— Есть!
— Это что за фигура стоит?
— Дежурная из группы самозащиты.
— Отправь-ка ее куда-нибудь в сторонку. Бураков подошел к девушке, с удивлением наблюдавшей эту сцену, и сухо сказал:
— Валя, я просил вас вернуться на свой пост. Выполняйте.
— Но я…
— Не нужно вопросов. Потом. Выполняйте приказание.
Холодный тон, каким были сказаны эти слова, совершенно обескуражил девушку. Она без возражений вернулась к своему дому. Издали она видела, как из машины вылезли темные фигуры красноармейцев и разошлись в разные стороны. Часть скрылась в переулке, часть расположилась на улице около дома колониста. Минут через десять вернулся Бураков и доложил, что дом окружен.
19. Адская машина
Когда шофер, споткнувшись о порог, с шумом ввалился в дом, там все спали. Впустившая его старуха, жена хозяина, ворча на позднего гостя и проклиная плохие времена, поставила на стул ночник и ушла за перегородку, не ожидая вопросов.
В доме было темно. На полу лежала перина. На ней, в сапогах и в одежде, спал человек, которого звали Петром Ивановичем. От первого прикосновения однорукий проснулся и сразу же сунул руку под подушку.
— Это я, Петр Иванович… Семен, — шепотом сказал шофер, присаживаясь на корточки около перины. Инвалид снова лег.
— Ну что тебе? Водки не хватило?
— Неприятности, Петр Иванович… Что-то очень подозрительное получилось… Мальчишка-то этот, что с письмом к Воронову ходил, — сбежал…
— Какой мальчишка? Куда сбежал?
Шофер торопливо рассказал о том, как обнаружил в машине мальчика, как тот прикинулся «своим», поел и, вместо того чтобы лечь спать, куда-то исчез.
— А почему же ты, мудрая голова, решил, что он «свой»?
— Он же мне, Петр Иванович, пароль сказал… все как полагается. Спросил время и насчет покурить, — папиросу… слово в слово. Я думал, что вы ему объяснили. Письмо опять же носил…
— При чем тут письмо?.. Я ему ничего не говорил.
Шпион задумался.
Привычное ухо шофера уловило гудки и звук подъехавшей машины, но он не придал этому значения, ожидая, что решит начальник.
— Воронов ему не мог сказать, — проворчал наконец однорукий. — Ты точно разглядел мальчишку? Тот самый, что письмо носил?
— Ну как же, Петр Иваныч… Я его очень даже отлично запомнил.
— Это совершенно случайный мальчик. Я нашел его на улице… И письмо Воронова… совершенно бессмысленное, — рассуждал шепотом инвалид. — Если он сорвал полоску с окна, то это значит — катастрофа… Не могла же она сама по себе сорваться! Если ее сорвала жена, когда вытирала окна… Но тогда бы он написал… Нет… Нет… Тут что-то не то.
— Петр Иваныч, можно, я скажу?
— Ну?
— Пакеты в чемодане вы передавали кому-нибудь?
— Никому я их не передавал. Они только у тебя да здесь,
— Вам же их доставили… Помните, вы говорили про человека?.. Так, может быть, тот человек как-нибудь сообщил… искал подходящих людей…
— Чушь! Тот человек был в городе всего два дня. Он сейчас далеко за фронтом и войдет в Ленинград вместе с армией. С какой стати он будет связываться с мальчишками? Чушь… чушь… Скорей всего, что ты спьяна чего-то напутал.
— Да господи… Петр Иванович… Да я что хотите… землю буду есть… Да неужели я напутал?.. Не такое время, чтобы путать, Я же понимаю, что малейшая оплошность — и амба… Восемь граммов получайте… Сознательно иду.
Так они, перешептываясь, сидели на полу и все больше запутывались в своих догадках. Загадочный случай с убежавшим мальчишкой, знавшим пароль, сильно встревожил шпиона.
Привычным ухом шофер снова уловил знакомые звуки за стеной дома. Вот водитель, прогревая мотор, включил скорость, машина пошла и остановилась. Водитель переключил на другую скорость… снова переключил… Машина разворачивалась, и где-то совсем близко.
— Что ты слушаешь?
— Машина, Петр Иванович.
— Ну что «машина»?
— Стояла около дома, а сейчас отошла. Раздался сильный стук в дверь. Оба вскочили на ноги и с тревогой переглянулись.
— Кого там еще принесло? — недовольным тоном спросила из-за перегородки старуха.
— Сейчас узнаем…
Однорукий, осторожно ступая, чтобы не скрипнула половица, вышел в сени, но, прежде чем открыть дверь, посмотрел в щель почтового ящика, специально для этого устроенную и закрывавшуюся откидной планкой изнутри. Глаза, привыкшие к темноте, ясно разглядели гостей. На крыльце стояли три темные мужские фигуры, и между ними внизу виднелись головы красноармейцев.
Все объяснилось: шум подъехавшей машины, и побег загадочного мальчишки, и сорванная полоска в окне, и странное письмо, написанное под диктовку. Так же бесшумно однорукий вернулся назад и, плотно закрыв за собой дверь, сказал:
— Облава! Одевайтесь!
В комнате направо мужской голос крякнул и выругался.
Стук повторился.
Зажгли свет, и все обитатели дома, одеваясь на ходу, собрались вместе. Их было пятеро: хозяин дома, обрусевший немец, с женой и сыном, и двое гостей. Мужчины с угрюмыми, помятыми после сна лицами, с горевшими решительностью глазами, готовые на все, хмуро смотрели на шпиона. Старуха безучастно сидела около обеденного стола.
Снова раздался настойчивый стук.
— Надо выиграть время. Сходите, Матильда Вильгельмовна, спросите, кто там, и скажите, что мужа Дома нет.
Старуха послушно направилась в сени.
— Кто там?
— Откройте, гражданка… как вас… Матильда Вильгельмовна.
— А кто вы такой?
— Неужели по голосу не узнали? Это я… участковый инспектор.
— А что вы желаете?
— Дело есть. Откройте!
— Приходите лучше утром. Мужа дома нет.
— Откройте, Матильда Вильгельмовна! Важное дело.
— Я буду разбудить сына, пускай он вам Открывает. Подождите несколько минут.
Когда старуха вернулась в комнату, однорукий и все остальные осматривали пистолеты.
— Собирайтесь. Нужно уходить.
— Я никуда не пойду, — твердо заявила старуха. Шпион прищурился и посмотрел на нее долгим холодным взглядом, но, зная характер этой женщины, спорить не стал.
— Ваше дело, Матильда Вильгельмовна. А мы уйдем, пока время есть.
— Вы мужчины, — равнодушно пробормотала старуха и скрылась за перегородкой.
— Но вы им двери не открывайте. Пускай ломают, — вдогонку сказал ей однорукий.
Он направился в сени. За ним гуськом вышли остальные. Они осторожно спустились во двор, открыли двери хлева, где стояла корова и несколько овец. Это был единственный путь — пролезть через узкое окно и выйти на соседнюю глухую улицу.
— Карл, а где у тебя спрятаны чемоданы? — вполголоса спросил хозяина шпион. — Те, что приносил твой сын?
— Они в подполье, между бочками. Их нужно взять?
— Нет. Вынимайте пока раму из окна, а я с Семеном вернусь в дом на несколько минут. Постарайтесь без шума… Пойдем, Семен.
Шпион с шофером вернулись в дом, около плиты откинули тяжелую дверцу и с лампой-ночником спустились в подпол. Здесь в закромах лежали картошка и овощи, на полках — банки всевозможной величины, на земляном утрамбованном полу — бочки с квашеной капустой. Между бочками они сразу нашли три чемодана заграничной работы.
— Свети, — приказал однорукий, вытащив один из чемоданов на середину.
Шофер уже знал назначение плотных серых пакетов, хранившихся в этих чемоданах, и с удивлением следил за действиями своего начальника. Однорукий достал черные карманные, с золотым ободком часы и внимательно посмотрел на шофера.
— Сейчас четыре часа Пока они сломают дверь, пройдет полчаса. Затем начнется обыск… ну, скажем, еще полчаса… достаточно… Значит, в пять часов — самое подходящее время. — С этими словами он поднял выступ на ободке и перевел его на пять часов, затем осторожно открыл чемодан. В сером пакете сверху было круглое углубление, как раз для часов, закрытое планкой. Шпион осторожно отвел планку, вложил часы циферблатом вниз в это углубление и снова перевел планку, которая закрыла и прижала часы.
— Значит, в пять часов к этому дому близко подходить не рекомендуется, — усмехнувшись, сказал он. — Что делать? Приходится расходовать не по назначению. Куда их спрячем? Давай-ка закопаем в картошку.
Они оба принялись разгребать картошку, и, когда образовалась яма, однорукий поставил в нее чемодан.
— А эти? — спросил шофер.
— И эти сюда. Рядышком. Ставь по бокам.
— Не много ли, Петр Иванович? Весь квартал ведь разнесет, — с тревогой спросил шофер.
— Ничего. Умнее будут. Пускай наши масштабы узнают. Ставь, ставь… не стесняйся.
Шофер осторожно поставил оба чемодана рядом с заряженным.
— А теперь заваливай картошкой, — сказал он. — Не бойся. Смелей заваливай. От сотрясения не взорвется.
