— Немало людей полагают, что компьютеры неверно ведут подсчет, — заметил Дункан.
— Да, многие в это верят. Так много, что даже странно — почему мнение большинства не сказывается на результатах голосований?
— Правительство иногда проводит опросы, чтобы исследовать это поверье. И всегда оказывается, что очень немногие верят в подтасовку или мошенничество.
— А что мешает подтасовать результаты опроса? — улыбнулся Локс.
— Я и не утверждаю, что они правильны. Только…
— Только?
— Мы-то что можем с этим поделать?
— Кажется, ничего. Стремление к переменам не так сильно, чтобы вызвать восстания, забастовки или революции. Около половины всех граждан убеждены, что реформы необходимы, а нынешних администраторов — следовало бы сказать «правителей» — пора отправить в отставку. Но у них нет серьезных жалоб, как у древних. Даже если их раздражают определенные ограничения — зачем рубить сук, на котором сидишь?
— Действительно, зачем?
Дункан помолчал мгновение. Локс пристально глядел на него.
— Я как новорожденный с памятью о прошлых воплощениях, — произнес он наконец. — Мне кажется… — Он нахмурился и несколько секунд жевал губу. — Если бы только я мог припомнить, почему правительство так стремится наложить на меня лапу. Но я помню, что не только насчет выборов сомневался. Еще… секундочку… вот оно. Власть постоянно вдалбливает нам, что Земля никогда впредь не должна оказаться перенаселенной. Каждой паре позволено иметь не больше двух детей. Если вспомнить, что случилось с миром в прошлые века, это ограничение кажется разумным и необходимым. Но многие из нас…
Казалось, Дункан безуспешно напрягает свою память.
— Многие из нас… — повторил за ним Локс.
— …думают, что переписи населения неточны. Цифры могут завышаться. Если бы правда стала известна, правительству пришлось бы разрешить каждой паре родителей иметь больше двух детей — троих самое меньшее.
— Правда, — сказал Локс, — по крайней мере по моим сведениям, состоит в том, что общее население планеты составляет два миллиарда человек. В то время как…
— Официальная статистика утверждает — восемь миллиардов! — вскричал Дункан.
Он был не настолько взволнован, чтобы не удивиться, каким образом изгой, отрезанный от банков данных, мог получить доступ к этим сведениям.
— Два миллиарда, — повторил Локс. — Что еще тебя беспокоило?
— Если нас только два миллиарда, нет смысла поддерживать систему разделения дней! От нее нужно отказаться. Мы все сможем вернуться к древней системе ежедневного проживания. Конечно, переход должен быть постепенным. Придется построить всемеро больше домов. Все остальное тоже придется увеличить всемеро — запасы продовольствия, транспортные системы, энергоснабжение, все прочее. Это надолго! Возникнет чертова уйма проблем, но неразрешимых ведь нет. Человечество сможет вернуться к естественной системе, к жизни, к которой мы приспособлены. Я… — Дункан вновь нахмурился, помолчал секунду, потом продолжил: — Мне кажется, я слышал… от кого-то… что система разделения дней нарушает суточные ритмы человека. Люди привыкли спать ночью восемь часов без перерыва, а теперь их нередко поднимают после четырех часов сна, а там проводи оставшиеся четыре как хочешь. Это вызывает неврозы и психозы намного чаще, чем правительство готово признать. Число так называемых преступлений в состоянии аффекта постоянно растет. Но общество об этом не знает. Ему подсовывают сфабрикованные данные, а телевидение о большинстве таких случаев умалчивает.
— Нам гарантируют свободу печати, — заметил Локс, — которой у нас на самом деле нет. Но правительство угнетает незаметно, с «коварством змеи и мудростью голубя».
Одно остается неизменным. Большинство всегда консервативно. Так было с начала истории правления. Система разделения дней была с нами так долго, что большинство людей считают ее естественной, словно так и должно быть. Даже если правительство захотело бы вернуться к старому образу жизни — а оно, конечно, не хочет, — ему пришлось бы долго убеждать большинство, что это следует сделать.
К этому времени Дункан уже понял, что Локс говорит не для того, чтобы просто убить время.
— Ты ведь значительнее, чем кажешься с виду, не так ли? — сказал он.
— Ты имеешь в виду, что я не просто главарь банды нищих и жалких недоделков? Тогда кто же я, по-твоему?
— Думаю, ты член организации, пославшей тебя сюда вербовщиком. И участник «подземной железной дороги»[8]. Если кто-то вроде меня попадает к вам, ты отсылаешь его… Не знаю куда.
— Отлично, — сказал Локс. — Больше я тебе пока ничего говорить не стану. Ты будешь находиться в неведении до самой последней минуты, на случай…
— …если меня поймают, прежде чем ты сможешь выполнить свои планы?
— Именно так. — Локс встал и потянулся. — Да. До скорого. Болтать об этом ты, конечно, не станешь?
— Естественно.
— А я пока выясню, почему за тобой так охотятся, если смогу забраться в банк данных, не вызвав тревоги.
— Мне тоже очень хотелось бы выяснить это, — ответил Дункан.
Чтобы размять затекшее тело, он продолжил упражнения. Когда в туннеле показался пылающий глаз факела, Дункан отжимался, стоя на руках, и наблюдал, как перевернутый факел остановился.
— Бога ради, Дункан, — послышался писклявый голос Круассана, — что ты тут делаешь?
— Да уж не угря на носу держу[9], — ответил Дункан. Он подпрыгнул на руках, сгруппировался, приземлился на ноги и выпрямился.
— А ты тут что делаешь? — спросил он, вытирая пот с лица рукавом.
— Локс сказал, чтобы ты помог нам перетащить припасы из пещеры, — ответил пронзительный голос Донг.
Факел приблизился. Что-то темное метнулось к Дункану из огня, и свет померк вместе с сознанием.
Очнулся он ошеломленный; задыхаясь и давясь, пометался в темноте и, когда немного пришел в себя, понял, что находится в воде. Он отчаянно работал руками, не зная, куда плывет — вверх, вниз или горизонтально. Что-то твердое ударило его по ребрам слева. От боли он задохнулся, но успел вскрикнуть, прежде чем его вновь затянуло под воду. Так… он очнулся на поверхности — чего? Чем бы ни был этот поток, ледяная вода сковывала мышцы, не давая двигаться.
Но Дункан изо всех сил шевелил непослушными руками и ногами и наконец вынырнул, глотая воздух. Ненадолго — что-то ударило его по затылку, загоняя ко дну, заставляя задыхаться и глотать воду. Беспорядочно размахивая руками, он нащупал вверху что-то твердое. Камень. Только тут он осознал, что плывет по подземной реке и его несет через узкий туннель. Плечо царапнуло о скалу, что-то схватило Дункана, закружило, и — благословенная передышка — его голова вновь оказалась над водой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
