Помнится, говорил об этом и Троцкому в его большом кабинете Главконцесскома. В бывшей столице мы насчитывали лишь несколько сотен активистов, в целом рабочие высказывали безразличие к нашим спорам».
А чего же еще ожидали оппозиционеры? Ленинградские рабочие прекрасно помнили 1921 год, когда Зиновьев приказывал курсантам разгонять и избивать забастовщиков петроградских заводов, а Троцкий расстреливал и ссылал на Соловки, в Холмогорский и Тархоминский концлагеря кронштадтских матросов.
Серж лукавил, утверждая, будто говорил своим кружковцам, «что борьба предстоит долгая и трудная». Ведь, по его словам, другие оппозиционные деятели «расточали обещания победы». Вряд ли Серж был исключением из общего правила. Эти агитаторы готовили многим своим сообщникам страшную и трагическую участь в 1936–1938 годах.
По признанию Сержа, они не только вели теоретические беседы, но и собирались действовать. «Мы решили неожиданно захватить зал Дворца труда и провести там открытую встречу с Зиновьевым. В последний момент Зиновьев уклонился, испугавшись ответственности…»
Вообще, Григорий Евсеевич все больше и больше отходил от активной оппозиционной деятельности. До конца 1927 года его было не видно и не слышно. Удержись он на этой позиции, его судьба сложилась бы иначе. Так, некоторые его сторонники (Н.К. Крупская, К.Н. Николаева) и соратники, такие как А.Е. Бадаев, отказавшись от оппозиционной борьбы, дожили до естественной смерти в почете и спокойствии. Но были и непримиримые оппозиционеры.
В «Заявлении 15» – демократических централистов, децистов – в октябре 1926 года говорилось: надо теперь же «образовать ядро, которое будет отстаивать дело пролетарской революции» и «нужно также разоблачать шатания оппозиционных вождей».
Была и третья категория участников оппозиции. Входившие в нее были против генеральной линии партии, хотя испытывали все большее разочарование в оппозиционных лидерах. Разочарованность перерастала во враждебность. Жизнь для них теряла содержание, смысл, цель. К тому же у некоторых из таких оппозиционеров к середине 20-х годов резко ухудшилось здоровье. Эти люди нашли иной выход из противоречий – они сами ушли из жизни. В 1924 году по этим причинам совершил самоубийство Юрий Хрисанфович Лутовинов – любимец луганских рабочих. Его заслуги в революции и Гражданской войне, как и заслуги вожака всего шахтерского Донбасса дециста Т.Д. Харечко, были приписаны впоследствии Ворошилову.
В 1925 году покончила с собой Е.Б. Бош. Вышедшая из очень богатой буржуазной семьи, она в 1917-м вместе с другими большевистскими лидерами боролась за советскую власть на Украине. Вместе с Кировым и Шляпниковым она сурово подавляла волнения в Астрахани, беспощадно действовала против крестьянских бунтов в Пермской губернии. Была неумолима на военно-политической работе, относясь и к себе без пощады. Разгром в 1923 году троцкистской оппозиции, к которой она примыкала, смерть Ленина, мучительная и тяжелая болезнь, приковавшая ее к постели, – все это сломило Бош окончательно. Она выстрелила из револьвера себе в висок. Вместо урны в Кремлевской стене – место на Новодевичьем кладбище и сорок строк некролога.
Подобно Бош, Адольф Абрамович Иоффе происходил из семьи купца 1-й гильдии. После смерти отца отдал его миллионы на дело революции. Из письма А.А. Иоффе Л.Д. Троцкому перед самоубийством: «…Нас с вами, дорогой Лев Давидович, связывает десятилетие совместной работы и личной дружбы тоже, смею надеяться. Это дает мне право сказать Вам на прощание то, что мне кажется в Вас ошибочным… Я всегда считал, что вам недостает ленинской непреклонности, неуступчивости, его готовности остаться хоть одному на признаваемом им правильном пути в предвидении будущего большинства, будущего признания всеми правильности этого пути… залог победы Вашей правоты – именно в максимальной неуступчивости, в строжайшей прямолинейности, в полном отсутствии всяких компромиссов, точно так же, как всегда в этом именно был секрет побед Ильича. Это я много раз хотел сказать Вам, но решился только теперь, на прощание… Москва 16 ноября 1927 г. Ваш А. Иоффе».
Из воспоминаний сторонника генеральной линии о похоронах А.А. Иоффе, состоявшихся 19 ноября 1927 года на кладбище Новодевичьего монастыря: «Как только речи были закончены и как только могила была зарыта, оппозиция вся разбрелась по углам кладбища. Троцкого на руках занесли в закрытые церковные ворота… Зиновьев бегал по могилам… Я защищал женщину, которая этим крикунам сказала, «что было бы Троцкому и Зиновьеву снять штанишки и как следует нахлопать, чтоб они всю склоку кончили и не трясли партию». Вот когда это она сказала, тогда на нее напали, я и решил ее защитить, а за то, что защищал, меня подметили, толкнули, и я упал с нoг…»
Обострение борьбы
В 1926–1927 годах обе стороны перешли к силовым действиям. Лидеров оппозиции то запирали в пустых помещениях, то выгоняли из аудиторий. Оппозиционеры не оставались в долгу. Устраивали драки.
В этих потасовках отличился студент Высшего технического училища (с 1930 года имени Баумана) Георгий Маленков. Происхождение его было непролетарское. В Гражданскую войну (предположительно) служил какое-то время в колчаковской армии. Потом у красных был политруком кавалерийского эскадрона. Женитьба на работнице секретариата Сталина сделала его вхожим в Кремль, где он был замечен вождем.
Оппозиционер М. Нильский вспоминал: «…Зловещую роль сыграл Маленков в ходе борьбы с троцкистско-зиновьевской оппозицией среди студенчества Москвы в 1927 году. Являясь прямым исполнителем указаний Сталина, он организовал многочисленные шайки из партийно-комсомольского «хулиганья». Отметим, что из этого «хулиганья» вышли сталинские наркомы Малышев, Сабуров, Первухин, вынесшие на своих плечах тяготы противоборства советской экономики с экономикой всей Европы в Великую Отечественную войну и подвига послевоенного восстановления.
В Октябрьский праздник ноября 1927 года оппозиция решила дать генеральное сражение. Зиновьев поехал в свою «вотчину» – Ленинград. Троцкий и Каменев остались в Москве, организовав митинг у Моссовета в часы парада и демонстрации на Красной площади. Обстановка накалялась. Толпы студентов МГУ, настроенных, правда, не протроцкистски, а прозиновьевски, прорывались с Большой Никитской на Моховую, едва не избив первого секретаря МК и МГК партии Н.А. Угланова. Они хотели соединиться с колонной троцкистов, подымавшихся от Каменного моста.
9 ноября того же года в приемную ЦК ВКП(б) поступило довольно сумбурное письмо Л.Д. Троцкого: «Налет был организован на балкон гостиницы «Париж». На этом балконе помещались т.т. Смилга, Преображенский, Грюнштейн, Альский и др… Налетчики после бомбардировки балкона картофелем, льдинами и пр. ворвались в комнату, путем побоев и толчков вытеснили названных товарищей с балкона и затем подвергли их задержанию, т. е. фактически арестовали в одной из комнат гостиницы «Париж» на несколько часов. Ряд оппозиционеров был избит. Тов. Троцкая была сбита с ног. Побои сопровождались тем более гнусными ругательствами, что среди налетчиков были пьяные».
В Ленинграде отправившиеся туда Зиновьев и Радек оказались во время демонстрации
