– Прага, Прага… – задумчиво бормотал не сведущий в географии портье, раскрывая журнал постояльцев, и сокрушенно вздохнул, расписавшись в собственном интеллектуальном бессилии.
– Пра-ага… – сексуально протянула Маша, побрякивая обретенными ключами.
Временные успехи лишь добавляли настороженности. Почему внутренний голос подтолкнул именно к этому отелю? Портье посматривал на них украдкой. С такой физиономией, когда говоришь одно, а на лице другое, только в покер играть! Вошел субтильный уборщик со щеткой, побрел под лестницу в свои кулуары. В том же закутке, под ступенями, дверь из замутненного стекла – выход на отельный пляж. В коридоре второго этажа они столкнулись с двумя мужчинами, выходящими из 20-го номера. Сравнительно молодые, светловолосые, какие-то мясистые, без причины улыбающиеся, любители коротких шорт и голых волосатых пупков.
– Здравствуйте… – пророкотал по-английски идущий в авангарде и лучезарно улыбнулся Глебу, практически проигнорировав при этом Машу. – Вы понимаете по-английски?
Глеб признался, что «немного», и пришлось отдать дань вежливости – остановиться на минутку, познакомиться. От парочки источалась такая волна свежести, что аж тошнило. Манерно доброжелательные, говорливые, с маслеными глазками, один представился Грегом, другой Адамом. Туристы из Ирландии, пересекают Мексику с севера на юг и уже практически завершили путешествие. Останавливаются в каждом городе, который по ряду признаков кажется им экзотичным, проживают пару дней, знакомятся с достопримечательностями и едут дальше. Привлекательность Пуэрто Фелипе – тема, конечно, спорная, но говорят, что в отеле безопасно, а какие тут пляжи… – И оба при этом соорудили такие мины, словно откушали изысканных трюфелей.
– Заметил, они даже не спросили, откуда мы? – задумчиво произнесла Маша, опасливо глядя в спины уходящим ирландцам.
– Это не повод хвататься за нож, – ответил Глеб. – Наши новые приятели Грег и Адам увлечены лишь собой, остальные – постольку-поскольку. А учитывая, что наши недостойные персоны не входят в список местных достопримечательностей… – Он не стал развивать тему.
– Эти самые? – расширила глаза Маша и попыталась подобрать соответствующее определение.
– Голубые, геи, педики, гомосеки… – пустился в перечисление Глеб. – Как там еще…
– Мужеложи? – неуверенно вымолвила Маша.
– Можно и так, – рассмеялся Глеб. – Короче, публика, которую не встретишь в доблестных частях отечественного спецназа и о которой в наше время плохо говорить нельзя. Либо хорошо, либо ничего. Бытует мнение, что это такие же люди, как и мы, и через пару десятков лет их станет больше, чем нас, а через сто они завоюют мир и научатся понимать, кто из них муж, а кто жена.
– Страсти-то какие, они точно чем-то заразились, – поежилась Маша, вставляя в дверь ключ и открывая ее с такой опаской, словно ее там уже поджидало страшное будущее.
В «лучшем» номере отеля было пыльно, душно и чертовски неуютно. Пылесосить соломенные коврики у горничных привычки не было. Мебель доживала вторую жизнь. Окна и двустворчатая дверь на балкон были задернуты шторами скучной расцветки. Из крана в крохотном санузле сочилась коричневая вода, такая же – из душевого смесителя. Кровать с несвежим покрывалом добавляла декаданса. Кондиционер не работал!
– Мы в аду, товарищ Курганова, – убитым голосом сообщил Глеб.
Маша, глубоко вздохнув, присела на краешек кровати и уставилась на зашторенное окно. Ее большие красивые глаза наполнились печалью, и сердце Глеба тревожно стукнуло – не время предаваться вселенской скорби.
– Чему посвящена печаль, товарищ Курганова? – шутливо потрепал он ее по плечу. – Все умрут, а ты останешься? Тебя никто не любит, и ты толстая? Не хочешь быть сегодня ночью любимой женой? Можешь не волноваться, не претендую. И вообще я не уверен, что ближайшую ночь мы проведем в отеле.
– Почему? – нахмурилась Маша. – Ах, ну да, понятно…
– Но это не мешает нам сходить на море и между делом выяснить, чем пляжный отдых в Мексике отличается от аналогичного на Истре. Сдается мне, что мы найдем тут некую изюминку…
Глеб раздернул шторы, и маленькую комнату озарил ослепительный свет разгоревшегося дня, ударил по глазам, заставил зажмуриться. Организм наполнился чем-то, он даже не задумался, чем именно – всплеском энергии, притоком жизненных сил… Просто потянул на себя балконную дверь, и она едва не рухнула на него, вывернувшись из трухлявой рамы. Маша, ойкнув, тут же примчалась на помощь и помогла удержать странную конструкцию. Посмеиваясь, они утвердили дверь обратно, отдышались.
– Надо же, – удивленно протянула Маша, – тебя чуть не убила дверь, товарищ капитан.
– Хрен с ней, с дверью, – отмахнулся Глеб, вываливаясь на балкон, тянувшийся вдоль всей стены. – Ты лучше посмотри, какая здесь красота…
Они стояли, вцепившись в ограждение, прикусив языки. Вся унылость заштатного приморского поселения куда-то испарилась, стала неважной, вторичной. Море переливалось, рябило, играло – словно бирюзу смешали с молоком и добавили флуоресцентный пигмент. Нереальная картина – ожившее полотно живописца, предпочитающего кричащие краски. Мелкие волны набегали на идеально ровный пляж из белого песка, похожего на просеянную муку. Пестрые скалы, с желтыми перламутровыми прожилками, расположенные в хаотичном порядке, отделяли пляжи от покрытых сочной растительностью отельных зон. Лагуну Кабаро с юга и севера ограничивали далекие зеленые мысы. В полумиле на север над местностью возвышались развалины старого форта. Отшлифованные ветрами, они блестели и лучились на солнце – центральный донжон с фигурными зубцами на гребне, проломы, зияющие в крепостных стенах, рассеченная пополам сверху донизу сторожевая башня. На расстоянии пары миль от берега просматривалась коричневая точка – островок Санта-Ирина, с которым были связаны не самые приятные в жизни воспоминания. Недалеко от острова покачивалось на легкой зыби судно с белоснежным латинским парусом. Из южных лабиринтов лагуны вырвался на простор быстроходный катер и, разрезая воду острым килем, помчался в сторону острова. На пляжах, которые с балкона просматривались лишь отрывочно, было немноголюдно. Пестрые зонты, лежаки, несколько загорелых тел с узкими полосками купальной одежды. Женщина со спутанными волосами, похожая на грушу, пыталась заволочь в воду крохотного карапуза, а тот отбивался всеми доступными для его возраста способами.
– Побывать в таком месте и не искупаться в море – это, по-моему, варварство… – услышал Глеб свой дрогнувший голос.
– А ничего, что у меня нет купальника? – сглотнула Маша.
– Ничего, – пожал он плечами. – Можно купить, а можно наведаться на пляж, когда стемнеет, – ты будешь купаться, а я отвернусь.
– Ну, хватит, Глеб Андреевич… – Она оторвалась от перил, в хорошенькой мордашке мелькнуло раздражение. – Мы же понимаем, товарищ капитан, то, что мы оказались в одной комнате, что у нас одна кровать, что мы тут стоим и таращимся невесть на что…
– Ни к чему не обязывает, – подхватил он, чувствуя, как начинает подрагивать ее плечо. – Мы выполняем ответственную миссию, и пусть эта миссия безнадежна, мы должны думать лишь о ней, о том, как провалить ее с наименьшими потерями.
– Пойду я лучше душ приму, – смутилась Маша и вернулась в комнату.
– Привет, привет, – помахала с соседнего балкона пепельноволосая англоговорящая дама, перешагнувшая бальзаковский возраст, но с моложавым лицом и упругой фигурой, подчеркнутой полупрозрачным халатом. – Вы новые постояльцы?
«Мы хорошо забытые старые», – чуть не вырвалось у Глеба, но он прикусил язык – данная фраза на английском языке звучала бы глупо (впрочем, и на русском тоже). Дама приветливо улыбалась, ощупывала любознательным взглядом формы незнакомца, и Глеб почему-то подумал: «Нимфоманка».
– Только прибыли, мэм, – отозвался он на сносном английском. – Как дела?
– Ой, а мы из Австралии. Шейла Дак, – поспешила представиться дама. – У нас свой бизнес в Аделаиде, это Австралия. Знакомые отговаривали нас останавливаться в Пуэрто Фелипе, но мы с мужем решили рискнуть и сделать двухдневную остановку на пути в Канкун. Пока не поняли, стоило ли это делать. Отдельные мексиканцы несколько невоспитанны, не находите? – рассмеявшись, добавила она.
– О, мэм, я слышал, отдельные мексиканцы даже торгуют наркотиками и убивают себе подобных, – отозвался Глеб, – но не думаю, что это повальное занятие и мы тут чем-то рискуем.
– Ой! – вскрикнула дама, и беседа продолжалась в том же доброжелательном ключе.
Он представился Яном Пташеком, инженером из Праги (дама, слава богу, не подозревала, что в мире существует чешский язык), сообщил, что путешествует по свету со своей горячо любимой женой Павлиной (взор у Шейлы слегка потух), которая в данный момент изволит принимать ванну, и пытался найти благовидный предлог, чтобы смыться, но тут прогремело: «А с кем это ты, Шейла, разговариваешь?» – и на балконе объявился законный супруг туристки – порядочно в годах, но ладно сбитый, с ритмично жующей челюстью и приветливой улыбкой. Супруга представила его Джерри и тут же, хихикая, призналась, что в домашней обстановке называет мужа Дональдом («Дональд Дак, ну, вы понимаете…»), на что тот никак не отреагировал, а только приветливо помахал ладошкой. Супруг оказался образованнее, он слышал про Прагу, но почему-то был уверен, что она в Венгрии, впрочем, какая, в общем-то, разница? Беседа угрожала превратиться в сказку про белого бычка, пришлось сказать, что его зовет жена, после чего уверить говорливых австралийцев, что идея как-нибудь совместно посидеть в кафе достойна обдумывания. Издавая вздохи облегчения, Глеб удалился в номер.
