
– Что нас ждет хотя бы через полгода?
Тот ответил моментально:
– Цены на услуги вырастут, качество обслуживания ухудшится, прибыль съедят налоги. Кстати, вы уже три месяца не платили за квартиру. Когда собираетесь отдавать долг?
– Как и чем отдавать – дело менеджмента, – ответила Орсини.
– У вас есть менеджер?
– Он занимает самый большой и роскошный кабинет в морской полиции.
…Она подошла к столу и на полях газеты записала испанский номер телефона. Поблагодарила коллегу за звонок, мысленно послав его к дьяволу. И еще одно поминание нечистого: «Какого черта я понадобилась частному сыскному агентству?» Решив покончить с этим делом, чтобы оно занозой не сидело хотя бы эти первые часы долгожданного отпуска, Моника набрала номер телефона и отметила время: в Вашингтоне было начало второго, в Испании на пять часов больше, конец рабочего дня. Моника понадеялась именно на это: в офисе агентства никого нет, трубку никто не снимет.
– Да?
«Вот так, просто «да»?! – зло отреагировала Моника на несуразный ответ служащего пусть плохонькой, но конторы. – Боже, зачем я позвонила?»
– Меня зовут Моника Орсини. Добрый вечер. С кем я говорю? Представьтесь, пожалуйста, – скорее скрывая раздражение, нежели желая научить хорошим манерам собеседника, резко сказала она.
– Здравствуйте! Меня зовут Алекс. Спасибо за звонок, Моника.
– Объясните, с чем связано ваше обращение в офис морской полиции?
– Мой звонок связан с делом о смерти Дианы Юсуповой. Слышали это имя? Если не ошибаюсь, вы три года назад давали кое-какой комментарий по поводу смерти девушки.
– Допустим, – не сразу отозвалась Моника.
– У меня несколько вопросов. Первый: почему вы, агент морской полиции США, давали комментарии по поводу гибели гражданина Испании, причем несовершеннолетнего? Второй вопрос: почему в электронных СМИ, этих мировых базах данных, я не нашел ни одного материала на тему гибели пятерых граждан России на испанской базе Рота? Мне это напомнило действия Ватикана, который изымал все документы, так или иначе затрагивающие темные стороны его политической жизни. Если бы не ваш голос, я бы продолжил тему и заговорил об устранении нежелательного карликовому государству лица. На первый вопрос у меня есть ответ: все статьи и разделы в электронных СМИ, содержащие ваше имя и связанные с двумя чем-то похожими происшествиями, были уничтожены. Остались лишь два, всего два маленьких абзаца.
– Извините, эта тема закрыта. У вас еще есть вопросы?
– А что?
– «А что?!» Вы в своем уме?! – Моника была взволнована этим еще не закончившимся разговором, и ее мысли запутались. Она отчего-то потеряла контроль над собой, словно сидела за рулем машины и попала в сложную дорожную переделку. Краем глаза она видела круглые глаза водителей, их выкрики: «Просто сиди! Ничего не делай!» Она следует совету и видит, как ее объезжают со всех сторон, вокруг скрипят тормоза и визжат покрышки. Она понимает, что если бы повернула руль, газанула или затормозила, то собрала бы все машины на этом чертовом перекрестке.
И вот сейчас она слышала нечто подобное: «Ничего не говори! Просто слушай! Или брось трубку».
Ей понадобилось не меньше полминуты, чтобы взять себя в руки. Всего пять минут назад она думала о том, что, как всегда, не вызовет подозрений у таможенников и процедуру досмотра в аэропорту Сантьяго пройдет легко и быстро. Заплатит таксисту, назовет адрес, дождется, пока он перекидает ее чемоданы в машину…
– Через два дня я вылетаю самолетом в Сантьяго.
Она выдержала паузу. Только сейчас подумала о громадном сроке: русские моряки и Диана Юсупова погибли три года назад.
Сейчас Моника не думала о провокации. Она знала, как работают спецслужбы США: два раза клиента не предупреждают. Она не забыла о делах многолетней давности, как не забыли о ней в Федеральном бюро расследований.
– У вас будет единственная возможность поговорить со мной. Через два дня в зале прилета аэропорта Сантьяго, – отчеканила она. – До свидания.
2Рим, Италия
Габриель Морето находился в своем римском офисе, когда на его персональный телефон поступил звонок из Мадрида. Первые же слова абонента вызвали действия, несвойственные Габриелю. Он прошептал:
– Три года… – И воздел руки, мысленно благодаря Бога.
Габриель никогда не стремился «всего лишь скромно и постоянно благодарить Всевышнего в своей повседневной борьбе». То, словами основателя ордена, означало улыбаться сквозь слезы. Но, как говорил он, «в некоторых случаях улыбнуться труднее, чем целый час носить власяницу[9]».
Его жертва не Богу, но себе – его же работа. Она отнимала у Габриеля много времени и сил. Но он всегда прикладывал максимум усердия, чтобы его труд приобрел законченный и безупречный вид. Конец дела лучше начала его, как говорится в Священном писании.
Однако лишь первые слова испанского абонента взбодрили и вызвали ряд сопутствующих этому состоянию эмоций. Дальше Габриель слушал его с трудом. Он-то надеялся на скорое завершение дела, затянувшегося на три года…
Три года ожидания, надежд, тревог, сладких видений, грандиозных планов.
Окончив разговор с мадридским абонентом, Габриель несколько минут провел в раздумье. Позвонив прелату и попросив аудиенции на вечер, он прервал разговор и вызвал помощника.
