для косичек.
Оторопевший Ксавье следит за её размеренными обыденными действиями с совершенно потерянным выражением.
Проходит не меньше пяти минут, прежде чем он встаёт с кровати и несколько раз проводит рукой по лицу, словно этот бессмысленный жест помогает ему собраться с мыслями.
— Думаю, мне лучше уйти… — он бросает отрывистый взгляд в сторону приоткрытого витражного окна.
— Ну уж нет. Это все произошло по твоей вине, а значит, через эту невыносимую ужасающую пытку мы пройдем вместе, — Уэнсдэй оборачивается к нему, недобро сверкнув угольными глазами, и ядовито добавляет. — Не этого ли ты хотел ещё вчера?
— Да, но… Не так же! — Ксавье потерянно озирается по сторонам. Потирает переносицу. Взъерошивает волосы. Начинает измерять комнату широкими шагами.
Похоже, он совершенно не способен к самоконтролю.
Поразительно, как ему вообще удалось привлечь её внимание.
Аддамс начинает терять терпение.
— Возразишь ещё раз — и я прямо сейчас перережу тебе глотку ножом для бумаг.
Замерев на месте, Торп нервно сглатывает и машинально проводит пальцами по горлу. Уэнсдэй впивается в него пристальным немигающим взглядом, едва не скрипя зубами от раздражения. Она уже делает крохотный шаг в сторону письменного стола, намереваясь воплотить в жизнь только что озвученную угрозу, но Ксавье мгновенно поднимает руки вверх в сдающемся жесте.
— Ладно, ладно. Извини, — слишком поспешно выдает он, с опаской проследив направление её взгляда. — Я просто не могу представить, как буду смотреть твоим родителям в глаза после… такого.
— Сейчас и узнаем, — решительно заявляет Уэнсдэй, отточенными движениями заплетая волосы в косу и быстро закрепляя чёрной резинкой. — Мама, папа. Можете зайти.
Дверь несмело приоткрывается, и на пороге появляется отец — на его лице явственно угадывается не меньший шок, чем у Торпа, и мать — та лишь снисходительно улыбается с трудночитаемым выражением.
Мортиша степенно проходит в комнату, приподняв шлейф бархатного темного платья, и неспешно усаживается на тошнотворно-розовую кровать Энид.
Уэнсдэй занимает свой стул подле печатной машинки, аккуратно сложив руки на коленях.
Гомес и Ксавье предпочитают остаться стоя.
На пару минут повисает напряженная тишина — настолько безмолвная, что шум легкого ветра за окном в форме полукруга становится очень отчетливым. Аддамс предпочитает не поднимать взгляд на родителей, внимательно изучая свои ногти и замечая, что в уголке большого пальца левой руки слегка облупился лак — пожалуй, пора переделать маникюр.
— Торп, говоришь? — преувеличенно грозным тоном переспрашивает отец. Уэнсдэй не может видеть его лица, но готова держать пари, что Гомес сводит густые темные брови над пристально сузившимися глазами.
— Да, сэр, — робко отзывается Ксавье. Наверняка, в этот момент он умудряется покраснеть ещё сильнее.
— Винсент Торп твой отец, я полагаю? — Аддамс-старший безжалостно продолжает допрос с пристрастием.
— Да, сэр, — и хотя его голос заметно подрагивает, Ксавье удается сохранить ровную интонацию.
— И как давно вы с моей дочерью… встречаетесь?
— Мы не… — увы, Уэнсдэй не успевает вставить жизненно важную реплику.
— С прошлого семестра, сэр, — решительно заявляет Торп. — И я хочу, чтобы вы знали…
Она наконец вскидывает голову, награждая его недвусмысленным тяжелым взглядом. На щеках Ксавье пылают багровые пятна от плохо скрываемого смущения, но когда он продолжает говорить, в интонациях вдруг звучит несвойственная непоколебимая решимость.
— Я хочу, чтобы вы знали — для меня всё это крайне серьёзно. Я действительно люблю вашу дочь и постараюсь сделать все возможное, чтобы она была со мной счастлива.
Oh merda.
Всего десять минут назад ей казалось, что быть пойманной с поличным — самое худшее, что только может произойти.
Теперь же Уэнсдэй абсолютно точно уверена, что это было не самое худшее.
Самое худшее происходит прямо сейчас.
Именно в эту секунду, когда суровое выражение на лице отца постепенно сменяется до тошноты радостным… одобрением.
— Ну, раз так… Я ужасно рад знакомству, — и Гомес решительно пересекает комнату, протянув ладонь для рукопожатия.
Уэнсдэй чувствует себя так, словно на её ноге внезапно сомкнулся капкан. И машинально бросает взгляд в сторону матери.
Раздражающе спокойная Мортиша слабо улыбается и едва заметно кивает с таким видом, будто знала обо всем давным давно. Наверняка, она действительно знала.
Голос разума издевательски усмехается.
Как долго ты намерена отрицать очевидное?
Тебе никогда от него не избавиться.
И дело вовсе не в родителях, а в тебе самой.
Ведь ты совсем не хочешь от него избавляться.
Комментарий к Часть 5
P.S. Последние дни выдались очень загруженными, поэтому прошу прощения, что не успела всем ответить на отзывы к предыдущей главе.
Обязательно уделю этому время совсем скоро. Спасибо, что вы со мной
========== Часть 6 ==========
Комментарий к Часть 6
Саундтрек:
Brick + Mortar — Locked In A Cage
Приятного чтения!
Age: 29
Уэнсдэй держит покрасневшие кончики пальцев под холодной водой — поворачивает руку под разными углами, стараясь избавиться от неприятного ощущения жжения. С неудовольствием замечает на подушечке безымянного пальца стремительно набухающий волдырь. Несколько минут назад на столе в её кабинете с треском взорвалась лампочка — машинально вздрогнув от резкого хлопка, Аддамс самым позорным образом умудрилась свернуть стоящий совсем рядом стаканчик с эспрессо. К счастью, большая часть горячей ароматной жидкости пролилась на пол, не зацепив материалы нового дела, но левую руку она всё-таки обожгла.
Закрутив кран с водой, Уэнсдэй принимается рыться в ящиках под раковиной, пытаясь отыскать мазь от ожогов. Но нужного тюбика в аптечке не обнаруживается — как и доброй половины лекарств, жизненно необходимых каждому человеку. Даже ей.
Впрочем, ничего удивительного.
За наполненность аптечки — а также холодильника, кухонных шкафов и ящиков с бытовой химией — в их странной семье всегда отвечал Ксавье. Но он не занимается этим уже почти четыре месяца, практически неотлучно находясь за многие сотни километров. Ему удалось добиться от инвесторов внушительной суммы для открытия второй галереи, вот только уже не в Штатах, а в Канаде. Изначально планировалась командировка на три недели.
Но процесс затянулся — и разумеется, требовалось его постоянное присутствие.
— Мы почти не разговариваем в последнее время. Я пытаюсь достучаться до тебя, но ты меня отталкиваешь… Как будто моё присутствие тебя тяготит, — сказал он тогда, с лихорадочной поспешностью закидывая вещи в дорожную сумку. Так торопливо, словно боялся передумать.
И совсем не смотрел ей в глаза.
Не старался поймать её взгляд и заглянуть в бесстрастное лицо, как делал это каждый день на протяжении двенадцати с половиной лет их отношений.
Уэнсдэй наблюдала за его сборами, оперевшись на дверной косяк их спальни и скрестив руки на груди.
Ксавье помолчал с минуту, явно ожидая от неё хоть какой-то реакции —
