И я опять пойду туда,
На бой, на крик, на шум, на рынок,
И толпы строчек поведу,
С прибоем рынка в поединок...
Удивительно точно, будто про наше время. Интересно, что патриотизм проявляет себя во всякой среде, во всех "прослойках", "сословиях" и "классах". Скоро плотина прорвётся, и тогда... О-о-о, господа! Вы увидите, что будет тогда... Вспомните футбольный погром на Театральной площади, когда разгромили элитный гастроном на углу гостиницы "Москва" и сожгли несколько иномарок… Но это еще цветочки…
Самое интересное, что когда прорвёт плотину и из телевизоров хлынет изумрудная вода, тогда все, масоны, либералы и олигархи, — с удивлением увидят, что объединение произошло не по классовому, не по сословному, не по идеологическому, и даже не по конфессиональному признаку, а только по двум: патриотическому и национальному. И эти два начала будет объединять начало третье — "мистическое"— Русскiй Духъ. Дай, Бог, чтобы в Духе этом Русском преобладало Православное его начало, которое и есть Альфа и Омега России.
Да, весна... Три Русских воина в камуфляже перед станцией метро "Улица Подбельского" поют песню "Любэ" об ивах и туманах. Поют, что: “Ждёт Севастополь, ждёт Камчатка, ждёт Кронштадт, Помнит и ждёт земля родных своих ребят…”
А народ русский как убывал, так и убывает. Точнее — его убивают. "Реформами", так сказать. И все молчат. Евреи кричат о шести миллионах уничтоженных собратьев. Однако и этот крик станет совсем неслышен. Моторы американских танков, идущих по иракской земле, перекроют тонкий вопль "страдальцев".
Русские умирают молча. По миллиону в год. Если так пойдёт и далее, то скоро нас останется, как спартанцев. Триста человек... Вчера по радио "Свобода", где-то в час ночи, передали, что журнал "Форбс" опубликовал ежегодный список самых богатых людей мира. У нас в России резко растёт число миллиардеров, их, по данным "Форбс", уже — 17!
Когда-то все мы — художники, увлекались своим "внутренним миром", причем часто мир этот внутренний становился очень странным и причудливым, все более и более напоминая некоторые хари из Гойи, или разновеликие и как бы даже с двух разных лиц взятые страдающие глаза автопортрета Альбрехта Дюрера. Однако мы все варились в одном "экзистенциальном котле", и жизнь многих из нас действительно была бытием тружеников овощебазы, или, выражаясь поэтическим языком Мартина Хайдеггера, "Бытием-К-Смерти". Но вот, по приказу Римского клуба, наступила "перестройка", затем пришла "демократия. И вот именно сейчас-то все и обнажилось. Жизнь наша вдруг обрела смысл. И у смысла этого появилось небесное измерение. Мы вдруг ясно поняли, мы вдруг почувствовали... дыхание войны. Причем проявления этой войны носили ярко выраженные религиозные формы. Те ритуальные убийства, которые произошли в сербском городе Вуковаре в 1992-м, если мне не изменяет память, очень напоминают то, что позже произошло на Косово. То же зверское изуверство, те же пытки, то же сжигание живьем, то же обезкровление, то же отрезание (отпиливание) голов также живьем.
Или же закалывание жертвы ритуальным мечом, как это было в случае с монахами Оптиной Пустыни... Особенно странным во всех этих убийствах было то, что они носили (и носят) характер религиозных жертвоприношений. Еще более странным было то, что в Вуковаре его совершали хорватские усташи, в Косово — албанские шиптары, а в Боснии — мусульмане-потурченцы. Странным же было то, что везде, независимо от географии, нации и религии, преступления эти носили форму человеческих жертвоприношений, ярко описанных в Ветхом Завете, когда людей разрезали, забивали, распиливали. Иные скажут: "Везде виноваты жиды!". Однако что-то очень уж много жидов получается — откуда столько? Поэтому мы более склонны думать, что убийства эти носят духовно-сатанинский характер. А тайные сатанисты-дьяволопоклонники есть в очень разных движениях: и у хорватских католиков, и у боснийских мусульман, и у албанских боевиков в Косово.
Именно против этих делателей тьмы, против Сатаны и его адептов и боролись такие люди, как Геннадий Новгородский, Иосиф Волоцкий, Царь Иоанн Васильевич Грозный, Император Павел Петрович Первый, Малюта Скуратов и его опричники, Старец Григорий Ефимович Распутин, о. Иоанн Кронштадский, о. Иоанн Восторгов, Владыка Феодор (Поздеевский), последние Оптинские старцы, Сергей Александрович Нилус, князь Николай Давыдович Жевахов и многие-многие другие Святые и Подвижники Православия на Руси. Сейчас против некоторых из них начинается открытая брань некоторых наших же очень известных церковных деятелей. Среди них в первых рядах о. Дмитрий Смирнов, преподаватель Духовной академии Алексей Ильич Осипов, выступающий на "Радонеже" Михаил Дунаев и многие-многие другие.
Некоторые (многие даже) остановились в растерянности и твердят: "Раскол, раскол!" и обвиняют других в сектанстве, в безумии, в бесновании. В одержимости даже обвиняют — "бесы, бесы, бесы!" — кричат. А настоящие бесы смотрят с удивленной радостью и потирают ручонки...
Между тем грядет 23 мая 2003 года, день рождения и одновременно день убиения (ритуального) воина Евгения Родионова, когда на деревенском кладбище под Подольском вокруг могилы с двумя скромными памятниками встанут хоругвеносцы и ветер раскроет новые Русские знамена с длинными откосами-косицами черного и чермного цветов, точно такие же, как были у Александра Невского, Дмитрия Донского и Благоверного Царя Иоанна Васильевича Грозного, лик которого в схимническом образе, не Иоанна уже, но смиренного Ионы, глянет вдруг на всех нас, стоящих внизу. На священников, монахов, простых верующих, солдат и офицеров, десантников и омоновцев, матерей, детей маленьких и старух древних. И впереди всех, рядом с красной, недавно написанной Хоругвеносцами иконой воина Евгения, с которой смотрит он совсем живой, спокойным и радостным взором — будет, как всегда немного опустив голову, с глазами устремленными куда-то в глубь себя, туда, куда не может проникнуть уже ни один человек — а только Бог Един, Господь наш Иисус Христос — будет стоять простая скромная женщина, мать Воина-Мученика Евгения Любовь Васильевна Родионова, и все мы вдруг, забыв вражду, забыв распри и споры, забыв все вообще земное, все мы, вслед за священниками, будем петь слова молебна уже прославленному Русскому Воину Евгению, который пойдет теперь впереди нас всех Крестным ходом по Святой Руси...И придем на Прохорово поле, там где ОГНЕННАЯ ДУГА горела, и где в небе были видны Ангелы и Архангелы, и дальше пойдем, и придем в Дивеево, и пойдем по канавке Преподобного Серафима, и сам огненный батюшка наш Серафим пойдет впереди, и отец Иероним из Санаксарского монастыря, и отец Николай с острова Залит, и Владыка Иоанн Санкт-Петербургский и Ладожский, и отец Кирилл (Павлов) будет идти — и тогда мы вдруг все — мертвые и живые, живые и мертвые, все вдруг узрим РОССИЮ во всей ее силе и полноте, и горизонт весь в огне и ясен нестерпимо! — и там, над Дивеево, среди облаков багряных, с Богомладенцем на руках посмотрит на нас образ Пресвятой Богородицы Казанской глазами скорбными и зовущими.
Готовы ли вы, люди русские?
Слышите ли дыхание грозное?
Дыхание багряное, дыхание новое и страшное?
Дыхание войны?..
И как один выдохнем: ГОТОВЫ!
ВИДЕНИЯ РОДИНЫ
Юрий Лощиц
29 апреля 2003 0
18(493)
Date: 30-04-2003
Author: Юрий Лощиц
ВИДЕНИЯ РОДИНЫ
Мы Родину, сколь помню, хоронили.
Был так задуман важный ритуал,
чтоб торжество присутствием почтили
все, кто пинал её и в клочья рвал,
все, кто молчал, когда она стенала.
Нас собралось на проводы немало:
все бывшеграждане бессчётные её
означили участие своё.
За катафалком, серый и согбенный,
великий в малом плёлся, неизменный
в своей привычке важное вещать.
Вот и теперь в кармане речь лежала
и в ней слеза уместная журчала
по той, которая была нам мать,
но вот, увы, слегка не дотянула
до славного всемирного загула, —
да стоит ли бедняжку укорять.
Ему на пятки чуть не наступала
колонна новорусского кагала:
плечища, шеи, лобики, зады...
Две синодальных сивых бороды
вослед за ними истово кадили.
Но жадных чрев смердящие плоды
тем паче жаркий воздух ворошили.
Чем дальше от начальства и от свиты,
тем откровенней шастал по рядам
гул облегченья: "Наконец мы квиты!
Все эти монументы-монолиты,
пора их в ямину как ржавый хлам!"
"Давно пора!" — им вторила сердито
мамоны цепкая правозащита.
"Идея патрии поизносилась.
