Повторные вариации на мотивы текста Задонщины по К-Б (Краткой редакции), отсутствие четкой логики развития сюжета подкрепляют эту нашу мысль.
Для того чтобы придать вводной части Задонщины хоть какую-то стройность, О. В. Творогов производит явную вивисекцию текста. Он изымает из него кроме первой фразы еще упоминание о Софонии («Аз же помяну… Владимера Киевского»). Текст «Снидемся, братия… Ярославу Володимеровичю» он переставляет из середины введения в его начало, объявляя, что «все известные нам списки» Задонщины восходят к дефектному экземпляру, в котором «первый лист рукописи был переписан после второго листа».[Творогов О. В. О композиции вступления… С. 529.] Отсутствие же Софония в К-Б О. В. Творогов объясняет тем, что этот (уже второй) редактор выпустил о нем упоминание из-за боязни быть отождествленным с предшествующим редактором.[Творогов О. В. О композиции вступления… С. 531.]
Все эти сложные операции совершенно излишни ввиду того, что К-Б (структура введения которого близка к другим спискам Задонщины) сохранил первоначальный и вполне логичный зачин произведения.[Критику построений О. В. Творогова см. также: Krälik. S. 99—106.]
В тексте введения, отсутствующем в К-Б («посмотрим славного Непра… помянем первых лет времени и»), содержится ряд отрывков, взятых из основной части Задонщины и из Сказания:
![]()
В Сказании о Мамаевом побоище Русская земля «уныла» со времен Калкской битвы. В Пространной редакции Задонщины текст осложнен: «татаровя» родились от Сима. При этом «те бо на реке на Каяле одолеша род Афетов. И оттоля Русская земля седит невесела. А от Калатьския рати до Мамаева побоища тугою и печалию покрышася». Как мы видим, в Пространной редакции появляется мотив о поражении на Каяле. Он осложняет текст и делает ясную конструкцию Сказания в Задонщине рыхлой («седит невесела» и «печалию покрышася» сходные мотивы). Концепция же автора Пространной редакции понятна. В Краткой Задонщине перебрасывался мостик от поражения на Калке 1223 г. к победе на Куликовом поле 1380 г. (см. фрагмент № 4). Следы этого сохранились и в Пространной Задонщине. Однако, вслед за литературой XIV–XV вв. отождествляя половцев с татарами, ее автор началом бед, постигших Русскую землю от «Симовых» потомков, стал считать не битву на Калке, а трагическое сражение при Каяле. События 1185 г. не были малозначительными, как то представляют некоторые исследователи.[Лихачев. Когда было написано «Слово»? С. 142; Гудзий. По поводу ревизии. С. 129.] Впервые в истории русско-половецких отношений столкновение со степью привело к столь трагическому исходу. Поэтому, говоря о начале бед, постигших Русь в борьбе с «половцами» — «татарами», автор имел все основания начать свой рассказ с битвы при Каяле, известной ему по драматическому изложению Ипатьевской летописи. Ни о какой «случайности» упоминания Каялы в Задонщине говорить нельзя.[Л. А. Дмитриев допускает и то, что «Каяла» в Задонщине появилась в результате механической описки (вместо Калки), и то, что составитель Задонщины просто «имел в виду и битву при Каяле, воспетую „Словом о полку Игореве“, и битву на Калке, отождествив в своем произведении эти реки». Но далее делает вывод, что в любом случае упоминание Каялы свидетельствует, что в основе текста Задонщины лежит Слово (Дмитриев. Вставки из «Задонщины». С. 402). Но если «Каяла» — простая описка, то как же она может свидетельствовать о влиянии Слова на Задонщину? Тезис о «Каяле» как об описке принимает Д. Феннелл (Fennell. Р. 128). Критику этого предположения см. также: Лихачев. «Текстологический треугольник». С. 299–301. Д. С. Лихачев, в частности, обратил внимание на сходство выражений «на реке на Каяле» (У), «на реце Каялы» (Ип.) и «на реце на Каяле» (Слово), где повторяется и упоминание о «реке».] Не видим мы здесь и сознательного отождествления реки Каялы с Калкой, о которой писал Д. С. Лихачев.[Лихачев Д. С. Национальное самосознание Древней Руси. М.; Л., 1945. С. 78.] Каяла ни в одном из источников, кроме Пространной Задонщины, Ипатьевской летописи и Слова, не упоминается. Название этой реки имеет, может быть, символическое или, возможно, географическое происхождение.[Какую-то реку Куалу упоминает А. Курбский: «с Танаиса и Куалы», а в глоссе к тексту: «Та измаилтеским языком Куала глаголется, а по словенскии Медведица» (РИБ. Т. 31. Стб. 173). В переводе с тюркского «каяла» означает «скалистая» (Menges. Р. 28, 29) {русский перевод: Менгес К. Г. Восточные элементы в «Слове о полку Игореве». Л., 1979}; Фасмер. Этимологический словарь. М., 1967. Т. 2. С. 216. Л. А. Дмитриев связывает название с глаголом «каять» — оплакивать, жалеть (Дмитриев Л. А. Глагол «каяти» и река Каяла в «Слове о полку Игореве»//ТОДРЛ. М.; Л., 1953. Т. 9. С. 30–38; Попов А. И. Заметки о «Слове о полку Игореве»//РЛ. 1969. № 4. С. 181–182; Рыбаков. «Слово» и современники. С. 223–224). Некоторые исследователи производят Каялу от «каять», отсюда «окаянный». Вопрос нуждается еще в доисследовании. {См. также: Бобров А. Г. Каяла (Каялы) //Энциклопедия. Т. 3. С. 31–36.}] Права В. П. Адрианова-Перетц, считающая, что упоминание о Каяле в Задонщине «может быть выведено из летописи».[Адрианова-Перетц. Задонщина. (Опыт реконструкции). С. 202.]
О том, что рассказ о походе Игоря на половцев привлекал к себе напряженное внимание читателя начала XVI в., свидетельствует очень интересный факт. Составитель Никоновской летописи вводит в запись о побоище с половцами в 1185 г. сообщение: «убиша же тогда и дивна богатыря Добрыню Судиславичя».[ПСРЛ. СПб., 1885. Т. 10. С. 13.] Причем другое сообщение о гибели богатырей (Александра Поповича и 70 русских «храбров»), на этот раз на р. Калке, уже содержалось в московском летописании XV–XVI вв. (в том числе с некоторыми вариантами в Никоновской летописи).[ПСРЛ. СПб., 1885. Т. 10. С. 92. Подробнее см.: Лихачев Д. С. Летописные известия об Александре Поповиче// ТОДРЛ. М.; Л., 1949. Т. 7. С. 17–51. Когда Р. П. Дмитриева, Л. А. Дмитриев и О. В. Творогов говорят, что «в рассказ о поражении на Калке Никоновская летопись также вставляет имена будто бы погибших там богатырей» (Дмитриева, Дмитриев, Творогов. По поводу. С. 108), то они ошибаются: этот текст не вставка составителя Никоновской летописи, ибо он имелся в ее источнике.] В сознании образованного книжника начала XVI в. битвы на Каяле и на Калке связывались воедино трагической судьбой богатырей земли Русской.
Ту же тенденцию объединить эти две битвы как символы бедствий, постигших Русь, можно обнаружить и в Пространной Задонщине.
В XV в. в Краткой Задонщине, как и в московских летописях, отсчет начала бедствий велся еще от битвы при Калке и только позднее к ней была «подключена» Каяла.
Л. А. Дмитриев предлагает четыре варианта соотношения рассказа о пире Задонщины и Сказания, не отдавая какому-либо из них предпочтения:
1. Вставка из Задонщины имелась уже в первоначальном тексте Сказания.
2. Рассказ о пире — вторичное заимствование из Задонщины в Сказание.
3. Этот рассказ о пире восходит к устному преданию (или третьему источнику), общему как для Задонщины, так и для Сказания.
4. Рассказ о пире попал из Сказания в Задонщину на позднем этапе ее истории.[Дмитриев. Вставки из «Задонщины». С. 418–419.]
Все эти варианты нельзя принять по следующим причинам:
1. Рассказа о пире не было в первоначальном тексте Сказания, а в группу У Основной редакции он попал из Никоновской летописи.
2. Никакого «третьего» источника о пире нам неизвестно.
3. Рассказ о пире неорганичен в Пространной Задонщине, а естествен в Никоновской летописи. Поэтому и следует в последней видеть его первоначальный вариант.
Фразы о пире у Микулы Васильевича в протографе Краткой редакции Задонщины не было, ибо она отсутствует в К-Б и взята из Никоновской летописи. В самом деле: в Задонщине фраза как бы повисает в воздухе, ибо она не связана с текстом введения (вслед за нею идет длинная речь Дмитрия Донского о «невеселой године»), а в Никоновской летописи ее контекст логичен: получив на пиру у Микулы Васильевича сведения о движении Мамая, великий князь отдает распоряжение «сторожу уготовити крепку в поле».[Очень глухо о пире говорится в Забелинском варианте Сказания: «Дмитрей Иванович у собя на пиру» (Повести. С. 169), причем с ошибкой — «у собя», а не у Микулы.] Отрывок Никоновской летописи соединен в Пространной редакции Задонщины с фрагментом Краткой. Это видно при сопоставлении текстов:
