я где-то зацепила его.
Я аккуратно спустилась с полки и подошла к плачущей женщине.
Дилинь.
При каждом моем шаге колокольчик звенел. Он мне мешал.
«Пожалуйста, сними это с меня».
Она перестала плакать, посмотрела на меня, схватила шнурочек с колокольчиком и зарыдала пуще прежнего.
Я вообще ничего не понимала.
– Спасибо. Спасибо, что ты его нашла. – Она обняла меня и медленно моргнула.
Это меня успокоило.
– Ты Печенька?
– Мя-а, – ответила я.
– Печенька, а я Аои. Давай дружить.
После этого Аои налила мне воды.
* * *
Глядя на мисангу в моих руках, я подумала, что это сон.
Я была против того, чтобы заводить кошку. Я бы не выдержала, если бы она начала пачкать мою мангу, и мне было противно, потому что я прекрасно понимала, что это попытка вылечить меня. Если бы я это признала, я бы, наверное, по-настоящему заболела.
Но эта кошечка, Печенька, нашла мисангу Мари. Ту самую, которую давным-давно Мари потеряла в моей комнате.
Печенька старательно лакала воду.
Мари любила кошек.
Кстати, кажется, в первый раз Мари пришла ко мне, потому что хотела посмотреть на кошку. Джессика, жившая у моих родителей еще до моего рождения, была уже бабушкой и жила спокойно, без суеты. Я помню, что, когда Джессика умерла, мы с Мари страшно рыдали и даже проводили ее до места кремации.
После этого мама не хотела заводить кошек, но мы с Мари старательно кормили всех окрестных бродячих котов.
К нам домой приходил большой грязный кот. Он приходил часто, грыз сухой корм у нас на балконе, причем ел бодро, приятно было посмотреть.
– Спасибо, Печенька, – сказала я.
– Мя-а.
Печенька мне ответила.
* * *
Дом Аои был двухэтажным, в нем жили три человека: Аои и ее родители. Отец мной особо не интересовался. И я им не интересовалась. Мать – это та, что принесла меня к ним в дом. Она обязательно со мной здоровается, поэтому я тоже, когда есть настроение, мяукаю ей в ответ. Мать приходит в обед, готовит еду Аои и быстро уходит.
Аои встает ближе к обеду и молча съедает то, что приготовила ее мама. А перед этим готовит еду мне.
Поэтому моя хозяйка – Аои, а я – ее кошка. Наверное.
Аои весь день сидит дома, часто у нее такое лицо, что я не знаю, жива она или мертва. У Аои в комнате много интересных вещей, но я никогда не видела, чтобы она с ними играла.
Даже когда я зову ее поиграть, она только рассеянно смотрит на меня и никогда не играет со мной.
И все равно, она ни разу не попыталась выгнать меня из дома.
Аои почти всегда лежит в постели с закрытыми глазами и часто спит, почти так же, как мы, кошки. От кошки она отличается тем, что иногда льет слезы. Если долго плакать, под глазами останутся уродливые следы, говорила мне мама. Я и Аои про это рассказала, но не знаю, поняла она меня или нет.
Я не знаю, почему Аои такая грустная.
Иногда я тоже плачу, потому что хочу встретиться с мамой, но я не грущу постоянно, как Аои.
Когда я смотрю на Аои, иногда мне становится тяжело.
В этой комнате, затаив дыхание, я провела первую в своей жизни зиму.
3
Незаметно настала весна.
Зимой по ночам я совсем не спала. Всю ночь я думала, что утром выйду на улицу, и мне хотелось это сделать, но, когда вставало солнце, от одной мысли о том, чтобы выйти наружу, на меня нападала ужасная неуверенность. А вдруг опять возникнет та жестокая боль, сжимающая сердце, – что я тогда буду делать? Вдруг я не смогу дышать? От одной только мысли о попытке выйти на улицу тело замирает. Я чувствую смертельный страх.
Но я все равно хочу выйти. Поэтому я стала понемногу уменьшать количество тех дел, которые могу делать дома. Если не будет дел, которые можно будет делать дома, возможно, я смогу выйти.
Я выбросила мобильный, выбросила телевизор, выбросила книги и мангу.
И мне стало гораздо легче, но я все равно не могу выйти на улицу.
Я чувствую вину перед Мари, перед родителями, я постоянно виню себя.
В последнее время я и есть чаще стала одна. Я не хочу, чтобы меня кто-то видел.
Во мне живет только нервная озабоченность, я чувствую, что она раздавит меня, но все равно сделать с этим ничего не могу.
Мари уже и во сне не приходит.
Меня бросили даже призраки.
* * *
Пришла весна, зацвела сакура. Я впервые видела такую красоту.
Даже Аои, которая всегда держала шторы закрытыми, в это время их открывала, и мы с ней рядышком смотрели на цветы сакуры.
Я почувствовала на балконе какое-то движение и приняла угрожающий вид. И сказала:
– Кто набросится первый, тот и победил!
За стеклянной дверью сидел толстый кот с грязной шерстью.
– Хочешь со мной подраться? – угрожающе спросил он.
– Хочу! Нападай!
Бам! Бам! – стучала я по двери.
За стеклом мне никто не страшен. Какой бы сильный враг там ни был, я в полной безопасности.
– Что старый, что малый – вся семейка наглая, – сказал толстый кот.
– Мама не наглая! – Услышав, как обзывают маму, я надулась.
– Да я не про мать, а про отца.
– Ты знаешь моего папу?
– Я все знаю.
– Тогда я хочу кое-что спросить.
– Про отца?
– Нет!
Про отца я и от мамы много слышала.
– Про Аои! Я кошка Аои. Как ее можно развеселить?
– Этого я не знаю.
– Ты же сказал, что все знаешь. Врун!
– Приставучая девчонка…
Толстый кот неприязненно взглянул на меня, и тут вдруг Аои открыла дверь.
Ты что, Аои?! Ты что делаешь?!
Я было замерла, но тут же подпрыгнула и спряталась за столом. Зацепилась за что-то и повалила вещи Аои.
Толстый кот ухмыльнулся. Аои насыпала в алюминиевую тарелку на балконе кошачьего сухого корма. Толстый кот подскочил и начал им хрустеть.
Я даже засмотрелась на то, как он его ел.
– Ты голодный?
Не отвечая на мои слова, толстый кот пожирал хрустики. А затем облизнулся.
– В благодарность за еду узнаю, так и быть.
– Узнаешь? Ты можешь разговаривать с Аои? – напряженным голосом спросила я.
– Узнаю у Джона. Джон все знает.
С этими словами толстый кот вскочил на перила балкона. Стоя к нам толстой спиной, он повернул только голову.
– Я Черныш. Если собираешься здесь жить, запомни имя босса.
– Строит из себя!..
Проводив Черныша
