Это продолжалось несколько секунд. Дункана вновь ударило о камень, на сей раз правым боком, и затянуло под воду. Он пытался всплыть в надежде, что течение вынесет его к воздушному карману, но наткнулся лишь на шершавый камень, прежде чем его засосало вниз. На сей фаз у него успели кончиться и воздух, и надежда. В голове забили колокола, перед глазами заструились потоки света; глотка начала расслабляться против его воли; через несколько секунд он умрет.
Внезапно свет и воздух вернулись к нему. Он выпал в солнечное сияние, выброшенный из отверстия в скале вместе с потоком, попытался сгруппироваться, чтобы не упасть животом на вспененную поверхность пруда, но не смог. Сила удара и боль вытолкнули остатки воздуха из, казалось, опустевших легких. Но Дункан все же вынырнул и поплыл направо, к обрывистому берегу. Течение несло его к порогам, но он сумел ухватиться за торчащий из размытого берега корень и вцепился в него. От холода и боли он был слаб, точно новорожденный. Но его поджидал не мир жизни, а мир смерти.
Держась за корень, он глянул на отверстие, из которого был выброшен. Оно находилось футах в двадцати над прудом, у основания семидесятипятифутового известнякового утеса. За утесом виднелись склоны более высоких холмов, но расстояния до них он определить не смог. Река петляла, сжатая глинистыми берегами, круто уходившими вверх. Многие деревья — наверное, продукты биолабораторий — росли под углом сорок пять градусов к земле.
Куда бы его ни занесло, он был далеко от того входа, который показывал ему падре.
Дункан обернулся. В нескольких ярдах от него река выгрызла в береговой глине заливчик. Сила течения там была меньше, а высота берега составляла около двух футов. Быть может…
Он отпустил корень и, как мог, быстро (то есть довольно медленно) поплыл к заливчику. Чтобы выбраться на берег, ему потребовалось немало времени. Несколько раз глина подавалась, и он соскальзывал обратно в воду. Наконец, совершенно выбившись из сил, он замер, наполовину выкарабкавшись из воды, скорчившись и тяжело дыша. Когда дыхание восстановилось, он прополз остаток пути, вытянул ноги на берег и вновь замер, думая о Донг и Круассане и о том, что они с ним сделали.
Злобная парочка не питала к нему особой приязни. Но это недостаточная причина для убийства. Убийства? Круассан оглушил его, но мог и расколоть ему череп дубиной, если бы захотел. А вместо этого они перетащили свою жертву в пещеру и столкнули в подземную реку. Они знали, что река невдалеке выходит на поверхность, и рассчитывали, что Дункан утонет, что вода довершит их грязное дело. Труп в воде заметят спутники или патрули органиков. Охота прекратится, и отряд вновь окажется до поры до времени в безопасности.
Нет. Этот сценарий не совсем точен. Локсу показалось бы странным бегство Дункана. Он начал бы подозревать Донг и Круассана, узнав, что они вошли в туннель. И засомневался бы, что Дункан, зная, что скоро вновь вернется к цивилизованной жизни, сбежал, отбросив единственную надежду избавиться от жалкого прозябания в подземельях. Локс допросил бы этих двоих под туманом правды.
Зная о такой возможности, они не вернутся в отряд. Они затаятся в пещерах до той поры, когда тело Дункана найдут. А потом спрячутся в лесу.
Или выйдут на поверхность сразу, сдадутся в плен ганкам и, рассказав свою историю, потребуют амнистии? Их могут и простить, даже если отправят на реабилитацию. В конце концов, они избавились от Дункана и предали отряд. Конечно, органики будут презирать их как предателей, но Донг и Круассан привыкли к презрению, даже, наверное, не могли без него жить. Быть может, они набросились на него, потому что давно не делали ничего презренного и нуждались в духовной подпитке?
Дункан тихо рассмеялся при этой мысли и подумал, а не начинается ли у него бред. Правда, бред обычно сопутствует лихорадке, а он очень замерз. Ему захотелось выползти на солнечную полянку и погреться, но его остановила мысль о спутниках наблюдения.
Дрожа, он повернулся на бок и обхватил себя руками. Мокрая одежда холодила его, ее следовало бы снять, но он слишком устал. Тепло его тела высушит одежду. К тому времени когда солнце опустится на несколько градусов — сейчас оно стояло на полпути от зенита к западному горизонту, — он согреется и немного восстановит силы.
И что потом?
В лесу стояла тишина, только каркали вдалеке вороны и сердито верещала белка — наверное, ругала ворон. Мимо прожужжала большая черная муха. Дункан попытался прихлопнуть ее, но промахнулся. Прошло полчаса. Дункан закрыл глаза, размышляя, не рискнуть ли поспать немного. Голова сильно болела в том месте, куда пришелся удар. Ныли ребра и ссадина на тыльной стороне левой кисти. Опасность и холод сделали его нечувствительным к боли. Теперь, когда он обсох и согрелся, боль не давала ему заснуть, несмотря на то что он уже клевал носом.
Осознав это, он заставил себя сесть, застонав от боли в сломанных ребрах. Может быть, у него сотрясение мозга. Если так, то лучше встать и идти. Он не хотел умереть во сне.
Дункан начал было подниматься на ноги, но, не успев встать, замер. Откуда-то издалека доносились голоса Круассана и Донг.
Глава 8
Дункан из-за куста наблюдал за Круассаном и Донг. Наполовину скрытые листвой, те сидели, прислонившись к стволу огромного сухого дуба, футах в шестидесяти от Дункана. Рядом с ними валялись два набитых мешка — вероятно, вытащенных по дороге из какого-то укрытия. Это означало, что побег готовился давно. А громкая речь свидетельствовала, что они не боятся попасться в плен к ганкам — может быть, даже надеются на это.
Хотя голоса долетали до Дункана, слов разобрать он не мог. Медленно, припадая к земле, он пополз налево, огибая своих противников, и вскоре оказался за их спинами, скрывшись за кустом. Видеть он их не мог, зато слышал отлично.
— Нет, надо его искать, — визгливо кричала Донг. — Река не могла отнести труп далеко. Найдем и останемся у тела, пока нас не отыщут.
— Слишком долго, — заныл Круассан. — Откуда ты знаешь — может, его отволокло куда-то… или он в пещерах застрял. Тогда труп еще долго не появится, если вообще вылезет. По мне, надо идти, пока нас не заметили сверху. Мы же не обязаны с собой мертвечину таскать. Один вдох тумана, и они узнают, что мы не врем.
— Я хочу убедиться, что этот сукин сын сдох, — ответила Донг.
— Боже, ну ты и стерва!
— Кто бы говорил! Я его, что ли, дубиной оглушила?
— Ну да! А кто меня уболтал?!
— Да заткнись ты! Какая разница, кто что сделал. Мы оба в это дело влезли.
— Во-во, — мрачно согласился Круассан. — Одни головы торчат. Которые нам пооткручивают, если они за нами погонятся. По-моему, пора делать ноги. — Толстяк явно имел в виду уже не органиков, а изгоев.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
