class="p1">— За все уже давно уплачено. Помните, как у Маяковского про город-сад, — усмехнулся Бжезинский, и махнув рукой, проходящей мимо мороженщице с коляской, спросил у Сидора, — Вам какое мороженное?
— Фруктовое.
— Два земляничных, — произнес Бжезинский, и мороженщица, добродушно улыбаясь, вытащила из лотка и протянула им два стаканчика.
Они прошли немного по бульвару, и присели на скамейку.
— А почему здесь так тепло, и светло, — спросил Сидор, облизывая мороженное.
— Искусственный микроклимат, — ответил Бжезинский, и указал рукой наверх, — Купол из хрустального стеклопакета сделан.
— И воздух, такой чистый, — с удовольствием втянул носом, произнес Сидор. — Прямо как в лесу.
— Тут под землей комплекс воздухочистных сооружений. И все жизненные коммуникации там же.
— А от машин даже нет никакого выхлопа, — Сидор махнул рукой в сторону проезжающего мимо кабриолета с красивой молодой парой.
— Здесь только электромобили ездят, — лениво пояснил Бжезинский.
— И люди, какие-то все необычно красивые вокруг. Что молодежь в кабриолетах, что пенсионеры на лавочках, — с восхищением произнес Сидор, провожая взглядом молодую пару, прошедшую мимо них.
— Это не люди. В смысле они здесь не живут. Они здесь работают частью ландшафтного дизайна, или обслуживают, — с иронией посмотрев на Сидора, произнес Бжезинский, и добавил, — Вы я смотрю, не квасквич?
— Нет, я из Гудка. У нас там кроме леса и заброшенных полей ничего нет, — ответил Сидор и серьезным тоном спросил, — А вы простите, тоже часть ландшафтного дизайна или обслуживаете?
— Я работаю в ЖЭКе, — вставая со скамейки, с вызовом произнес Бжезинский — Да, мы обслуживаем дом Ольги Юрьевны. Но живу здесь, но только в подземной части города.
— Как часть коммуникаций, — уточнил Сидор, вставая следом.
Бжезинский ничего не ответил, а приподняв руку, и остановил проезжающий мимо кабриолет, из которого вышла красивая девушка в оранжевой униформе стюардессы и приветливо произнесла: «Компания Квас аэрофлот, благодарит, что вы воспользовались нашими услугами».
Сидор с Бжезинским расположились на заднем сиденье.
— Куда едем, — улыбаясь, поинтересовалась стюардесса.
— Покатаемся немного. Город нашему гостю покажите, — махнул небрежно рукой Бжезинский.
— Понятно, — улыбнулась девушка, и когда кабриолет тронулся, поставленным голосом экскурсовода стала рассказывать:
— Мы проезжаем сейчас мимо самого престижного в Кваскве, культурно-развлекательного ночного клуба Красный факел с одноименной площадью и одноименным памятником. Это любимое место досуга дорогих квасквичей, живущих под куполом.
— Причем здесь факел, — удивленно воскликнул Сидор, — Это же памятник великому поэту Кушкину.
— Правильно, — согласилась стюардесса, — Действительно в дневное время памятник похож на известного поэта Кушкина. Но когда стемнеет, он изнутри подсвечивается и вспыхивает красным факелом, как бы приглашая дорогих квасквичей посетить их любимое ночное заведение.
— Раньше, Красным факелом, назывался стриптиз клуб на Краснопресненской. А здесь и днем и ночью стоял этот памятник. И назывался он памятником Кушкину. И площадь была Кушкинской, — с недовольным видом прокомментировал Сидор.
— Вы правы. «Но это было очень давно», — произнесла стюардесса, с сожалением посмотрев на Сидора, — Еще до первого этапа великой реновации. Когда город располагался в одной плоскости. Но уже на втором этапе, когда, как вы знаете, были созданы разные уровни жизненного пространства и возведен хрустальный купол, гранитная копия Кушкина переехал на первый уровень, а здесь была поставлена его рубиновый оригинал, который и светится по ночам Красным факелом. И кстати, под брендом Красный факел, работают все ночные клубы нашей столицы и других городов, независимо от жизненного пространства. И только в них, согласно постановлению правительства, легально разрешены стриптиз-клубы и казино. Но этот Красный факел, как вы понимаете, только для самых дорогих квасквичей. Еще есть вопросы?
— Нет — недовольно произнес Бжезинский, — Поехали дальше.
Кабриолет доехал до светофора и дождавшись зеленого, свернул на главную улицу, ведущую к Кремлю.
— Про Калининскую я все знаю, можете не рассказывать, — мельком взглянув на знакомые здания, — прикрывая зевок, произнес Сидор.
— Это давно не Калининская, — тоном психиатра ответила стюардесса. — Калининская, как и памятник Кушкину, были оставлены для горожан первого жизненного пространства. — Эта же улица, на которую мы выехали, называется проспектом Самого Брет Пита.
— Кого, — с Сидора в момент пропал весь сон.
— Нашего президента, — укоризненно посмотрела на него стюардесса. — Кстати слева по ходу движения находится известный памятник Самому Брет Питу.
Сидор, повернув голову налево, увидел на постаменте огромную конную статую, где непосредственно на коне, с обнаженным торсом, немного пристав в стремени и приложив ладонь к голове, как бы всматриваясь вдаль, сидел бронзовый Брет Пит. А рядом, держа одной рукой коня под уздцы, а другой рукой вытаскивая из ножен меч, в одеянии Квасковского дружинника стоял Юрий Долгорукий.
— Раньше здесь был один Долгорукий, без Брет Пита, — удивленно произнес Сидор,
— Без Самого Брет Пита, — вежливо поправила стюардесса. — Действительно вы правы. Но пять лет назад, после переименования так называемой Калининской улицы в Проспект Самого Брета Пита, по многочисленным просьбам граждан и памятник был переделан, что без сомнения только улучшило его художественную ценность.
— Интересно, — скептически ухмыльнулся Сидор.
— Кстати эта идея, очень понравилась художественной общественности и уже во многих местах, старые памятники, выдающимся деятелям, стали дополняться фигурой Самого Брета Пита. И одновременно отпала необходимость сносить памятники государственным деятелям, не сдавшим экзамен истории.
— Гениально, — воскликнул Сидор.
— Я очень рада, что вам понравилось, — засмущалась в ответ стюардесса.
В это время на дорогу выбежал полицейский в желтом жилете и, подняв вверх жезл, засвистел в свисток, перекрывая дорожное движение. Их кабриолет тоже остановился. Тут же, из здания мэрии вышла группа людей в дорогих костюмах и белых строительных касках на головах. Они выстроились полукругом перед кинооператором, с камерой на плече. А через некоторое время, огромная дверь снова отварилась и из нее вышел еще более важный чиновник, тоже в строительной белой каске, но уже с зубчатым венчиком вокруг. Отчего каска становилась похожа на корону.
— Мэр, — с подобострастьем произнес Бжезинский и почему-то перекрестился.
В это время мэр, встав перед чиновниками, начал водить вытянутым вперед указательным пальцем, как будто, что-то показывая остальным в отдалении. Те, тут же, достали из карманов блокноты, и утвердительно качая головами, одновременно поворачивая их в направление руки мэра, стали что-то записывать в блокноты.
— Что это они делают, — наклонился к Бжезинскому Сидор.
— Снимают выездное совещание правительства Квасквы на объектах строительства, — шепотом ответил Бжезинский.
— На каких объекте, — покрутил по сторонам головой Сидор, — Здесь вроде и строек никаких нет.
— Это не важно. Потом киношники подставят фон, — сморщился недовольно Бжезинский, — Здесь главное, что мэр говорит и думает по этому поводу.
Мэр в это время закончил руководить строительством, к нему подбежала журналистка с микрофоном. Он, по-отечески улыбаясь, что-то долго ей рассказывал, показывая рукой в направление памятника Пита
