Терри Д. — отпуск по болезни на один день, в выходные выйдет на дежурство.
Бен А. — заберет чек.
Я и раньше знала, что по выходным Терри иногда подменял Бена и охранял ночью участок. Вот еще одно свидетельство их дружбы. Пожалуй, Аделола сможет кое-что рассказать о своем приятеле.
В карточке Бена значился его адрес. Как выяснилось, он жил в двух шагах от Фрэн, потому она и узнала его днем. На мосту он вел себя странно. Если не хотел, чтобы его видели в обществе Бирна, то почему? Передавал информацию? О чем? О статуе, которая так его напугала?
Я задвинула ящик картотечного шкафа и вспомнила, что, по словам Гейл, Бен уже работает на новом месте. Если так, он сейчас заступил на дежурство и разыскивать его придется завтра.
ГЛАВА 12
На одиннадцатичасовой воскресной мессе я пела в церковном хоре, а после прошла в северную часть нефа взглянуть на трехоконный цветной витраж, на котором Пресвятая Дева является толпе паломников в Каслбойне. В центральном окне мастер поместил искусное изображение самой Девы с сидящим на ее согнутой левой руке Младенцем Иисусом, в двух боковых — взирающих на них пилигримов. О видении Богородицы в Каслбойне нигде не упоминалось, известен был только ее чудотворный образ. По всей вероятности, при обсуждении сюжета витража решили, что статую сделали не иначе как в память о явлении Пресвятой Девы народу — по теологическим соображениям поклонение видению Девы Марии предпочтительнее, чем ее изображению. В витражном окне Богородица не кормит Младенца грудью — что противоречило бы вкусам конца девятнадцатого века, — а на ее плечи поверх многослойных разноцветных одежд наброшена голубая мантия.
Внимательно изучая витраж, я ощутила чье-то присутствие и, когда обернулась, увидела в нескольких метрах от себя высокого человека. Он стоял ко мне спиной, разглядывая окно позади алтаря; зачесанные назад седые волосы спадали на воротник. В длинном черном пальто — не совсем подходящем одеянии даже для ирландского лета — он показался мне посетителем, а не прихожанином.
Я присела на скамью и быстро зарисовала все элементы витражной композиции, включая четыре вставки в круглом окне над основным. На них были изображены ключ и меч, кувшин с конической крышкой, желтый водяной ирис, как те, что я видела накануне, и похожая на змеиную головку фритиллярия — цветок с лиловым колокольчиком лепестков, покрытых тисненым клетчатым узором.
Делая набросок, я чувствовала, что человек продолжает стоять за моей спиной, и, оглянувшись, увидела, что теперь он разглядывает то же окно, что и я. Вблизи его морщинистое худое лицо было цвета стоявших на алтаре свечей.
Я отвернулась. Что ему здесь нужно? Вряд ли он подошел к окну по той же причине, что и я. Ладно, пусть себе стоит… Когда, закончив эскиз, я искоса глянула назад через плечо, его уже не было.
По дороге в больницу я остановилась у дома Бена Аделолы, но на звонок в дверь никто не отозвался. Прежде чем уехать, заглянула в окно на фасаде — в комнате ни души, на спинке стула висит яркий жакете рисунком из подсолнухов, примерно сорок шестого размера. Выходит, Бен живет не один.
Возвращаясь к машине, я столкнулась с Оушеном Маккивером, который шел по дорожке в мою сторону.
— Мама на работе, — сообщил он ломающимся голосом. Зеленые глаза и улыбка мальчишке достались от матери, а коренастая фигура и темные волосы — от отца. Голос тоже обещал стать по-отцовски низким.
— Она предупреждала, что с сегодняшнего дня в первой смене. Но мне нужен как раз ты. — Я показала на дом Бена Аделолы. — Знаешь людей, которые там живут?
— По-моему, мужчина и женщина.
— Можешь кое-что для меня сделать? Увидишь мужчину, передай, что я хочу с ним поговорить.
Оушен поскреб в затылке и скорчил гримасу.
— Да ведь я его почти не знаю.
— А мне позвонить сможешь?
— Без проблем.
— Вот и спасибо. Кстати, как тебе новый кавалер Дейзи? Мотоцикл у него — что надо, правда?
— Классный. «Дукати» с двухцилиндровым двигателем, сто сорок лошадиных сил. Только он, гад, даже посидеть на нем не дает.
— А Дейзи вчера раскатывала.
Оушен закудахтал от смеха.
— Ну да, его чуть потом не убила. У нее все руки и ноги в синяках — камни из-под колес летели, а мух в прическе застряло — видимо-невидимо.
— Она даже шлем не надела — разве можно так?
— Глупая потому что. А еще для такого байка штаны нужны кожаные и куртка. Как она — только лохи ездят. Сначала на меня разозлилась, потом упрашивала, чтобы матери не говорил. А сегодня утром велела ему приезжать за ней на машине. Еще лучше, если б она вообще послала его куда подальше.
— Что-то не сильно ты его любишь.
— Точно. Потому как Дейзи он нравится, а она ему — нет. Гуляет с ней, только чтоб другие завидовали.
Ты смотри, как он с ходу Бирна раскусил.
В палате интенсивной терапии Терри был единственным пациентом. Его подключили к аппарату искусственного дыхания и установили капельницу; от электродов на груди, манжеты на запястье и датчика на указательном пальце тянулись провода к висевшему на стене монитору, контролировавшему жизнедеятельность организма. Глаза были закрыты, кровь прилила к лицу, и на нем застыло страдальческое выражение, словно он мучился от боли, когда потерял сознание.
Я села на стул у постели, чувствуя себя нелепой в маске, халате и латексных перчатках — вряд ли от Терри можно было заразиться. Потом я заметила язвы на плечах и шее — словно в него стреляли из дробовика и каждое входное отверстие инфицировалось. Красноватые по краям, в центре пустулы были намного темнее. Во время эпидемии «черной смерти» язвы на теле считались еще более верным признаком близкого конца, чем опухоли лимфатических узлов — бубоны. Позднее их стали называть «божьими отметинами». По мнению некоторых фольклористов, хотя и спорному, они-то и были «розочками в колечках» из детского стишка, который напевал Терри. В хрониках того времени чумные пустулы обычно сравнивали с чечевичными зернами. В центре каждой я разглядела темно-зеленый гнойник.
Но я не была врачом и не могла ставить больному диагноз, да и пришла совсем не для того.
— Привет, Терри, — начала я. — Вот решила зайти посмотреть, как дела. Гейл рассказывала тебе о статуе? Это что-то особенное…
Я посидела с ним еще полчаса, болтая обо всем, что могло его интересовать. Фрэн всегда верила, что с больными в бессознательном состоянии нужно беседовать, ведь неизвестно, способны ли они хотя бы иногда слышать. Если так, каждое сказанное слово будет возвращать к жизни тех, кто еще может выздороветь.
Уходя из больницы, я с облегчением подумала, что все неотложные дела на сегодня закончены. Как хорошо, что нет нужды бегать по жаре, можно почитать воскресные газеты, выпить с мамой чашку кофе, а позже покопаться вместе с ней в цветочных клумбах. А еще у меня есть новый музыкальный альбом Бет Нильсен Чепмен, который я приберегу до вечера и послушаю, когда буду готовить себе на ужин ризотто с грибами.
Я валялась на диване, перелистывая газетное приложение, когда позвонил отец Берк — после мессы я оставила сообщение на его автоответчике.
— Спасибо, что перезвонили, святой отец. Хотела спросить, у вас ли еще документация по строительству нашей церкви. Меня интересует витражное окно с Девой Марией. Я так понимаю, что тогда оно и было установлено.
— Верно, в 1900 году или около того. Документы до сих пор сохранились, в основном счета на оплату. Насколько помнится, все деньги для окна поступили от одной-единственной благотворительницы — некой мисс Кэтрин Дьюнан. Она была последним живым представителем этого семейства, одного из старейших в Каслбойне.
— А не знаете, кто принимал решение о сюжете будущей картины?
— Думаю, что священники прихода и комиссия по строительству церкви предложили тему и всю известную им информацию о нашей святыне передали в витражную мастерскую. А оттуда им прислали эскиз на утверждение.
— А как же благотворительница? Она ведь тоже могла высказать свое мнение.
— Возможно, она и принимала участие, хотя не представляю, в чем оно заключалось.
— Среди бумаг вам не попадались письма или рисунки, имеющие отношение к проекту?
— Не припомню, но обязательно поищу то, что вас интересует.
На случай, если, пообещав содействие, он попытается со мной торговаться, я сразу же лишила его такой возможности.
— Ценю вашу помощь, святой отец. Кстати, завтра Национальный музей забирает статую и перевозит в Дублин. Все переговоры о ее будущем придется вести через сотрудника музея Мюриэл Бланден.
— Уже завтра? Вы меня огорчили.
Он явно винил меня за то, что статую увозят.
— Все по закону, святой отец.
— Жаль. Значит, пора поискать другое решение.
