Джеб был в Южной Америке, но только сегодня рано утром он ступил на землю самой южной в мире страны. Он попал словно на другую планету. Там, откуда он прилетел, было лето, а здесь зима. Столбик термометра не поднимался выше десятиградусной отметки.
Он поблагодарил владельца мотеля, вышел из офиса и сел в машину. Он медленно поехал по асфальтированной дороге к домику номер 12 – с покатой, крытой черепицей крышей.
В домике он первым делом распахнул шторы и выглянул во внутренний двор, выходивший на роскошный парк. Он начинался от берега реки, до которой триста метров пути. Джеб вышел из домика и направился к реке. По пути проверил сотовую связь. Дождавшись соединения с Абрамовым, сказал ему несколько слов.
Джеб спустился к воде, прошел вдоль берега в одну, потом в другую сторону. Вдруг поймал себя на странной мысли: он считал шаги, словно боялся заблудиться, и не отходил далеко от берега, держал в памяти ориентир – три сосновых пенька в десяти метрах от воды, к которым он и вышел.
На обратном пути Блинков, не заходя в свой домик, направился в бар-ресторан. Заняв место за стойкой, он указал на бутылку «Столичной»:
– Водки, пожалуйста.
Он оказался единственным посетителем в этот послеобеденный час. Краснокожий бармен лет тридцати, в белой рубашке и цветастом болеро, составил Джебу компанию. Плеснув в свой стаканчик водки, он дважды кивнул: в молчаливом тосте и одобряя выбор спиртного. Выпив, он прикурил и на мгновение прикрыл глаза.
– Русская водка у нас в почете. Она не обжигает, как виски, греет тело изнутри, мягко обволакивает мысли и вынимает их одну за другой, одну за другой. Да так, что они не путаются.
Он говорил так же мягко и словно попадал в ритм негромкой музыке: из колонок лилась песня Сары Коннор «Просто последний танец» – про испанское кафе, испанскую гитару. Это напомнило Джебу о многом, о чем он забыл и не пытался как-то оправдаться: должен ли забывать? На первый план вышла встреча с Моникой, а дело Камиллы Гарсии оказалось просто фоном.
В этот раз Блинков не мог сказать, привлекло ли его новое дело. Начало было интересным, а что за ним – покажет работа, первые шаги агентурной группы, получившей новый статус.
Абрамов в это время принимал Томми Вальдеса, натурально поджидающего горячих новостей. Честно говоря, капитан не знал, как избавиться от назойливого клиента. Тот спрашивал ни о чем.
– Скажи, мне интересно, с чего началась твоя работа на этой должности?
Абрамов ответил сразу:
– С распоряжения моей секретарше. Раньше она отвечала правду: «Абрамова нет. Он вышел. Его сегодня не будет». Теперь все изменилось: «У него совещание. У него встреча». Теперь я в делах по уши для всех, кто бы ни позвонил. Не верю, что разжевываю это тебе, человеку со связями. Человеку с секретаршей. Позвони мне завтра, Томми.
Нет, капитан беспомощно покачал головой. Даже прямых намеков он не понимает.
Джеб позвонил вовремя. Абрамов поспешил обрадовать Вальдеса и отправить его в Барселону для доклада Камилле. Доложит все до слова, был уверен Абрамов.
– Звонил мой агент. Блинков. Ты встречался с ним несколько раз.
– Я помню его. Он встретился с Моникой Орсини?
– Позавчера говорили на эту тему. Я процитировал Монику: «У вас будет единственная возможность поговорить со мной. Через два дня в зале прилета аэропорта Сантьяго».
– Она прилетает в Чили завтра утром?
– Если знаешь, зачем спрашиваешь?
– Блинков остановился в гостинице?
– В мотеле «Ла-Плата».
– Почему ты сам не полетел?
– Блинков знает свою работу.
– Расскажи о нем.
«Обещай, что ты после этого уйдешь».
Абрамов не стал делать тайны из личного дела Блинкова. С другой стороны, словно нахваливал его или рекламировал. Однако видел, что Томми абсолютно все равно, какие школы и спецкурсы окончил Джеб, сколько спец-операций у него за плечами, в каких странах он побывал, выполняя задания флотской разведки. О странах говорить бесполезно. Южная Америка, Африка, Ближний Восток, Юго-Восточная Азия. Он уникальный человек и универсальный солдат. Специалист по боевому планированию и тактике отхода. В его группе тоже профессионалы высокого качества. Новичок в команде (одна боевая операция в составе группы) – Костя Романов: системы безопасности. Тимур Музаев – проникновение. Михаил Чижов – снайпер. Николай Кокарев… он, можно сказать, эксперт по оружию.
2
Моника Орсини сделала выбор в пользу рейса самолета, вылетающего в Сантьяго ночью. Она не любила глазеть в иллюминатор, хотя предпочтение отдавала крайним к борту местам.
Девять тысяч километров пути пролетели как один час. Она хорошо выспалась, «высидела» очередь в туалет, часто посматривая на световое табло со своего места.
Отказавшись от завтрака, открыла шторку иллюминатора, поджидая, когда под крылом самолета, начавшего снижаться и менять направление полета, откроется завораживающая панорама столицы Чили. Еще основатели Сантьяго постарались спланировать город таким образом, чтобы зеленые парки заполняли пространство между городскими окраинами и окружающими со всех сторон долину Андами. Моника бывала в разных городах, но ничего красивее, чем Сантьяго с высоты птичьего полета, не видела.
Моника покосилась на соседку, полноватую даму неопределенного возраста. Что видит она, наваливаясь на Монику и прерывисто дыша в ухо, вцепившись при этом в подлокотник кресла? Может быть, видит совсем другое, то, что хочет увидеть? Вероятно, перед ее глазами затянутый смогом мегаполис, в котором проживает треть 14-миллионного населения Чили.
– Боитесь высоты? – спросила она соседку.
– Даже на каблуках голова кружится, – призналась та. – Хотя понимаю, что пешеходу, желающему не попасть под машину, по улицам лучше не ходить. Жалко, что мы разговорились только к концу полета.
– Мне тоже, – дежурно улыбнулась Моника.
Она вспомнила о телефонном разговоре с представителем сыскного агентства лишь в зале прилета. Моника хмыкнула, направляясь к высокому парню с белым листом бумаги в руках. МОНИКА ОРСИНИ – было выведено на ней крупными буквами. Она остановилась в паре шагов от него и поздоровалась:
– Привет! Моника Орсини – это я.
Джеб ответил ей улыбкой, демонстративно бережно сложил лист бумаги и убрал его в карман теплой джинсовой куртки.
– Здравствуйте. Называйте меня Женей.
– Хороший английский, – заметила Моника. – Раз вы здесь, помогите с багажом. Сколько у вас рук? Всего пара? Жаль. Пойдемте со мной.
Они стояли в толпе пассажиров прибывшего из Вашингтона рейса. Лента конвейера тащила на себе по кругу сумки, чемоданы, свертки. Моника показывала на свой багаж и кивала: «Да, да, берите этот чемодан. Это мой. И еще та сумка. Отлично, вы молодчина!»
Еще немного, и Блинков оробел бы в компании этой раскованной и деловой женщины. Но, похоже, она знала меру. А может быть, слегка растерялась на привокзальной площади. Она шагнула к такси и спросила водителя:
– Esta libre?[11]
– Si, naturalmente[12], – оживился тот.
Блинков окликнул Монику и кивнул на темно-синий «Понтиак».
Моника выразительно выпятила губу:
– Позаботились о машине? Мило. Когда же вы успели?
– Я прилетел вчера. – Блинков положил сумки на капот багажника и открыл дверцу. Помог Монике погрузить багаж в салон.
– Вы где остановились? – Она продолжила спрашивать, когда «Понтиак» влился в редкий для этого часа поток машин.
– Мотель «Ла-Плата», – ответил Джеб. – Это к северо-востоку от Сантьяго.
– Знаю эту дырищу. – Моника пренебрежительно хмыкнула. – Мои родители живут в Эль-Арраяне. Знаешь, – она незаметно перешла на «ты», – это местечко стало убежищем для горожан. Они построили комфортабельные, прохладные дома в долине реки. Парк тянется по каньону. Тропинки петляют вдоль берега, а затем поднимаются к отвесным стенам каньона. Иногда, во время паводков, тропинки заливает водой.
– Похоже, мне вряд ли захочется уезжать из ваших мест.
– А то! – Моника по-свойски похлопала Джеба по плечу.
Эль-Арраян встретил гостей утренним морозцем, уютом, о котором Моника не переставала твердить.
К ее приезду дом с мезонином и широкой террасой родители украсили еловыми лапами. Бордюры подъездных дорожек покрыли свежей известью. И сами принарядились. Блинкову еще ни разу не приходилось видеть таких странно одетых людей. Отец Моники, словно он был негром, а не потомком индейцев мапуче, не мог пошевелиться в черном сюртуке с длинными фалдами и синих потертых джинсах. Он походил на вышколенного дворецкого, готового, однако, перечить хозяину по любому поводу.
Мать Моники, одетая в полосатую блузку и узкую юбку, держала в руках сумочку, словно готовилась к приему королевской особы; дрожала от холода, как от волнения.
В общем и целом они были готовы к последнему снимку.
