– Ну, и чего ты сидишь? – гаркнула у него над ухом Сонька «Энерджайзер». – Помоги достать.
Терещенко приоткрыл один глаз, покосился на одноклассницу и, с облегчением отметив, что опасности нет, вышел в проход.
– Дура, – хрипло выдавил он из себя. – Откуда тянешь?
Терещенко обошел парту, освободил застрявший портфель и ногой подпихнул его к стене, где цепляться было не за что. Он еще толком не успел выпрямиться, когда Веревкина резко приблизилась к нему, беззвучно чмокнула в щеку, прошептала: «Спасибо!» – и с победным видом шагнула к открывшим рот приятельницам.
От поцелуя Терещенко дернулся, словно к нему поднесли оголенный провод, вставленный в розетку, и схватился за щеку. Веревкиной уже давно и след простыл, а он все стоял, с удивлением глядя перед собой.
Народ продолжал бурлить и клокотать, не замечая, что в классе проходит очень важный эксперимент – превращение Терещенко в... Превращение Терещенко... Превращение...
Терещенко какое-то время постоял, чуть покачиваясь и ощупывая место поцелуя, а потом вдруг побрел вон из класса.
– И все? – ахнула Дашка «Данон». – А где же?.. – Она повертела перед своим носом пальцами, подбирая слова – они не договорились, в кого конкретно должен был превратиться Терещенко после столь смелого поступка Веревкиной.
Таня стояла растерянная. Она ожидала увидеть как минимум картинку из мультфильма, где после смерти мышиного короля с Щелкунчика сваливалась деревянная оболочка, а под ней оказывался маленький худенький принц. Никакой оболочки с Терещенко не свалилось. Даже фейерверка не было, непременного атрибута всех превращений в кино.
– Не подействовало, – хрипло отозвалась Сонька, с остервенением вытирая губы платком. – Чем там Щелкунчика-то лечили? Орехом?
Досовещаться подруги не успели, потому что прозвенел звонок, и они разошлись по своим местам.
Таня осталась наедине со своими мыслями о том, что на Терещенко, судя по всему, было наложено очень сильное проклятье. Ей так и представлялось, что как только Соня поцелует Терещенко, он сразу же превратится в высокого блондина с голубыми глазами, волевым подбородком, румяными щеками и ростом не меньше, чем у ее двоюродного брата, когда тот вернулся из армии.
Ничего этого не произошло. Терещенко как был тощим уродцем, так им и остался. Было даже обидно, что все так получилось, ведь помимо нелюбви к цветам у Терещенко открылся еще один «талант» – обманывать ожидания.
Утром следующего дня первыми в классе, как всегда, появились хорошисты и отличники. Среди них затесалась пара троечников, всю ночь проспавших с надеждой, что успеют у кого-нибудь списать домашнюю по алгебре.
Сонька «Энерджайзер» влетела в кабинет маленьким ураганом и тут же подошла к недовольно сопящей Дашке «Данон». Та только что в честном бою отвоевала свою тетрадку от посягательств злобного троечника и теперь с подозрением оглядывалась вокруг, ожидая нового нападения.
– Гляди! – Сонька бухнула на парту сжатый кулак, выдержала секундную паузу, полагающуюся в таких случаях, и только потом раскрыла ладонь. По исписанной и исчерканной не одним поколением школьников столешнице покатился невероятно большой в необычайных загогулинках и складочках грецкий орех.
– Вы чего с Танькой, совсем головой поехали? – Даша сунула тетрадку себе под попу и взяла Сонькино приношение. – Вы хотите, чтобы он его разгрыз?
– Хочет расколдоваться – пускай грызет, – уверенно тряхнула кудряшками Веревкина. – Иначе я в него влюбляться отказываюсь.
– Какая же пасть должна быть, чтобы туда этот монстр влез?
Прищурив один глаз, Ходыкина изучила орех со всех сторон, потом открыла рот, но Сонькина добыча не помещалась между зубами.
– Что, не влезает? – опешила Сонька «Энерджайзер», как будто только что разглядев, какое чудовище принесла, и веселые огоньки в ее глазах потухли.
Даша скривилась.
– Представляю, как ты это добро в Терещенко впихнешь. – Для убедительности Ходыкина взвесила орех на ладони. – Сначала будешь ловить его, потом привязывать к стулу, насильно открывать ему рот... А уж как он его раскусывать станет, я даже подумать боюсь. Этот орех только молоток возьмет.
Но тут дверь открылась, и в кабинет робко вступил объект пристального внимания неугомонной троицы. Терещенко был в свежей рубашке, в отчищенном и отутюженном форменном пиджаке, чистые волосы у него топорщились, лицо было пунцовым, то ли от смущения, то ли от того, что его долго отдраивали.
Класс никак не отреагировал, хотя кто-нибудь и мог заметить, что Терещенко непривычно отмыт и заметно немят. Парни продолжали все так же громко что-то обсуждать, сидя на подоконнике и партах, девчонки рвали друг у друга модный журнал, особо прилежные не поднимали носа от учебников. Одни только Даша с Соней замерли, открыв рот. Орех из ослабевшей руки Ходыкиной выскользнул, стукнулся о парту и раскололся на две части. Внутри него оказалось сморщенное и почерневшее от старости ядро.
Терещенко пробрался к своему месту около окна и машинально дернул цветочный листок. На этот раз перед его носом оказался тонкий ветвящийся кустик с жесткими стеблями и широкими, насыщенного зеленого цвета листьями в белую крапинку. Заботливой Таниной рукой на табличке было выведено: «Драцена Годзефа». Кто такой Годзеф, что в его честь назвали драцену, никто не знал, поэтому тут же на табличке было приписано еще несколько не самых приличных слов.
Первой пришла в себя Дашка «Данон». Она кашлянула и цыкнула зубом.
– А орешек-то того... – хмыкнула она, накрашенным ногтем ковыряя подгнившее нутро несостоявшегося чуда. – Прикинь – сунули бы мы ему эту гадость, а он отравился бы да копыта отбросил. Вот и все превращения.
– Слушай, чего мы паримся? У него, может быть, сегодня день рождения? – вдруг облегченно вздохнула Сонька «Энерджайзер» и легким движением смахнула скорлупки на пол. – Все, никаких превращений – надоело!
Она уселась на свое место и, чтобы скрыть смущение, стала копаться в портфеле – в первую секунду она и правда подумала, что ее поцелуй подействовал и Терещенко превратился в прекрасного принца. Увлеченная своими мыслями, она не сразу заметила, как над одноклассником нависла страшная угроза. Пока он краснел и потел, от расстройства ощипывая несчастную драцену, к нему бесшумно подошла Таня.
У Тани много всего накопилось против Терещенко. Будь у нее в руке какое-нибудь оружие, она бы им непременно воспользовалась – проколола шпагой, стукнула дубинкой… а так она смогла только сжать кулачки и легонько толкнуть одноклассника в плечо.
– Прекрати! – прошипела она, глядя в стремительно бледнеющее некрасивое лицо. Как же она сейчас его ненавидела! Ненавидела всего – от торчащих волос на макушке до начищенных ботинок. – Убери свои поганые руки от цветов!
Терещенко нервно дернул головой и осторожно вытер пальцы о штаны.
– Наставила оранжерей, нормальным людям повернуться негде, – вступились за Терещенко сидящие на соседнем подоконнике.
– Достала уже со своим гербарием!
– Иди отсюда, цветочная фея!
И на бедную Таню посыпался град обидных насмешек и прозвищ. Все эти слова свистели над головой Терещенко, задевали за его оттопыренные уши, пригибали волосы на макушке, так что ему приходилось даже немного отклоняться, чтобы в него самого не попали все эти обвинения.
– Иди отсюда! – наконец не выдержал он и встал.
Больше Таня ничего не слышала. Она только видела, как локоть Терещенко совершил роковое движение и задел горшок с драценой. Цветок дрогнул, пятнистые листья затрепетали в воздухе, и он опрокинулся на подоконник. Таня прыгнула вперед, пытаясь спасти любимца, сбила Терещенко с ног и сама упала на пол, придавив собой незадачливого одноклассника.
– Гляди, целуются! – прокатилось по классу. – Тю, жених и невеста! Терещенко с Мериновой влюбились.
Таня тут же слетела с вяло копошащегося Терещенко и стала зло вытирать руки о платок, словно коснулась какой-нибудь гадости.
– Псих ненормальный, – прошипела она, переступила через поверженного противника и занялась цветком.
– Сама дура! – вяло отругивался Терещенко.
– Убью гада! – добавила она, когда последствия катастрофы были ликвидированы, а цветок подвязан к палочке. Терещенко между тем затер следы земли на белоснежных манжетах. – Я даже не знаю, что делать, – прошептала Таня, подсаживаясь к подругам так, чтобы больше не видеть уже осточертевшего одноклассника. – Его ничто не берет.
– Тут нужна квалифицированная помощь какого-нибудь опытного колдуна или ворожеи, – согласно закивала Веревкина, которой, видно, тоже перестала улыбаться мысль возиться с Терещенко.
– Представляю я этот институт чародейства и волшебства, – хихикнула Ходыкина.
