От удивления Мишка поперхнулся, закашлялся, но скоро пришел в себя.
— А это… Вы откуда знаете?.. Ну, в общем, я к нему прямо во двор заехал. Сначала он меня боялся, а потом я такую штуку отмочил, что он совсем перестал бояться. Он подумал, что я тоже из ракетчиков. Товарищ майор, он такой вредный! А потом я убежал от него.
— От кого убежал? Кто он?
— А этот шофер-то.
— Сколько их там?
— Трое. Он сам, потом жена и еще собака Грумик. Здоровая!
— Они заметили, как ты убежал?
— Сначала нет, а теперь-то, наверно, хватились.
— Адрес знаешь?
— Я найду. Я там отметинку сделал.
Расспрашивать о подробностях по телефону было неудобно. Какую «штуку отмочил» Мишка, майор не знал, но чувствовал, что все дело если не испорчено, то крайне осложнено. Но так или иначе, а надо принимать меры, и медлить нельзя.
— Передай трубку дежурному, — сказал он. Дежурный по отделению, выслушав майора, сразу понял задачу — организовать наблюдение за домом, а в случае чего и задержать шофера с женой, если они надумают скрыться.
18. Дом колониста
Деревянный дом немца-колониста казался необитаем. Окна были затемнены изнутри и закрыты ставнями снаружи. Ни одной светлой щелки, ни одного звука — ничего, что указывало бы на присутствие внутри людей.
Бураков сидел на скамейке наискосок от дома и прислушивался к шагам дежурной по улице. Он уже два раза предъявлял ночной пропуск — сначала пожилой полной женщине, затем другой, в громадном полушубке. Обе дежурные пытались выяснить, что делает на их улице незнакомый человек, и успокаивались только тогда, когда узнавали, что он представитель пожарной охраны района.
В ясном небе мерцали звезды, словно они ежились от холода.
Бураков утешал себя тем, что к утру он попадет в теплое помещение и отогреется, а на фронте люди мерзнут не меньше и этой надежды не имеют. Чтобы разогнать кровь, Бураков прошелся по улице и остановился около дежурной.
— Замерзли? — спросил он женщину.
— Нет. Я тепло одета.
— Вы давно здесь живете?
— Давно. Отец после революции сюда переехал. Тут женился и все время живет. Я здесь родилась, — охотно ответила дежурная.
— Вы значит, совсем еще молодая.
— Конечно, молодая. Это, наверно, полушубок меня старит. Он неуклюжий, но зато теплый.
— Вы русская?
— Русская. Почему вы спросили?
— Просто так. Здесь, кажется, немцы живут?
— Да. Много немцев. Раньше здесь была немецкая колония.
— Вы их не боитесь?
— А чего бояться? Мы с ними никаких дел не имеем. Они сами по себе, мы сами по себе. Они живут очень замкнуто и мало кого к себе пускают.
— А вдруг немцы город захватят? Положение очень серьезное.
— Нет, это невозможно… Столько жертв, — и неужели не удержим?
— Удержим! Первый натиск отбили.
— Ну вот видите… Первый натиск — самый сильный.
Бураков помолчал, потом спросил:
— Вы работаете?
— Да. На заводе.
— На каком заводе?
— Вы очень любопытный. Здесь, на Выборгской стороне.
— Ну, если это военная тайна… Отец ваш тоже работает?
— Нет. Ушел в ополчение. Два брата на фронте… Все дерутся.
— Значит, вы сейчас одна?
— Мама есть. Она в ночной смене работает. Бураков затеял беседу с целью получить кое-какие сведения о живущих здесь немцах, но разговор незаметно свернул в сторону.
На горизонте вспыхнули узкие столбы прожекторов.
— Опять, что ли, налет? — проворчал Бураков.
— В наш завод немцы две бомбы сбросили, — сказала девушка и засмеялась. — В ответ на это у нас производительность поднялась.
— Это как в сказке, — сказал Бураков. — В заколдованном войске. Одному голову срубят, на его место десяток новых встанет.
— Да, — сказала девушка.
— А как эти… ваши соседи себя чувствуют? — спросил Бураков. — У них ведь сложное положение. С одной стороны, они советские граждане, а с другой — немцы… Наверно, сочувствуют?
— Не знаю. Молчат они…
Столбы прожекторов неожиданно исчезли, и только один с громадной скоростью упал на землю. Казалось, что сейчас донесется свист рассекаемого воздуха и удар от падения.
Раздались гулкие шаги, и темная фигура высокого человека вынырнула из переулка.
Девушка решительно направилась к пешеходу, но Бураков удержал ее за рукав.
— Что вы хотите делать? — спросил он шепотом.
— Пропуск надо спросить, — также шепотом ответила она.
— Стоит ли? А впрочем, спрашивайте. Дежурная перешла на другую сторону улицы и загородила дорогу высокому человеку.
— Предъявите ночной пропуск!
— Какой там еще пропуск!
— Кто вы такой?
— Пусти-ка… Я тут живу.
— Гражданин, я дежурная и прошу не толкаться, — с достоинством сказала девушка.
— Ну и дежурь на здоровье…
— Вам говорят, предъявите пропуск.
— Не приставай.
Она шла следом за ним, а по другой стороне улицы двигался Бураков, готовый в любую минуту прийти ей на помощь. Голос и рост нарушителя были ему знакомы. Без сомнения, это был шофер, получивший письмо для однорукого.
— Гражданин, предъявите пропуск, иначе я вас отправлю в милицию, — твердо сказала дежурная. Шофер остановился.
— Ты? Меня? В милицию? — со смехом переспросил он. — Да как же это ты сделаешь? Я же тебя. как муху, могу одним щелчком… Хочешь?
Он протянул руку, намереваясь щелкнуть ее по носу, но услышал из темноты предостерегающий голос Буракова:
— Эй ты!.. Без фокусов! А то неприятностей не оберешься. Иди, куда идешь.
Шофер опустил руку и, немного помолчав, дружелюбно пробасил:
— То-то она такая храбрая…
— В чем дело, гражданин? Предъявите пропуск, вам говорят, — настойчиво потребовала женщина.
— Вот пристала. Да я уж дома. Вот он… — С этими словами шофер поднялся на крыльцо и сильно забарабанил в дверь кулаком.
Дежурная потопталась на месте, не зная, как ей поступать дальше, и медленно перешла на другую сторону улицы.
— Послушайте, ведь это… — начала она говорить вполголоса, но Бураков остановил ее жестом.
— Потом…
Они стояли молча, слушая, как шофер постучал еще раз, как в доме что-то скрипнуло и раздалось бормотание.
— Свои. Это я, Семен, — громко ответил шофер. — Петр Иванович у вас? Срочное дело есть. Да открывай ты…
Слышно было, как звякнул засов, как открылась дверь, затем снова загремел засов, и все стихло.
— Вы сказали «потом»? — спросила шепотом девушка.
— Потом объясню, — сказал Бураков. — Не знаете ли вы где-нибудь поблизости телефона?
— На почте есть телефон.
— Это далеко… Придется в совхоз идти.
— Да, да… В совхозе есть, — торопливо подтвердила она.
Девушка чувствовала в голосе незнакомца едва сдерживаемое волнение.
— Как зовут вас? — неожиданно спросил Бураков.
— Валя.
— Скажите, Валя, вы давно на заводе работаете?.. Вы, случайно, не в партии?
— Я комсомолка, и совсем даже не случайно…
— Тем лучше, — обрадовался он, не обращая внимания на иронию. — Очень важное дело… Я должен пойти позвонить по телефону. Могу я попросить вас посмотреть за домом? Если этот человек выйдет, то мне нужно знать — один он выйдет или с кем-нибудь… Потребуйте у него опять пропуск и посмотрите, кто с ним идет. Это очень важно.
— Пропуск я у них потребую, конечно, раз я дежурная, но я не понимаю…
— Потом… потом я объясню. Могу я на вас положиться, Валя?
— Конечно.
— Я быстро вернусь. Звонить Буракову не пришлось. В конце улицы зашумела машина и узкий луч через щели замаскированной фары скользнул по домам. Бураков торопливо вытащил из кармана электрический фонарик, зажег его и замахал из стороны в сторону, на всю ширину руки. Большая крытая машина, вроде автобуса, ответила отрывистым гудком и скоро остановилась в нескольких шагах от него.
— Что это значит? — спросила девушка.
— Идите теперь на свой пост. Потом расскажу, — отрывисто сказал Бураков и пошел к машине.
Из кабинки вышел плотный высокий человек и приветливо похлопал по плечу Буракова.
— Замерз?
— Уже успел отогреться, товарищ майор. Минут пять тому назад к нему пришел шофер. Тот, что полуторку сюда пригнал.
— Вот как! Значит, мы только-только успели. Который дом?
— Вот этот.
— Не на месте остановились. А что за домом?
— За домом у них крытый двор, сарай, а дальше огород. Огород выходит на ту улицу.
— Сколько их в доме?
— Не могу сказать.
— Надо полагать, что будут сопротивляться…
— Наверно…
— Делаем так; возьми половину людей и оцепи дом сзади и по бокам. Стрелять в крайнем случае и только в ноги.
— Есть!
— Это что за фигура стоит?
