— Уже завтра? Вы меня огорчили.
Он явно винил меня за то, что статую увозят.
— Все по закону, святой отец.
— Жаль. Значит, пора поискать другое решение.
— Политическое вмешательство?
— Зачем? Божественное провидение.
В тот день не только отцу Берку ничего не оставалось, как воззвать к помощи Всевышнего. Время близилось к шести; я нарезала тонкими ломтиками грибы для ризотто, когда позвонила Кора Гейвин и сообщила, что у Терри дела плохи — началось заражение крови, давление ниже плинтуса, почечная недостаточность. Выручает диализный аппарат. Если удастся определить причину интоксикации крови, остается гипотетический шанс ему помочь. Но на данный момент прогноз — хуже некуда: еще немного, и откажут все жизненно важные органы.
— Неужели ничего нельзя сделать? Специалиста какого-нибудь пригласить?
— Все, что возможно, уже сделали, все варианты рассмотрели, поверь мне.
— Я могу как-то пригодиться?
— Разыскала его родственников?
— Пока никого.
— Придется обратиться в полицию. Пусть ищут по своим каналам.
— Я хочу помочь Терри.
— Тогда помолись за него, — посоветовала Кора.
ГЛАВА 13
В понедельник утром, в начале девятого, я, приняв душ, одевалась, когда позвонила палатная сестра из больницы. Состояние Терри оценивалось как критическое, и весь занимавшийся им лечебный персонал собирался на совещание. Поскольку родных отыскать не удалось, получалось, что я самый близкий ему человек, и они хотели сообщить мне свое решение. Проглотив на ходу чашку чаю, я поехала в больницу Святого Лоумана, а там, предупредив дежурную медсестру, прошла в комнату ожидания рядом с палатой интенсивной терапии.
Примерно десять минут спустя вошла Кора Гейвин, а за ней мужчина с блестящими, как осколки обсидиана, глазами и черной волнистой бородой ассирийской статуи.
— По-моему, Иллон, ты уже имела дело с доктором Хади Абдулмаликом, — представила Кора своего коллегу.
Я бы не назвала рукопожатие Абдулмалика крепким, но вялым оно тоже не было.
— Добрый день, — вежливо сказал он и отступил к двери, пропуская Кору вперед.
С официальным выражением лица Кора села подле меня.
— Боюсь, состояние мистера Джонстона со вчерашнего вечера ухудшилось. У него септический шок… — Она посмотрела на коллегу.
Абдулмалик не сводил глаз с окна на противоположной стене.
— Сердце, легкие, печень и почки поражены бактериальными токсинами. Наступила необратимая полиорганная недостаточность. Почечная функция компенсируется диализной машиной, дыхательная — аппаратом искусственного дыхания. Сепсис нарушил работу мозга, и едва ли к нему вернется сознание, даже когда мы прекратим поддерживать жизненные процессы в организме. — Ни разу, пока он рисовал пугающую картину, доктор Абдулмалик не взглянул в мою сторону.
— Вы хотите сказать, что, если его отключат от диализа и искусственного дыхания, он умрет? — Я перевела взгляд на Кору.
— Ничего не поделаешь, — вздохнула она. — Так или иначе, летальный исход неизбежен.
— И в подобных случаях нужно согласие ближайших родственников?
— Как правило. Между прочим, к нему утром кто-то приходил. Дежурной сестре показалось, что посетитель говорил с английским акцентом. Мы не знаем этого человека — он ушел и больше не возвращался. Нам неизвестно вероисповедание мистера Джонстона, если он вообще верующий, но у него побывали представители обеих христианских конфессий в городе.
Наступила тишина. Врачи ждали, чтобы я дала согласие на их решение, хотя, вероятно, имели законное право обойтись и без него. Просто из уважения к пациенту старались соблюсти формальности.
Как большинство старших детей в семьях, я знала, что однажды могу столкнуться с такой же ситуацией в отношении одного из своих родителей — судя по всему, отца. Но Терри Джонстон… Ничего подобного я не ожидала. Я почти не знала его. Он был ненамного старше меня. Что давало мне право решать — жить ему или умереть? В конце концов, я не могла в этом участвовать уже как работодатель, особенно если выяснится, что он заразился на раскопках.
И откуда у них такая уверенность, что ему не станет лучше, что сделано все возможное? Вдруг он поправится? Неужели нельзя подождать еще день или два?
А что изменится?
Ровным счетом ничего. Все это понимают.
— Мне бы хотелось побыть с ним, — попросила я.
Они обменялись взглядами.
Кора взяла меня за руку.
— Конечно. Только подожди немного, пока его уложат поудобнее… Что с тобой, Иллон?
Мне в голову пришла одна мысль, и я крепко стиснула руку Коры.
— Если у него шок от заражения крови, тогда, может быть, он заразился септической формой чумы? — Первично-септическая чума была наиболее скоротечным летальным проявлением той же болезни.
— Ни одной из разновидностей чумы у него нет, — сказал Абдулмалик.
— Мы до сих пор затрудняемся диагностировать инфекцию, — призналась Кора. — Но причина катастрофических последствий известна…
В кармане у нее зазвенел пейджер. Она прочла сообщение, сняла трубку внутреннего телефона на стене и куда-то позвонила.
— Остановка сердца в отделении экстренной помощи, — сказала она Абдулмалику, вешая трубку, и посмотрела на меня. — Сестра пригласит тебя в палату к мистеру Джонстону. Продолжим наш разговор, как только разберемся с поступившим в отделение больным.
Казалось, Терри мирно спит, вытянув руки по швам. Он был один, в комнате царила тишина. Все трубки и провода, тянувшиеся от него, уже убрали.
Кроме стула, в палате стоял лишь желтый контейнер для клинических отходов — уходя, я положу в него защитную одежду, в которой вошла.
— Терри… — Я села и прикоснулась к его руке. — Если ты меня слышишь… Мне жаль, что так получилось. Не уверена, что поняла тебя в тот вечер, но ты не ошибся — у тебя не бубонная чума.
Едва ли умирающему станет легче оттого, что диагноз не подтвердился и его убивает неведомая болезнь. Я сказала это лишь потому, что знала, какой ужас вызывает у людей само слово «чума».
Терри сделал еще один вдох, настолько слабый, что, не лежи моя рука у его грудной клетки, я бы ничего не заметила. Пустулы на шее стали темнее. Лоб усеяли пятнышки, не больше маковых зернышек и того же цвета. На моих глазах одно из них выросло до размеров спичечной головки и лопнуло — из кожных пор сочилась кровь.
Я достала из сумки гигиеническую салфетку и промокнула расплывающееся пятно. Пока вытирала ему лоб, Терри вздохнул только один раз — еще немного, и все будет кончено.
Я опустила окровавленную салфетку в желтый контейнер, удивляясь тому, как инстинктивное желание помочь ближнему пересилило страх заражения.
Прошла целая вечность, прежде чем Терри снова вдохнул, но выдыхал теперь так медленно, что было понятно — последний вздох. Лицо сразу побледнело — остановившееся сердце прекратило качать кровь.
— Складывалось впечатление, что у него несколько заболеваний одновременно, в чем и была проблема, — объясняла мне Кора. Прошло почти три часа, с тех пор как я приехала в больницу, и мы сидели в комнате ожидания.
К нашему разговору присоединился Абдулмалик, стоявший там же, прислонясь спиной к двери.
— Рентген грудной клетки выявил тяжелую легочную инфекцию. Мы диагностировали ее как бактериальную пневмонию, но позднее в крови и мокроте обнаружились признаки так называемых условно-патогенных инфекций. С помощью бронхоскопии удалось установить пневмоцистоз.
— Никогда не слышала.
— Микоз — грибковая инфекция легких, — пояснил Абдулмалик. — Иногда ее называют пневмоцистной пневмонией.
— В большинстве случаев ею страдают больные с синдромом иммунодефицита, — добавила Кора.
Фрэн оказалась права.
— То есть Терри Джонстон умер от СПИДа?
— Это очевидно. Нам остается выяснить, почему болезнь так стремительно прогрессировала.
Я пыталась осмыслить услышанное. Не все было понятно. Только с чего начать?
— А как же кровотечение? Я сама вытирала кровь с его лица, пока мы были одни.
Они переглянулись. Заговорил Абдулмалик:
— Кроме внутреннего кровотечения, было и внешнее, кожное — сепсис поразил кровеносные сосуды.
— А изъязвления?
— Гнойничковые образования. Не берусь точно назвать их причину. Но и у носителей ВИЧ, и у больных СПИДом они не редкость. Мы взяли пробы гнойных выделений, попробуем выяснить.
— Вы не представляете, как это для меня важно.
— Ты ведь еще в школе славилась любознательностью, да, Иллон?
— По-моему, нас таких было двое.
Кора чуть заметно улыбнулась.
— По крайней мере известно, что чумы у него нет, — настаивал Абдулмалик.
Я почувствовала, как щеки у меня краснеют.
