— Но если так, почему она не пришла ко мне в бар?
— Наверное, хотела разыграть случайную встречу.
— Ты сказала, она нашла меня около двух лет назад. Довольно большой срок.
— Я же тебе говорила. Женская гордость. А может, были и другие причины.
— Ты упоминала, что она рассказывала тебе о своем прошлом и о нас. А обо мне нынешнем?
Она покачала головой:
— Нет. Только истории из прошлого. Даже если она собиралась предпринять какие-то действия, меня она в них не посвящала.
— А когда вы общались в последний раз?
— Ты вопросы задаешь не хуже следователя. Ну да ладно. Она звонила мне в четверг, три дня назад. Не по делу, а поболтать. Мы ведь были как подруги. Она достаточно часто звонила мне. И я ей. В тот раз мы обсуждали перспективы коалиционного правительства. Тебе интересно ее мнение?
— Нет, — ответил я. — А больше ни о чем не говорили?
— О тебе.
— В каком плане?
— Я подрабатываю моделью. Знаешь компанию «Санрайз про»?
— Не знаю.
— Крупная компания в модельном бизнесе. Мой менеджер решил заняться шоу-бизнесом. И выбор пал на меня. Идея такая: раскрутить вокалистку с группой. Я решительно отказалась. Рассказала маме. Если у меня нет способностей, зачем себя насиловать? Мы заговорили о музыкальном слухе, и тут мама сказала, что знала одного человека, у которого дела со слухом обстояли крайне плохо. То есть тебя. «Никогда никого не встречала, у кого слух был бы хуже, чем у мужчины, с которым я когда-то жила».
Я вздохнул.
— Что еще?
— Больше ничего. Разговор о тебе часто заходил именно так, был бы повод. Другими словами, она постоянно думала и помнила о тебе. Понятно?
Я продолжал расспрашивать Токо, какие еще касающиеся меня темы они обсуждали с матерью. И хотя разговор шел обо мне, его детали терялись в лабиринтах моей памяти. Оказывается, Юко помнила даже название сакэ, которое я притащил на ночной сеанс в кино. Выяснить удалось немного. Одно понятно — она лишь описывала подробности нашей жизни. Что она при этом думала, общая картина ее мыслей оставалась за кадром. Токо и сама это признавала.
Я изменил содержание вопросов:
— Твоя мама где-нибудь работала?
— В агентстве переводов. Офис находится неподалеку от Аоямы, где она жила. Мама свободно говорила на нескольких языках. Работала синхронистом на международных конференциях и симпозиумах, переводила ответственные коммерческие переговоры. Агентство открылось недавно, но развивалось быстро.
— А твой отец работал в МИДе.
— Мать сосватали отцу. Сразу после того, как она рассталась с тобой. Частый случай — выдать дочку политика за аппаратного работника. Ты понял, почему такая женщина, как мать, смогла согласиться на подобное?
Я покачал головой.
— Мне кажется, я догадалась.
— О чем?
— Она согласилась из-за тебя.
— Из-за меня?
— По-моему, я поняла и то, почему она ушла от тебя. Там, где ты, нет места другому человеку. Ты заперся в самой тесной каморке мира. От которой все держатся подальше. Осознав это, мама разочаровалась.
Только я хотел прокричать: «Подожди со своими выводами», как раздался телефонный звонок. Не выпуская стакана из рук, она взяла трубку радиотелефона. Односложно сказала:
— Да, — и стала слушать молча. Нахмурила брови. — Хорошо, я вернусь часов в двенадцать. Узнай, устроит ли его это время.
Она подождала ответа некоторое время. Похоже, на другом конце линии опять заговорили. Наконец она сказала:
— Хорошо, — и положила трубку. Глубоко вздохнула. — Звонил дед. Говорит, следователь хочет поговорить со мной во что бы то ни стало. Следователь из первого отдела Управления полиции. Пристал как банный лист. Придется вернуться к деду в двенадцать.
— Понял. — Я поднялся. — Тогда я пойду.
Она испуганно посмотрела на меня.
— Что так рано? Еще только начало одиннадцатого. До дедова дома — десять минут на машине, не больше.
— Наверное, они вспомнили о моих отношениях с Юко Эндо. И узнали о том, что ты здесь.
— Я сказала тебе: в полиции нет информации об этой квартире. Невозможно даже представить, чтобы дед дал им адрес. Он тоже полицию недолюбливает. Хотя и занимает высокий пост.
— Я вообще-то газеты читаю, так что могу понять, что к чему. По крайней мере, определить характер твоего деда по его высказываниям. Но и в полиции не идиоты сидят. Они, скорее всего, узнали, что ты живешь одна. И теперь тихо продолжают расследование. Например, выясняют твой адрес.
— Я член семьи пострадавшей.
— Ты, кажется, не выразила горячего желания помочь следствию. Наверное, они не предполагают, что ты общаешься со мной, но не успокоятся, пока не перероют все твои связи. Такие у них правила. Особенно в отношении тех, кто не очень-то приветлив.
Возникла пауза, и Токо тут же сказала:
— Не слишком ли ты высоко оцениваешь полицию?
— Не знаю. Разумнее готовиться к худшему.
— Куда ты пойдешь? Ведь в свой бар тебе уже не вернуться.
— Обо мне не стоит беспокоиться. И на встрече со следователем можешь сказать, что видела меня. Что ты будешь говорить, сама решишь, наверное, нужно приврать, будто я вел себя угрожающе.
— Зачем?
— Меня разыскивает полиция. Любой человек, вступающий со мной в контакт, попадет в неприятную ситуацию. Ты должна стоять на стороне полиции, а не на моей стороне.
Она разъяренно зыркнула на меня. Ее глаза сверкали. Сколько раз я видел этот взгляд! Притягивающее сверкание, которое всегда появлялось в глазах ее матери, когда она сурово отчитывала меня, теперь поселилось во взгляде дочери.
— Я не шучу, — сказала она строго. — Я не обязана подчиняться твоим приказам. И буду делать так, как мне хочется.
Я грустно улыбнулся. На мгновение мне показалось, что передо мной стоит молодая Юко. Я встал, перегнувшись через раму, взял кроссовки с балкона и обернулся.
— У меня к тебе только одна просьба.
— Какая?
— Ты ведь пойдешь на квартиру Юко? Забрать ее вещи или еще за чем-нибудь.
— Конечно. Кроме меня, заняться этим некому.
— Если вдруг обнаружишь какую-нибудь зацепку: дневник, письмо, все, что угодно, что-то, объясняющее причины, почему вчера она оказалась в то время в том месте, скажи об этом не только полиции, но и мне, хорошо?
— Хорошо, — ответила она. — Только расскажу я полиции или нет, это уже другой вопрос, Посмотрю до завтрашней заупокойной службы. Но как мне с тобой связаться?
Дойдя до двери, я сказал:
— Я сам тебе позвоню.
Она стояла и смотрела на меня. Глаза у нее были на том же уровне, что и мои. Если бы она надела туфли на каблуках, то смотрела бы свысока на большинство мужиков.
— Знаешь, я решила.
— Что ты решила?
— Я буду помогать тебе. Приму участие в твоей дурацкой игре.
— Лучше не стоит.
— Почему?
— В этой игре от дилетантов сплошные проблемы.
Я вновь увидел, как в ее глазах вскинулось пламя гнева.
— О чем ты?! Когда мама пришла к тебе, ты молча дал ей кров, даже уговаривать не пришлось. А теперь дочь обращается с элементарной просьбой — стать твоим партнером по собственной воле, — а ты отказываешься.
— И где логика?
— Да что ты знаешь о логике? В большинстве случаев, если ты будешь действовать вместе со мной, то вызовешь меньше подозрений, чем один.
У меня вырвался вздох. Похоже, судьба у меня такая: проигрывать в спорах с теми, в ком течет кровь Эндо. Но в ее словах действительно был здравый смысл.
— Хорошо, — сказал я. — Когда мне потребуется помощь, я позвоню. Самое главное — проверь как можно внимательнее квартиру матери. Естественно, не вторгаясь в ее частную жизнь.
— Что за сюси-пуси! Если не вторгаться в частную жизнь, ничего и не узнаешь!
— Ты права, — ответил я.
Она на самом деле была права.
Она ушла вглубь комнаты. Потом снова появилась и дала мне бумажный пакет из универмага.
— Что это?
— Подарок.
По весу и форме я понял: в пакете — две бутылки виски. Я поблагодарил ее и надел кроссовки.
Дверь была приоткрыта. Она сказала вполголоса:
— В твоей истории есть один непонятный момент.
— Какой?
— Зачем он сделал бомбу?
Я покачал головой:
— Я и сам не знаю. Так и не понял за эти двадцать два года.
Она пристально посмотрела на меня.
— И где ты собираешься сегодня ночевать?
— Деньги на ночлег у меня есть. Найду где-нибудь.
— Можешь остаться здесь.
— В этой квартире для меня слишком опасно. Но за приглашение спасибо.
Она все еще разглядывала меня:
— Скажи еще одно.
— Что?
— Ты на самом деле считаешь эти рок-группы шестидесятых, которых было как грязи, круче «Битлз»?
— Круче или нет, не знаю. Я понимаю, что они жалкие копии «битлов». Но до сих пор люблю их песни.
