съесть.
Он не двигается. И больше ничего не говорит о моем имени. Просто слегка склоняет голову набок и пристально смотрит на меня. Я упираю кулаки в бедра и смотрю в ответ, пока он не решает снова заговорить.
— Ты стриптизерша.
И вот он — покровительственный тон, который нельзя не заметить.
— Танцовщица, — поправляю я, и он усмехается.
— Полуголая танцовщица.
— Это моя работа.
— Это не работа, а посмешище.
— Ну, ты заплатил пятьдесят долларов за вход, чтобы посмотреть на это посмешище, и я не видела, чтобы полчаса назад ты жаловался.
Мне приходится закусить щеку изнутри, чтобы не улыбнуться, пока мы играем в гляделки. Он даже спорить не может. Знает, что я права. Чтобы еще больше доказать свою точку зрения, я опускаю глаза на его промежность, формирую губы в трубочку и испускаю долгий, медленный свист.
— Ладно, ладно, — быстро говорит он, поворачиваясь боком, словно пытаясь спрятаться от меня.
— Никогда бы не подумала, что у тебя будет такой большой член, Купер.
— Господи Иисусе, Сав.
Его уши розовеют, и я ухмыляюсь, неспешно направляясь к нему.
— Ах, еще и имя Господа всуе? Большой член и грешник в придачу. Как раз мой тип.
Я прислоняюсь бедром к столу рядом с ним и смотрю из-под ресниц. Он встречается со мной взглядом, затем сканирует мое лицо своими большими карими глазами. Его ноздри раздуваются, и я вижу, что он пытается не улыбаться.
— Все еще негодница, — наконец, говорит он, и я позволяю себе улыбнуться.
— Все еще пиписька.
Его губы растягиваются в ухмылке, от которой мой пульс учащается.
— Кстати, внушительная, — добавляет он низким дерзким голосом, отчего у меня от веселья приоткрывается рот.
По тому, как горят мои уши, теперь я знаю, что теперь розовеют уже они, и только лишь могу покачать головой. Невероятно. Я вытягиваю ногу и толкаю его ботинком.
— Что ты здесь вообще делаешь?
Он широко расставляет ноги, и я оказываюсь между ними, и сползает вниз по стулу, глядя на меня снизу вверх. Кладет пакет со льдом на стол, позволяя мне хорошенько рассмотреть синяк, проявившийся на его щеке, и у меня чешутся пальцы, желая прикоснуться к нему. Чтобы уменьшить боль. Его лицо теперь дальше от моего, чем несколько мгновений назад, но что-то в этом положении кажется ближе.
— Это мои первые весенние каникулы. Я подбросил монетку, и выпал Майами. Повезло.
Повезло? Хм.
— В каком ты университете?
— В Университете Северной Каролины.
В его голосе явно слышится гордость, и хотя я впечатлена, но не удивлена. Ну, во всяком случае, не удивлена, что он попал в Университет Северной Каролины. Он был отличником. Заработал дополнительные баллы. Однако меня немного удивило, что он не пошел в один из христианских учебных заведений. Я игриво смотрю на него.
— Южное баптистское служение? Изучение Библии?
Он закатывает глаза.
— Архитектура и проектирование.
Тоже имеет смысл. Ему всегда нравилось что-то строить. Раньше я подшучивала над его наборами «Лего» и рисунками зданий в блокнотах. Я провожу пальцем по краю стола и следую за ним глазами.
— Чем собираешься заняться сейчас?
Я стараюсь говорить безразлично, вести себя небрежно, но знаю, что он слышит мое волнение. Это видно по тому, как он наклоняет голову, как любопытный щенок.
— Мы собирались отправиться на пляж. — Я в отвращении гримасничаю, и он смеется. — Ты живешь в Майами. Не говори, что тебе не нравится пляж.
— Слишком много песка. Слишком много всякой живности. — Я вздрагиваю. — Пляж был бы лучше, если бы он был бассейном.
Он снова смеется, затем передвигает вытянутую ногу так, что его колено касается моей голени.
— У тебя есть на примете что-нибудь получше?
Я встречаюсь с ним взглядом и вызывающе улыбаюсь. Той самой улыбкой, которую бросала ему, когда мы были детьми. Я пожимаю плечами.
— Возможно.
Затем поворачиваюсь и выхожу за дверь, стараясь усмирить головокружение, услышав, как Леви встает и идет за мной.
* * *
— Это чулан.
Леви опирается на дверной косяк комнаты, которую я снимаю у другой танцовщицы из клуба, пока сама копаюсь в «комоде» в поисках наряда на сегодняшний вечер. На самом деле это пластиковый бак, купленный в комиссионке, но он заменяет мне и комод, и тумбочку. А, на крайний случай, даже письменный стол.
Прекратив копаться, оглядываю комнату, пытаясь увидеть обстановку его глазами. Тусклая краска. Лампа на потолке мерцает. Розетка едва работает. И да, комната суперкрошечная.
Но она моя.
Я возвращаюсь к выбору одежды, отвечая:
— Я могу приходить и уходить, когда захочу. Никто не держит меня под замком от заката до рассвета. Я могу закрыться, когда пользуюсь ванной. Могу войти через парадную дверь, не прислушиваясь, таится ли где опасность. Мне не нужно ходить на цыпочках из страха, что из меня выбьют все дерьмо.
Я вытаскиваю одежду, которую искала, и бросаю ее на матрас, затем снова закрываю бак пластиковой крышкой.
— Возможно, она не большая и не роскошная, но мне не нужно много места, и она вполне меня устраивает. Она моя. Мне это нравится.
Я поднимаюсь и встречаюсь с ним взглядом. Его брови нахмурены в раскаянии, вероятно, он в нескольких секундах от извинения. Я отмахиваюсь от него.
— Забей. — Я искренне ему улыбаюсь. — Отсюда только вперед.
Он поджимает губы и кивает, но глаз от меня не отводит. Это тревожно, а я не люблю испытывать тревогу.
— Отвернись, чтобы я могла переодеться, извращенец.
— Зачем? — спрашивает он, повинуясь. — Я уже видел твои сиськи.
Я громко хохочу, стягивая с себя майку и штаны.
— С каких это пор ты говоришь «сиськи»?
Его смешок прокатывается по комнате, и мне приходится бороться с дрожью. Я благодарна, что он стоит ко мне спиной, потому что соски у меня сейчас затвердели, а лицо пылает, и я не готова иметь дело с тем, что это значит.
— Мне восемнадцать, Сав. Я говорю много всего, к чему ты не привыкла.
Я перевожу взгляд на его спину, отмечая, как на ней натягивается ткань футболки. Он раздался в плечах и его руки мощнее, чем я помню. Ему уже не пятнадцать. Это точно.
— Это непременное восстание церковного мальчика? Следующим твоим шагом будет вступление в братство или свидание с девушкой-готом?
Он смеется, но не отвечает, значит, я права. Восстание Леви Купера. Как весело. Думаю, я хотела бы посмотреть, чем оно закончится.
Я заканчиваю одеваться, затем бросаю снятую одежду в маленькую корзину в углу.
— Ладно, я готова.
Леви оборачивается, улыбаясь, но как только его глаза останавливаются на мне, его улыбка исчезает. Его
