По словам женщины-психолога — табличку с ее именем загораживал графин с водой, — психотропные средства прописывают чрезмерно часто, в особенности детям. За последнее десятилетие их употребление выросло на четыреста процентов. В восьмидесяти процентах случаев врачи прописывают их по необоснованным, с точки зрения Федерального управления по контролю за продуктами и лекарствами, причинам.
Столь же убедителен был психиатр, который видел в транквилизаторах самое перспективное средство избавления детей от излишних душевных страданий. Он страстно говорил о том, как они трудятся, не жалея сил, только для того, чтобы потом запустить учебником в стену и почувствовать себя глупым и беспомощным.
Роган протянул руку и кликнул по мыши, остановив видео.
— Эй! — недовольно произнесла Элли.
— Время идет, женщина, а это видео длится около часа. Что, понравился психиатр?
Хэтчер взглянула на застывшее на экране лицо. Согласно табличке, врача, ратовавшего за употребление транквилизаторов, звали Дэвид Болт, и она вынуждена была признать, что он действительно привлекателен.
Она взглянула на Рогана с притворной усмешкой и вновь завладела мышью:
— Взгляни-ка вот на это.
Название статьи гласило: «Студенты стремятся добиться конкурентного преимущества с помощью „Аддералла“». Они просмотрели материал, обращая внимание на наиболее интересные места. Абсолютно здоровые студенты без каких-либо диагнозов… Смесь амфетаминовых солей… Обычно его нюхают… Помогает в учебе… Обеспечивает преимущество… Покупайте его у друзей, которым был поставлен диагноз «синдром дефицита внимания и гиперактивности»… Оказывает на мозг такое же воздействие, как кокаин или метамфетамин… Один из пяти студентов…
— Смотри, — сказала Элли, показывая на предпоследний абзац. — «В случае злоупотребления может вызывать депрессию и чувство тревоги». Давай попробуем раздобыть токсикологические отчеты. Это еще одно свидетельство в пользу самоубийства.
— Давай также попробуем выяснить, где она доставала его, — сказал Роган.
Элли вернулась в Facebook, к стене с комментариями. Она начала кликать по именам друзей Джулии, оставивших записи на ее странице.
Она кликнула по анкете Маркуса Грэйза, с которым, по словам Рамоны, Джулия время от времени встречалась.
«Извините, в настоящее время эта анкета недоступна. Пожалуйста, повторите свой запрос спустя некоторое время».
Она кликнула по анкетам еще нескольких друзей Джулии и получила тот же самый ответ.
— Может быть, какой-нибудь сбой в системе? — предположил Роган.
— Но полчаса назад я смотрела некоторые из них, — сказала Элли.
Она набрала в поисковом окне Facebook «Джесс Хэтчер», после чего на экране без всяких проблем открылась анкета брата с последним обновлением: «Мне кажется, у меня лихорадка Бибера».
— Странно.
— Не волнуйся. Мы найдем этих ребят в школе и побеседуем с ними лично.
— А-а, те самые люди, которых я разыскиваю. — Перед их столом стояла лейтенант Робин Такер, сверля напарников взглядом. — Бог мой, Хэтчер, как это ты ухитряешься постоянно держать во рту ложку чистого сахара и жира и при этом влезать в брюки? Ну ладно, ладно. Просто скажи мне, что все твое внимание сосредоточено на Джулии Уитмайр.
Роган сделал небрежный жест рукой:
— Все в порядке, Лу.
— Не все в порядке. Мне раз пятнадцать звонили по поводу того, что вы вчера ушли от Уитмайров. Потом мне еще позвонил отец девушки и сообщил, что вы отнюдь не порадовали его, когда вернулись вчера вечером.
Произнося эту тираду, Такер смотрела на Элли, но ответил ей Роган:
— Мы работаем.
— Какого черта вы так долго решаете проблему с этим блокнотом?
Роган продолжал отвечать за обоих:
— Это вопрос поколений. Обычно люди кончают с собой, когда у них рак в последней стадии, после развода или разорения. Люди этого возраста пишут предсмертные записки на бумаге.
— Так эту записку написала она или нет?
— Хэтчер отдала записку одному старому профессионалу из колледжа Джона Джея. Этот парень говорит, что, похоже, она принадлежит руке Джулии, но он не может утверждать это с уверенностью, поскольку в нашем распоряжении имеется слишком мало образцов ее почерка — всего несколько старых поздравительных открыток, которые она посылала родителям к дням рождения, а также к праздникам отца и матери. В наше время дети больше не пишут от руки.
— Стало быть, ты вплотную занимаешься этим делом?
На сей раз вопрос был адресован непосредственно Элли.
— Да, работаю.
— Чудесно. Твой энтузиазм вдохновляет.
— Послушай, я могу солгать, если тебе так хочется. Я согласна, вчера мы поторопились с выводами. Мне очень жаль, и я хочу исправить ошибку. Нет, я не считаю, что ее убили. И я знаю точно, что никому бы не пришло в голову упрекнуть нас в спешке, если бы мы нашли в ванне тело подростка из бедной семьи. Независимо от этого я обещаю приложить все усилия, чтобы установить истину, даже если моя интуиция подсказывает, что это самоубийство.
— С учетом человеческих судеб, связанных с этим делом, может быть, твоя интуиция дает сбой.
Элли вздохнула:
— Будем надеяться.
Роган принялся стучать костяшками пальцев по столу:
— Не хочется вторгаться в вашу задушевную беседу, но, может быть, мы все-таки вернемся к делу?
Элли с благодарностью взглянула на него.
— Нам нужно ехать в школу Касден, чтобы поговорить с ребятами, — сказала она и поднялась со стула.
Это заявление оказало на Такер умиротворяющее воздействие, и она отправилась в свой кабинет без дальнейших комментариев.
— Ну вот, теперь можешь действовать, — сказал Роган, когда Такер скрылась за дверью. — Ты помнишь, что сегодня даешь показания по делу Вашингтон? — Он посмотрел на свои часы «ТАГ Хойер». — Черт возьми. Я должен идти. Тридцать минут.
Она помнила дело Вашингтон. Имя — Тельма. Обвиняемым был ее внук, которого она воспитывала со второго класса. Точно так же, как его мать тридцатью годами ранее, он таскал из дома вещи, добывая деньги на наркотики. Однажды Тельма поймала его с поличным. В отличие от матери, которая просто ушла из дома, оставив своего семилетнего сына, этот самый сын задушил Тельму Вашингтон и сидел на пороге до приезда полиции, предварительно приняв последнюю дозу.
Сегодня должно было состояться совещание суда с адвокатами сторон для рассмотрения ходатайства об опровержении признания обвиняемого. Это был верняк, гарантированно выигранный для прокуратуры штата процесс, но в делах об убийстве хороший адвокат цепляется за детали до самого конца. Всегда расставляет все точки над «i». И Джей Джей, и Элли могли дать необходимые показания со стороны обвинения, но не было никаких сомнений в том, что дело Вашингтон — хотя и порученное им обоим — в действительности являлось делом Рогана. Хэтчер подозревала, что это каким-то образом связано с близкими отношениями Рогана с его матерью, бабкой, двоюродной бабкой и бог знает с кем еще из его многочисленных родственниц, когда те еще были живы.
Иногда какое-нибудь дело будоражило кровь и разжигало страсть. Некоторые дела пробуждали воинский дух.
— Ты подождешь меня? — спросил Джей Джей. — Или хочешь пару часов побыть одна?
— Пока ты будешь в суде, я съезжу в школу. Позвони, когда освободишься.
Возможно, Джулию не убили, но она все же была человеком, чья незаладившаяся жизнь закончилась безвременно, и ранняя кончина свела ее с Элли. По крайней мере, Элли могла выяснить, что было для девушки последней каплей. Ей следовало отнестись к этому с должным вниманием.
Глава 16
В детстве мать часто говорила Элли, что ей и Джессу очень повезло учиться в одной из «хороших школ» города. Этот эпитет имел мало общего с академическими стандартами или содержанием учебных планов. В сегрегированной Вичите понятие «хорошая школа» означало приблизительно то же самое, что и «хороший район» или «хорошие люди».
Школа Касден представляла собой нечто совсем иное. Это была «дневная школа». До переезда в Нью-Йорк Элли считала подобное определение излишним, поскольку никогда не слышала о ночных школах для детей. Но теперь она знала, что дневными такие школы называют в противоположность пансионам. Конкретно эта дневная школа была одной из самых элитных в городе. Из Википедии она узнала, что уже в течение десяти лет это маленькое заведение имеет свое представительство на первом курсе каждого из университетов Лиги Плюща.
По пути в офис директрисы Хэтчер изучила фотографии выдающихся бывших учеников, развешанные на стенах из резного камня в вестибюле. Она увидела портреты трех сенаторов, двух судей Верховного Суда, вице-президента, хирурга, который провел первую операцию по пересадке сердца, первой женщины на посту президента компании, входящей в рейтинг пятисот крупнейших компаний США журнала «Форчун», главного редактора журнала «Тайм».
