— Казбек, сбегай к нам, — сказала Хадижат, — принеси дров из сарая. Они у входа. А то кизяк мало жару даст, не скоро закипит.
Дрова в сарае у Бимболата аккуратно сложены, во всем чувствуется его рука. Я набрал целую охапку и вернулся домой.
Как хорошо горит дуб! От такого огня даже камни могут расплавиться. Печь моментально накалилась.
— Габул, достань перец с чердака, — попросила Дзыцца, — арака с перцем согреет его лучше.
Шауи стояла у двери и ждала, когда кто-нибудь из нас появится. Она опять скоро принесет теленка. Шауи тотчас увидела, что я взбираюсь по лестнице на чердак, и замычала: что ж вы, мол, про меня-то забыли?
Я прихватил ей с чердака кукурузный початок. Она, вытянув шею, жует его с наслаждением. Но много кукурузы скотине давать нельзя, а то их потом раздувает и они подыхают. В прошлом году наш баран объелся кукурузой и подох.
Шауи съела початок и теперь ждет: может, ей еще что-нибудь перепадет? А я смотрю — не видно ли Бимболата? Ведь уже темнеет.
— Где ты пропал? — услышал я, как только открыл дверь. — Ступай посмотри, не едет ли муж Хадижат!
— Да ладно, чего там смотреть, — ворчит Хадижат, — не ребенок ведь…
Но я уже выскочил во двор и побежал вниз по улице. Слышу — скрипят колеса. Бимболат! Лошади ступают тяжело, тащат доверху нагруженную повозку. Это не то, что мои дрова. И не Цымыржа — куда ему с его начищенными пуговицами! Теперь нам дров хватит до конца зимы.
У Дзыцца будто крылья выросли, вся так и просияла, хотя и молчит.
— Дзылла тут переволновалась, — сказала Хадижат, когда Бимболат вымыл руки и присел у печки.
— Почему?
— Да вот тебя долго не было. Она прямо места себе не находила.
— А я что, первый раз, что ли, поехал?
Дзыцца накрыла стол и показывает Хадижат глазами — скажи, мол, пусть к столу садится.
Бимболат, увидев курицу на столе, рассердился:
— Кто вас просил? Разве так делают? Получается, что вместо пользы только один расход из-за меня! Да вот к тому же я лесника не нашел, так что и деньги платить не пришлось. Уастырджи — святой Георгий помог мне.
Он достал из кармана деньги и протянул мне. Дзыцца делает мне знаки — не бери, мол. Но разве Бимболат меня послушается?
Дзыцца дала мне тарелку с бульоном, и я поставил ее перед Бимболатом. Взял в руки графин с аракой.
— Казбек, налей мне один раз, — попросил Бимболат.
И как это я забыл! Бимболат пьет только один бокал. Я достал из шкафа кружку и налил.
— А не много это?
— Да сюда мало входит, — ответил я, как взрослый.
Дзыцца улыбнулась мне, кивнула: «Правильно, мол, говоришь, Габул».
Бимболат взял кружку, помолчал, потом произнес:
— Да поможет вам Новый год в ваших новых добрых делах!
— Аммен! — сказал я.
Бимболат продолжал свои пожелания. После каждой фразы он замолкал, и я в это время торопливо говорил:
— Аммен!
Потом Бимболат поморщился и начал медленно, словно нехотя, пить.
Проголодался за день, а все равно ест медленно. Я бы на его месте сразу полкурицы проглотил! Дзыцца хотела, чтобы он поел как настоящий лесоруб. Но Бимболат съел кусок и заторопился домой.
— Он и дома ест не больше, — шепнула Хадижат на ухо Дзыцца и вышла следом за Бимболатом.
X
Наконец-то пришла весна. Солнце стало пригревать землю. Снег уже и в тени растаял, одни лужи блестят. На южном берегу Куыройыдона зазеленела трава. Дороги просохли. А в палисаднике появилась молодая крапива. Скоро из нее можно будет делать аууарцы[13].
Я сегодня наконец снял теплое белье. Я уже несколько дней назад хотел это сделать, но Дзыцца не разрешила. А сегодня я не вытерпел и сбросил все тайком. И в школу так пошел. Сразу будто тяжелый груз свалился с меня. Так легко себя чувствую! Вот раскину сейчас руки и полечу!
Интересно, если бы мы с Царадзоном бежали сейчас наперегонки, обогнал бы он меня? Раньше он всегда обгонял. А вот сейчас, пожалуй, я опередил бы его.
Сегодня я хотел после уроков позвать Царадзона на реку. Но вместо этого мы завернули в нашу разрушенную школу. Как пришла весна, ребята снова стали здесь собираться. Кто греется на солнышке, кто играет в деньги. Хаматкан, конечно, уже тут. И Бешагур, и Мыширыко… Мыширыко опять всех обыгрывает.
Мы подошли ближе. Мыширыко и Хаматкан так увлечены, что даже не заметили нас.
— Подожди, подожди, — говорит Мыширыко, — сейчас пальцы как следует растяну.
И отогнул большой палец назад. Ни у кого нет таких длинных пальцев, как у него. И выигрывает он ловко. Нужно бросить монету в стену так, чтобы, отскочив, она упала рядом с лежащей на земле. Расстояние мерят пальцами, а пальцы у Мыширыко вон какие! Да еще он их как-то растягивает.
— Подожди, подожди!
Это Бешагур остановил игру. Он присел на корточки и, положив мизинец на пятак Хаматкана, с трудом, но все-таки дотянулся до своей монеты.
— Выиграл! Выиграл! — закричали ребята.
До конца лета теперь не перестанут звенеть медяки. Как бы ни бранили ребят, они все равно играют. Гоняют их отсюда, а они опять собираются. Дзыцца тоже в тревоге из-за того, что я сюда хожу.
Я эту школу, когда она еще не была разрушена, чуть-чуть помню. Мы с Баппу мимо нее ходили в магазин. Немцы, как стали отступать, разрушили ее. Только стены остались.
— Пойдем домой, — зову я Царадзона. А он уже не слышит меня.
Мне и самому интересно смотреть, как идет игра, но я побаиваюсь Дзыцца. Кто-нибудь обязательно скажет ей, что я здесь, да еще что-нибудь и добавит.
Хаматкан стал у стены, приготовил пятак. Ребята расступились. Он взмахнул рукой, ударил, пятак отскочил от стены и упал мне под ноги. Проиграл!
— Я больше не играю, — сказал Хаматкан, звеня монетами в кармане.
— Так не пойдет! — закричал Мыширыко.
— Меня дома ждут.
— А когда выигрывал, тебя никто не ждал!
Я еще не видел Мыширыко таким сердитым. Наверно, много проиграл. А больше всего Мыширыко, как видно, задело то, что обыграл его Хаматкан — Хаматкан ведь моложе его.
— А ну играй, а то плохо будет!
— А если я не хочу?
— Должен играть. Должен играть, пока я хочу. Понял?
Я почувствовал, что дело идет к драке. Сколько раз ребята дрались, играя на деньги. Мыширыко даже свой пятак забыл поднять. Он схватил Хаматкана и повалил на землю. Хаматкан засунул руки в карманы, чтобы не дать вытащить деньги. Но Мыширыко так рванул его за руку, что карман затрещал. Хаматкан заплакал:
— Ты мне штаны разорвал!
Но Мыширыко будто и не слышал. Он молча собрал рассыпанные медяки. Потом вывернул карман. Но там уже ничего не было, и он отпустил Хаматкана.
Хаматкан посмотрел на разорванные штаны, заплакал еще сильнее и схватил камень. Но ребята его удержали. С Мыширыко не стоит связываться, а то он еще и поколотит.
Мне стало жалко Хаматкана. Сколько здесь ребят, и никто за него не заступился. Все боятся Мыширыко, он любого отлупит.
А Хаматкану дома еще и за штаны попадет. Теперь Дзалмышша на все село будет кричать, поносить Хаматкана. Уж как только она не обзывает его каждый раз! Бедный Хаматкан, никто о нем не позаботится, никто его не защитит. И, как говорит Дзыцца, никто не скажет про него — «это мой».
Для Дзыцца это самое страшное. Когда она очень за что-нибудь рассердится на нас, то говорит: «Пусть про вас никто не скажет — „это мой“»!
Какой ты тогда безжалостной бываешь, Дзыцца! Какие жестокие говоришь слова! Как задумаешься над ними, так сердце сжимается. Не дай Бог остаться без матери. Кому тогда о горе поведать? Кто утешит? Без Дзыцца я бы, наверно, и дня не прожил. И учиться бы не смог. К кому бы я бежал вечером похвастаться, что получил пятерку? Дзыцца всегда рядом. Она не даст споткнуться. Она всегда укажет верную дорогу. Если я ее не слушаюсь, так сам же потом жалею, потому что Дзыцца страдает из-за меня.
А сколько горя она перенесла в жизни! Трое моих братьев у нее на руках умерли. Двое в одну неделю скончались. От кори.
Когда я родился, их уже не было в живых. Хадижат тогда завернула меня в сырую свиную шкуру. Боялись, что я слабенький. Если мол, не жилец на этом свете, так пусть уж сразу покинет его…
А потом родилась Дунетхан. Ее в шкуру уже не заворачивали. Девочки, говорят, выносливее.
К тому времени Баппу уже отстроил наш кирпичный дом. Жить бы да жить. Но началась война. Через несколько дней пришла похоронная на брата Дзыцца. А что стало с Баппу, до сих пор неизвестно.
— Хорошо, что хоть вы мне горя не доставляете, — часто говорит Дзыцца.
Только что я жалел Хаматкана. А теперь вдруг стал жалеть себя. Вспомнив, где я нахожусь, я толкнул Царадзона. Он опять отмахнулся от меня. Я не стал его больше ждать. Лишь бы Дзыцца не узнала, что я был здесь. Как-то однажды я тоже попробовал играть в деньги. Проиграл-то немного, но все равно Дзыцца сильно из-за меня расстроилась.
