Я закрыл за собой дверь. Ее изумленное лицо осталось за дверью. Спускаясь по лестнице, я подумал о том, что все-таки один раз соврал. Переночевать мне теперь негде. По крайней мере, в тех местах, в которых останавливаются за деньги. Полиция предупредила всех. Я шел под холодным ветром, обдумывая степень риска того или иного выбора. Старался идти, скрываясь во тьме тихих жилых кварталов. С фантазией у меня было туго. Поэтому появилась единственная идея.
Если сесть на линию Одакю, от Уэхары до Синдзюку — меньше пятнадцати минут.
8
У Западного выхода еще не рассосались толпы белых воротничков. Одиннадцать вечера. У многих лица красные. По пути сюда я не заметил ни одного полицейского. Все как обычно. Через час народу станет меньше. В разгар экономического кризиса пейзаж меняется в зависимости от времени. Я дошел до парка Тюо, здесь атмосфера отличалась от привычной. Но на это имелись свои причины: сбор улик продолжался. Еще и полутора суток не прошло.
Минуя парк по проходу с левой стороны, я остановился в центре городка из картонок. Наклонился перед одним из домиков — квадратной формы, сделан основательно — и позвал:
— Тацу!
Нет ответа. Я позвал еще раз.
Открылась боковая картонная дверь, и показался обладатель роскошной бороды. Потирая глаза, он сказал неторопливо:
— О, Сима-сан. Какими судьбами? В столь поздний час. — Он пристально посмотрел на мое лицо и добавил: — Ну и рожа у тебя.
Я и забыл. Токо не напоминала мне о моих ранах. А в зеркало я в последний раз смотрелся сегодня утром.
— Да так, повздорил немного. Лучше скажи, копы уже приходили?
— Приходили. Целых два раза. В штатском. И о чем они только думают? Откуда у нас, мирных, честных бедняков, возьмутся деньги и желание устроить фейерверк?!
— Ну, у них, наверное, есть свои соображения. Когда они приходили?
— Вчера ночью и сегодня после полудня. Расспрашивали по стандартной схеме, не видели ли мы вчера кого подозрительного. Я ответил: «Кроме меня, здесь подозрительных нет», а они разозлились. Плоховато у них с чувством юмора.
— Значит, после полудня, — пробормотал я и погрузился в размышления. Даже если они решат заявиться сюда снова, запас времени у меня есть. — Послушай, Тацу. У вас не осталось местечка для новичка?
Он присвистнул:
— Что это с тобой? Неужто тут решил перекантоваться?
— Ну да.
— Работу потерял?
— Вроде того. Возьмете к себе?
— У нас новичкам не особо рады. Вон мужики пристроились к нашим домам, понаделали каких-то развалюх, местных обычаев не знают, одни проблемы от них.
— Значит, и мне нельзя?
Он усмехнулся:
— Нет, ты особенный гость. Мой гость. А против того, что я решил, никто здесь возразить не смеет. Так что не стесняйся.
— Тогда, извини, что пристаю к тебе с расспросами, но, может, объяснишь, где набрать картонок и как из них дом сварганить.
— А этого и не надо. У соседей никто не живет.
— Это ты про дедушку Гэна?
— Ага. Дня три назад пропал куда-то.
— А что случилось?
— Перед тем как исчезнуть, он говорил, что нашел хорошую работу.
— На стройку в его возрасте не берут. Интересно, что ему предложили?
— Не знаю. Он не сказал. Но к чему особенно беспокоиться? Может, судьба повернулась к нему. Последнее время холодов больших не было. Или будут сегодня?
Тацу выполз из домика, будто хотел проверить, и повторил:
— Да, сегодня похолодает.
Он прошел несколько шагов, открыл дверь соседнего домика и улыбнулся мне:
— Если дедуля вернется, я сделаю новый дом. А он против такого жильца, как ты, возражать не будет. Облава была пять дней назад, так что в ближайшее время не предвидится.
Я достал бутылку виски из пакета, который дала мне Токо.
— Ух ты! Дорогая бутылочка.
— От всего сердца. Возьми.
— Тогда устроим сейчас праздник по случаю вновь прибывшего.
— Извини, но я немного устал. Можно я пойду отдохну?
Он пожал плечами на манер американцев:
— Ну ладно. Хороших тебе снов, — и быстро ушел к себе, не настаивая. Он и не расспрашивал ни о чем. Не знаю, то ли особенность его характера, то ли местный обычай.
Я забрался в домик.
Закрыл дверь, вокруг — тьма кромешная. Наконец глаза привыкли к темноте. Жилье сделано тщательно. Картонки связаны пластиковыми веревками, углы закреплены одноразовыми палочками. Тацу сказал, что облава была пять дней назад. Городские власти два раза в месяц убирали картонные поселения. Приходили утром, и если жильцов поблизости не было, то и вещи их уносили с собой. Таким образом, домики существовали всего по две недели, но делали их основательно. Хозяину моего домика — дедушке Гэну — уже перевалило за шестьдесят. Перед глазами возникло его лицо. Серьезный старик. Он долгое время работал на стройке, на теле — следы от многочисленных травм. Плата за то, что смог нормально дожить до старости.
Я познакомился с ними этим летом. Воскресным вечером я вышел из душной комнаты, пошел прогуляться по улице у Западного выхода и вдруг увидел орущего пьяницу.
— Эй вы, вонючие бомжи! Понастроили своих сраных хибар, — вопил он.
Хотя я тоже алкаш, но никогда не нажираюсь до такой степени. Я остановился понаблюдать со стороны. Мужик стал мочиться на картонный дом. Старик пытался помешать ему, а другой — молодой парень — набросился с кулаками. Но его с легкостью отбросили назад. Попробовал еще раз — с тем же результатом. Тут вышел я и сбил мужика с ног. Может, потому что я ударил его в живот, мужик начал блевать, валяясь в своей моче, от которой поднимался пар. Молодой парень подошел и пнул его. А потом неторопливо прошептал ему в ухо:
— Кто из нас вонючий? Не люблю слово «бомж». Зови нас «street people».[45]
У него было хорошее произношение. Так я познакомился с Тацу и дедушкой Гэном. С тех пор, встречаясь, мы перекидывались парой слов. Наверное, они унюхали во мне своего.
Кстати, о запахе. В домике дедушки Гэна страшно воняло. На полу, сделанном из двух листов картона, лежала циновка, а на ней — одеяло. От него-то и несло. Довольно-таки сильно. Я достал вторую бутылку Токо и начал пить из крышечки. Постепенно я перестал обращать внимание на запах. Но холод усиливался. Хотя я пил, завернувшись в одеяло, холодный воздух пробирал до костей. Я слышал, что на Западном выходе нет ветров, а от отопительных систем зданий теплее, чем на улице. Тем более еще только конец октября. А здесь такой дубняк. Большинство бездомных принадлежат к поколению более старшему, чем я. Такие, как Тацу, — исключение. Как же они переживут наступающую зиму? Я вспомнил о нашей давней, студенческой, осаде. Тогда на холод я не обращал никакого внимания. Мне было двадцать. Вот я и постарел. Минуя картонки, циновку и одеяло, холод асфальта проникал сквозь кожу внутрь меня. Никакой сопротивляемости организма. Ну и стариком я стал.
Послышались шаги. Дикое количество шагов. Я затаился и стал прислушиваться, боясь пошевелиться. А потом вспомнил, где нахожусь. Отпахнул крышку, впустил свет. Посмотрел на часы — еще девяти нет. Толпы служащих, работавших в близких к центру районах, нескончаемым потоком проходили за колоннами.
Я огляделся вокруг. Вчера ночью я и не заметил, что в домике есть зубная щетка, полотенце, несколько пар белья и книжка рядом со столом из картонной коробки. Я посмотрел на обложку: Сэйси Ёкомидзо.[46] «Деревня восьми могил». Я выполз из домика. Суставы болели. Но не так, как вчера утром. Почему-то сегодняшняя боль была приятней, будто напоминала что-то.
— Хорошо выспался?
Я посмотрел в ту сторону, откуда звучал голос. Тацу стоял и улыбался.
— А вот и завтрак. — Он дал мне коробку.
— Где ты это достал?
— Вчера ночью из мусорки у круглосуточного магазина. Не волнуйся. Срок хранения истек только полдня назад. Похоже, правило выкидывать просроченные наборы с едой в магазинах придумали именно для нас.
Об этом я слышал. Цепочка питания нового типа, родившаяся в нашем обществе потребления. Вроде бы она устроена так, что даже положительно влияет на окружающий мир.
— Поешь у меня?
Я кивнул и пошел к Тацу.
В его домике крыша тоже открывалась, но убранство было побогаче, чем в доме старика, где остановился я. И магнитола, и «колмановская» плитка. И еще одна коробка с едой лежала в углу. Он был здесь старожилом. Наверное, имел свою территорию, где добывал пропитание.
Мы начали есть одинаковый завтрак. Руки у меня тряслись, палочки ходили ходуном. Рисинки падали. Тацу мельком бросил на меня взгляд, но ничего не сказал. Включил радио. Кажется, канал «Джей Уэйв».[47] Негромко зазвучала незнакомая мне музыка. Диджей что-то сказал по-английски. Тацу захихикал.
— Ты что, по-английски понимаешь?
— Ну, так. Когда-то был там. А ты?
