падшим родом Герасимовых, которых вы, я уверен, тоже неплохо знали. Вы обвиняетесь в изготовлении запрещенного устройства с целью незаконного проникновения в Нексус и извлечения оттуда Сферы, минуя официальные органы учета. Что вы и сделали, в конечном итоге. Это обвинение касается вас и вашей сообщницы Игнатьевой, которую вы обманом вовлекли в этот план. Достаточно, чтобы прояснить вашу память и наставить вас на путь истинный?
— А в чем же мой мотив, позвольте узнать? Я, как глава рода Скалозубовых, обделен Сферами?
— Три дня назад, Евгений Михайлович, вы еще не были главой рода Скалозубовых.
— Все равно странно… Я, наследник прославленного рода, буду заниматься сталкингом с каким-то ничтожеством по кличке… как вы сказали, Шрам? Допустим. И я решил при всем своем положении спутаться с девкой из простолюдинов? Тоже допустим, однако эта версия мне больше напоминает какую-то романтическую историю из дешевых книжек для женщин за тридцать. Но, прошу прощения, а где же сейчас находится вышеупомянутый Шрам?
— Мертв. Его изуродованное тело найдено во время Прорыва, — холодно проговорил инквизитор.
— Поправочка. Шрама убил ваш покорный слуга, — чутка покривил душой я.
Но если бы не гарпия, то уж точно бы убил.
— А что случилось с его подельниками, вы знаете?
— Известных под кличками Пузырь и Хвост? Мертвы. Их тела тоже нашли в тот же день, но какое…
— Очень хорошо, — ухмыльнулся я. — Вы еще упоминали Вепря. Тоже, кажется, покойного, как сказала Елена Борисовна?
Ага, дернул щекой! Продолжим экзекуцию!
— А вышеупомянутые вами Герцены? Какова их судьба и еще двухсот наемников и сталкеров, которых они притащили в мое поместье с оружием Герасимовых?
На лицо Горна упала тень. Ага, догадался к чему я клоню, да, старый?
— Все мертвы, — вымолвил инквизитор. — Все, кроме младшего Герцена, Марка Тимофеевича. Но, думаю, и он уже пущен на корм крысам?
— Да, опыт не пропьешь, дорогой Борис Сергеевич! А как насчет Герасимовых, которые не просто якшались со сталкерами и снабжали их оружием? Они еще и сношались с Нексусом, как вы могли увериться лично. Какова их судьба? Не трудитесь, я сам освежу вашу память! Старший сын убит мною при попытке покушения, а отец пропал без вести, но скорее всего, и он мертв. А младший сын, Федор, в руках имперского правосудия. И получили вы его тоже с моей помощью.
Горн промолчал. Его глаза сузились.
— Вы сами сложите два и два, ваше преосвященство? Вы обвиняете в сотрудничестве со сталкерами того, кто за минувшие три дня вырезал преступный мир Фаустово почти поголовно. Я уничтожил, возможно, не всех, но, думаю, те, кто остался, ближайшие пару месяцев не высунут и носа из своих нор. И… вместо благодарности вы требуете от меня «чистосердечного признания»?
Я откинулся на спинку кресла и посмотрел на его святейшество с таким оскорбленным видом, на который был способен.
— Понимаю, что если не всматриваться в суть, это все выглядит иначе… Собственно, как и было задумано, но от Тайной канцелярии я ждал большей прозорливости… Ладно! Дело сделано, и можно уже рассказать все начистоту.
Я вздохнул и после паузы продолжил:
— Этим заданием озадачил меня мой отец. Внедриться в среду сталкеров и пустить там все под откос. Чем я и занялся со всем усердием, достойным хотя бы словесного выражения благодарности. К сожалению, отец скончался, и он не сможет подтвердить мои слова. Все содержалось в тайне — по понятным причинам. Однако, я думаю, вы достаточно умны, чтобы связать причину и следствие, — я сделал небольшую паузу, чтобы он осмыслил сказанное и продолжил: — Да, я не распространялся об этом на каждом углу, ведь нюхать запашок криминального мира, пятная свою репутацию, мне пришлось не один месяц. Но, увы, вы приперли меня к стенке! Вот вам чистосердечное признание! Надеюсь, вы довольны, дорогой Борис Сергеевич?
Я выдохнул. Да уж, речь достойная оваций. Однако единственная пара зрителей не торопились заключать меня в объятия и вешать медаль.
— Вы безумны, Скалозубов… — прошипел инквизитор, не двигаясь с места. — И я не верю ни единому вашему слову.
— Верить надо в церкви, Борис Сергеевич, — наклонил я голову. — А в кабинете следователя неплохо бы доверять фактам. Фактам, которые убедят любой суд в моей невиновности. Кстати! У меня для вас есть еще кипа фактов.
Я залез под стол, подхватил сумку с бумажками и вышел к инквизитору.
Его глаза метали молнии. Но я все равно сунул ему сумку.
— Здесь бумаги, которые мне удалось заполучить из-под носа у местного начальства, которому, в отличие от меня, точно есть, что скрывать. Давайте, мы с вами, ваше преосвященство, прекратим играть в кошки-мышки и будем карать реальных преступников города Фаустово. До отъезда в ГАРМ всего неделя, а у меня дел по горло. Не хотелось бы распыляться на бесполезные разговоры и толочь воду в ступе третий день подряд!
И с этими словами я свистнул Берса. Пес, рыча в сторону инквизитора, бросился вслед за мной.
Тут передо мной встала еще одна преграда — глыба по имени Людвиг. Ненависть в его глазах грозила испепелить меня на месте.
Ну давай, сука. Сделай еще хотя бы шаг!
— Людвиг, — раздался голос инквизитора. — Пусть его благородие подышит немного. Ему полезно.
Громила отступил, однако взгляд его остался таким же недобрым.
— Кстати, Борис Сергеевич? — обернулся я уже на пороге. — Гертруда не передавала вам презент?
Инквизитор медленно поднял голову от бумаг, которые он уже разложил на столе.
— Какой, к черту, презент⁈
— Банка. В ней все, что осталось от еще одного участника вчерашнего кордебалета. Знаете… такой… скрипучий человечек с ножичками?
— Не имею ни малейшего понятия, о чем вы.
И не моргнув глазом, он снова уткнулся в бумаги.
* * *
— Ну, чего ты, видишь его? Костя, блин, чего замолчал!
— Ни черта я не вижу! Не СИЗО, а крепость за колючей проволокой.
— Зараза! Дай сюда бинокль. У тебя два глаза, а ты слепой как крот! И как ты в столбы не врезаешься, когда едешь?
— Прошу заметить, Нина, что я не вызывался ехать вместе с тобой вытаскивать Евгения Михайловича из западни! Я шофер, а не шпион-диверсант!
— Твой начальник попал в беду, а ты тут пререкаешься? Если бы не Скалозубовы, где бы ты работал? Таксовал бы поди?
— Нина!
