а затем вернуть на родину, в Россию. В противном случае — сниматься с фронта самостоятельно. Делегатам поручили ознакомить с этим решением всех солдат.
Оживленно обмениваясь впечатлениями о собрании, Попов и Булатов спешили в роту. Теперь-то они знали, что надо делать, о чем говорить с солдатами.
Орел на штыке
После длительного пребывания на передовой, восьмая рота вместе с другими отводилась на отдых. Изнуренный лишениями окопной жизни, рядовой Томашин устало шагал по обочине дороги.
— Рюсс! Николя капут! — сказал ему повстречавшийся круглолицый француз.
— Что, что? — остановил его Томашин.
О событиях в России восьмая рота еще не знала. Здесь не оказалось таких осведомленных солдат, каким был Балтайс в первом полку.
— Николя так! — и француз обвел рукой вокруг шеи.
— Ребята, что это он говорит?
Вокруг француза столпились солдаты. Они нетерпеливо выспрашивали его, следили за жестами и мимикой, пытаясь понять, что же случилось с царем. Но толку дать не могли. Что-то произошло, а что — разве у него разберешь. Солдатами овладело возбуждение. Какие только не высказывались догадки!
В лагере тайком от офицеров достали французскую газету. Нашелся унтер-офицер, немного знающий французский язык. Стал читать.
Послышались возгласы:
— Царя скинули?
— Да что ты!
— Что же будет дальше?
— А ты слушай, не перебивай!..
Что будет дальше? Этот вопрос волновал всех. Все ждали чего-то большого, необычного. И в первую очередь — конца войны, «замирения», возвращения на родину. Который уже день то тут, то там собирались солдаты в кружки и вели оживленные разговоры. От кружка к кружку ходили члены инициативной группы маршевого батальона Волков, Козлов, Махонько. Они рассказывали о том, что происходит в России, говорили, что вышел новый закон — называется «Декларация прав солдата».
— А что в нем написано? — допытывались солдаты.
— Шут его знает. Надо требовать у офицеров: пусть зачитают.
Но командование третьей бригады придерживалось иного мнения. Генерал Марушевский предупредил солдат: никаких сходок и собраний! Если так будет продолжаться, он завтра же вновь отправит их на передовую. Генерал не был способен понять изменившейся обстановки и держал себя так, словно ничего не произошло.
Солдаты не выполнили приказ генерала, и через два дня он осуществил свою угрозу. Перед отправкой на передовую роты построили. Офицеры взывали к ним: «Братцы! Не посрамим матушки-России! Будем драться, как орлы, по-суворовски!» Солдаты угрюмо молчали…
Из лагеря выступили с полной выкладкой: со скатками и ранцами, с боезапасом патронов и гранат, с винтовками и противогазами. Солнце изрядно пригревало. Идти во французских касках, которые были выданы всем русским солдатам по прибытии во Францию, было жарко и утомительно. Смахивая ребром ладони пот со лба, Томашин слушал, как его товарищи недовольно роптали:
— Отдохнули, называется!
— Вот тебе и пасха!
— Будем теперь христосоваться с германцем снарядами!
На передовом участке фронта, который они заняли, перед глазами Томашина предстала жуткая картина. Всюду лежали неубранные трупы зуавов — французских пехотинцев, набранных из алжирцев.
Неприятель укрепился на высоких скалах, господствующих над окружающей местностью. Впереди оборонительных рубежей — в несколько рядов колючая проволока. Трудно было рассчитывать на то, что удастся прорвать оборону и взять эту неприступную крепость. «То же и с нами будет!» — говорили солдаты, глядя на погибших африканцев.
Так и получилось. Прорвать оборону немцев бригада не смогла. Предпринятое наступление с самого же начала захлебнулось. Бригада оказалась сильно потрепанной, понесла большие потери. В восьмой роте пятого полка, исключая подобранных на поле боя раненых, осталось всего восемь человек.
— Братцы, да ведь нас специально хотят перебить здесь! — крикнул какой-то незнакомый Томашину солдат, втыкая штык в землю. — Хватит проливать кровь за буржуев, айда в тыл!
— Пошли в лагерь!
Живыми ручьями, сливаясь в единый поток, солдаты третьей бригады потекли с передовой к дороге. Михаил Томашин увидел, как идущий впереди его солдат сорвал со своих плеч погоны. Долго не раздумывая, он поступил так же. Потом, сдернув с головы каску, принялся отковыривать от нее штыком двуглавого орла.
— Ты что делаешь, сукин сын? Как ты смеешь! — напустился на Томашина невесть откуда взявшийся сам генерал Марушевский. Он задыхался от ярости. — Засужу мерзавца!
— Поберегитесь, а то как бы не задеть ненароком! — отбросив в сторону орла, взмахнул Томашин штыком.
Марушевский опешил. Томашин молча, с достоинством прошел мимо.
— Генералы вместе с царем продали нас французам. Арестовать генерала! — закричали солдаты.
Томашин кинулся назад, к тому месту, где произошла стычка с Марушевским, но генерала уже не оказалось.
Брожение
„В приказе по 1-му особому пехотному полку № 205 от 22 июня (5 июля) 1917 г. значится младший унтер-офицер 5 роты Попов Дмитрий, командированный в качестве члена полкового совета на дивизионный съезд“.
(Из справки Центрального государственного военно-исторического архива СССР).
Рядовой Михаил Томашин и унтер-офицер Дмитрий Попов служили не только в разных ротах, но и в разных бригадах. Тогда они еще не знали друг друга, но делали одно общее дело: как члены солдатских выборных органов, вели революционную агитацию среди солдат.
После отвода первой бригады с передовых позиций ее расквартировали в местечках Бай и Монтмор. Солдаты собирались кучками и горячо обсуждали последние события в России и в экспедиционных войсках. Дмитрий Попов старался помочь им разобраться в том, что происходит. Все ждали чего-то еще, каких-то коренных перемен. Но перемен не было. И Попов раскрывал солдатам глаза на то, что хотя царь и свергнут, но у них здесь, по сути дела, ничего не изменилось. Иной лишь стала форма обращения солдат к офицерам: вместо «ваше благородие» стали называть «господин поручик», «господин капитан», да по вечерам, перед отбоем, перестали петь «Боже, царя храни». А остальное все осталось по-старому. Офицеры занимаются пьянством и картежной игрой, а, проигравшись, вымещают зло на солдатах. Солдат заставили присягнуть Временному правительству, которое стоит за продолжение войны. Командование дивизии во главе с генералом Лохвицким препятствует проникновению в войска известий о том, что происходит в России.
Такие летучие сходки, возникая то тут, то там, быстро революционизировали солдат. Выступая на них, младший унтер-офицер Попов говорил: «Довольно проливать кровь за французских буржуев! Даешь Россию!» И эти слова встречались гулом одобрения. Большевистское влияние в солдатской среде росло день ото дня. Росло несмотря на то, что солдаты с самого начала лишились двух своих руководителей. В безуспешном наступлении на форт Бримон погиб Быстров, и был тяжело ранен Савин — организаторы нелегального собрания в первой бригаде.
Совет первого полка возглавили Балтайс, Волков, Болхаревский, Глоба и другие. Все они были из нижних чинов или по-большевистски настроенных унтер-офицеров.
Как-то за Поповым прибежал посыльный.
— Тебя вызывает
