Он ставит руки по обе стороны от моей головы и презрительно морщит лицо.
— Ответ на вопрос можно считать положительным?
— Откуда ты узнал? — спрашиваю хриплым голосом.
Сергей усмехается, а я опускаю взгляд и смотрю куда угодно, но только не ему в глаза: на ворот его белоснежной рубашки, на смуглую кожу, на дёргающийся кадык.
— Это имеет хоть какое-то значение сейчас? — хмыкает мой некогда любимый мужчина. — Твой муженёк к нам в гости приходил. Сказал, что взял тебя замуж с ребёнком. Благородный рыцарь, мать твою.
— Не кричи, прошу… Маша может проснуться, — я коротко всхлипываю. — Она твоя дочь, Серёж. Твоя.
Он резко ударяет кулаком о стену и несдержанно матерится. Я прикрываю глаза, пытаясь справиться с эмоциями. Что дальше? Дальше что?
— Долго ты скрывать собиралась? — спрашивает меня и отходит на шаг назад. Наверное, боится, что не справится с эмоциями. Я, признаться честно, тоже его боюсь. Не так. Совсем не так я представляла себе этот разговор. — Ты жила несколько недель в моём доме и молчала! Чёрт, я чувствовал какой-то подвох, но ты так убедительно врала!
— Я не собиралась признаваться тебе, Серёж. Никогда. Ты отказался от нас с дочерью, когда настаивал на аборте. Плевать ты хотел на мои чувства, на Машу, на то, что она уже жила, росла и развивалась во мне.
Сергей хмурит брови и часто дышит.
— Ты же знаешь, Кать, как моя мать мучилась с ребёнком-инвалидом? Знаешь? — повышает на меня голос. — Видела, что в свои пятьдесят лет она выглядит старухой, потому что всю жизнь тащит на плечах тяжелый крест — больного и беспомощного ребёнка, которого сделали калекой во время родов. Я насмотрелся на это в детстве. По горло хватило. Жаль было мать и сестру. Тошно было, что ничем не мог помочь. Обидно было, когда отец от нас ушёл, потому что не выдержал этого ада. Зато у меня появился стимул — выучиться и достойно зарабатывать, чтобы нанять сестре сиделку, и чтобы мать немного выдохнула.
Я почти не сдерживаю слёз в этот момент, потому что помню всю его драму. Я была в гостях у его семьи всего два раза: на дне рождении матери и на Рождество. Сергей не слишком любил меня туда приглашать по известной причине. Там почти никогда не звучал смех, не было шумных застолий и праздников, а его мать встречала нас с «пустыми» глазами.
— Ты не дал ей ни одного шанса, Серёж. Ни одного.
— Я записал тебя к генетикам, но ты сказала, что сделала аборт. Какой был смысл говорить тебе об этом?
— Ты… что? — я отвожу взгляд и чувствую, как кружится голова.
— А потом ты просто собрала свои вещи, переехала, сменила номер и исчезла из моей жизни словно тебя никогда в ней и не было, — не слышит меня Сергей. — Я искал тебя, Катя.
Я поднимаю взгляд и встречаюсь с его потемневшими глазами. В лёгких нестерпимо покалывает, становится сложно дышать. В этот момент мне так хочется наплевать на всё и на всех… Хочется прикоснуться к нему, утонуть в его объятиях, но нельзя. Он чужой для меня человек. Чужой муж.
— А потом ты просто женился на моей подруге…
— Пять лет прошло, — усмехается невесело Сергей. — Пять, Катя. Мне хотелось построить семью. Хотелось детей. Хотелось, чтобы меня встречали после работы, любили, ценили. Наташа мне всё это дала.
В левую половину груди словно воткнули нож: сильно жжёт и кровоточит, хотя должно было отболеть за такой огромный промежуток времени.
Он вновь подходит ближе, заставив меня встрепенуться. Касается пальцами моего лица, заставляет поднять голову и посмотреть ему в глаза. У меня спирает дыхание, потому что Сергей близко. Критически близко, ещё немного и наши губы соприкоснуться. Он тяжело дышит и смотрит на меня так, что внутри всё переворачивается. Хотела бы я вернуть время вспять? Да, однозначно, но сейчас… сейчас слишком поздно всё менять.
Его тёплые губы касаются моих, медленно пробуют на вкус. Я упираюсь ладонями в широкую грудь своего бывшего мужчины, но он не отступает. Удерживает ладонью затылок, целует глубже, напористее и сильнее, ласкает и терзает колючей щетиной. Я мычу и пытаюсь увернуться, потому что это неправильно. На эмоциях. Из-за алкоголя.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Громкий крик дочери отрезвляет. Сергей послабляет хватку, напрягается всем телом и отстраняется.
— Мамочка! Мама! — кричит дочь.
Я бегу по коридору по направлению к детской комнате. Сердце выпрыгивает из груди, руки дрожат, а ноги ватные и не слушаются.
— Что моя хорошая? Что случилось? Я здесь!
— Мне приснился страшный сон! — хнычет Маша. — Полежи со мной, пожалуйста.
— Да-да, конечно, — глажу её волосы и успокаиваю. — Я здесь, Машуль. Я здесь.
Маша вновь засыпает спустя пять минут, а я лежу рядом и пошевелиться не могу. Сергей ушёл? Всё ещё здесь? Боже, я вся пропиталась его запахом
Глава 28
Машка засыпает, уткнувшись носом мне в грудь, но даже тогда я все еще продолжаю гладить ее по спине в поисках успокоения. По щекам беззвучно катятся слезы. Из-за всего. Потому что Сергей в конце концов обо всем узнал, из-за нашего поцелуя, от осознания того, сколько лет потеряно, и потому что у него есть Наташа. Слишком много всего разом навалилось.
Выходить из спальни не хочется, потому что это означает вновь встретится с ним, а мое сердце пока еще не готово. Я знаю, что с этого дня все изменится. Теперь когда Сергей в курсе, что Маша его дочь, он не успокоится. В груди все переворачивается от страха. Он может пойти в суд и забрать ее у меня. Сейчас я мать-одиночка без средств к существованию. Та, кто врала ему об аборте и сбежала, на годы разлучив с ребенком. Разве не повод отомстить?
— Ты моя, — тихо шепчу я, касаясь губами пушка на макушке дочери. — Никто тебя не отберет. Я обещаю.
Я осторожно отстраняюсь и, стараясь двигаться бесшумно, встаю. Машка продолжает безмятежно сопеть, зажав пальчики в кулачки. Я поправляю одеяло и на цыпочках выхожу за дверь. Трогаю глаза, проверяя нет ли в них слез, поправляю волосы и, обняв себя руками, иду в гостиную. Она оказывается пустой. На кухне — тоже самое. Сергея нигде нет. Он ушел.
На трясущихся ногах я опускаюсь на кушетку и, закрыв лицо руками, начинаю беззвучно рыдать. Потому что по какой-то причине я ждала, что он все еще будет здесь. Хотела вдохнуть его запах, поймать его взгляд.
Я так устала быть одна, мне так не хватает… Его не хватает. Все эти годы я пряталась от воспоминаний о нем, но они никуда не делись. Столько раз я пыталась себе доказать, что могу жить без него. Ушла, замуж вышла… И я оказывается могу, вот только плохо. Без него все плохо. Я себя уверяла, что мне достаточно быть просто Машкиной мамой, и даже в какой-то момент получилось. Но рядом с ним все иначе. И когда он смотрит так как смотрел сегодня, мир меняется. Жить хочется по-другому, дышать полной грудью. И внутри все как раньше трепещет и кипит. А он просто взял и ушел.
Я засыпаю прямо там, на кушетке, подложив под голову ладони. Просыпаюсь под утро с глазами, опухшими от слез. Мне снилось прошлое. Как я и Сергей гуляем с двухлетней Машкой. На нас с ней одинаковые платья ее любимого розового цвета. Во сне мы втроем много смеялись.
Убедившись, что дочка еще спит, я иду умываться. Голова трещит от панических мыслей. Что будет теперь, когда Сергей обо всем узнал? Как к этому отнесется Наташа? И что я скажу Машке? Что мне со всем этим делать? Бежать? Я устала бегать.
Дочка просыпается через час. Мы вместе идем в ванную, где я по второму разу чищу с ней зубы за компанию. Заплетаю косички, слушая ее веселую болтовню, и изо всех сил стараюсь держаться. Если против меня пойдет Сергей, это будет конец. Мне некому помочь. И денег на хорошего юриста нет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Мам, а чем мы будем завтракать? — интересуется дочка, карабкаясь на стул.
— А что ты хочешь?
— Блинчики. С вареньем.
Ингредиенты для блинов у меня есть, и я начинаю готовить. Размешиваю муку, а у самой перед глазами стоит лицо Сергея: нахмуренные брови и расширенные зрачки. «Машка моя дочь?» Твоя, Сережа, твоя.
