Великий несколько сконфузился.
— Конечно, не в этом дело, но перед людьми стыдно. Возвращаясь из госпиталя, встретил тут одного хлюста. Вместе кончали училище. Подполковник. На груди целый иконостас. «Ты где это?» — спрашиваю. «Да все там же», — отвечает с ухмылкой. Оказалось, служит где-то в кадрах, да и то во втором эшелоне. Выстрела не слышал. О войне знает по сводкам Совинформбюро. А орденов, медалей — не перечесть!
— Ну и что? Сам говоришь, что хлюст. Встречаются, но такие не делают погоду ни на фронте, ни в тылу. Стоит ли завидовать?
— Да я и не завидую. Только как бы потом не сказали, что воевал плохо…
— Запомни, Петр Ильич, что самое трудное — отчитаться перед самим собой, перед своей совестью, а люди — они и без орденов поймут, кто как воевал.
— Как сказать! Его-то быстрее поймут.
— Будем надеяться, что и других поймут, но это потом, а сейчас есть дела более срочные и важные. Давай ими и займемся. Кстати, мы тоже представлены. Уверен, скоро свое получим. Все еще впереди.
— Да ладно! — И Великий поспешил к рации, распоряжаясь на ходу:
— Заикина, живо!
Дремов взглянул на часы. «Ух ты! Вот время летит!» Великий доложил, что у Заикина все готово
— Тогда поеду, провожу их, а ты продвигайся до совхоза.
В вечерних сумерках пахло перезрелыми травами. Дремов, пустив коня напрямик, не переставал думать о том, все ли сделано, чтобы батальон мог успешно выполнить сложную боевую задачу. Были минуты, когда он начинал сомневаться в целесообразности своих решений, но тут же прогонял эти мысли. «Кому не ясно, что опыта применения передовых отрядов стрелковыми частями еще нет, но его готовеньким на блюдечке никто не поднесет. Опыт надо приобретать в деле. Наступило то время, когда надо всем, от мала до велика, ковать то самое железо, пока оно горячо…»
Приближаясь к батальону, Дремов увидел выстроенных на опушке солдат, навстречу ему вышел комбат с докладом о готовности батальона и средств усиления.
Осматривая подразделения, Дремов, как бы думая вслух, громко повторял:
— У солдата все должно быть на своем месте, а боеприпасы — в избытке.
— Поднагрузились, товарищ командир, — послышалось из строя.
В заключение смотра Дремов решил поговорить с офицерами.
— Вам предстоит выполнять боевую задачу в значительном отрыве от главных сил полка. Задача новая, необычная и далеко не легкая. Дело не только в том, что даже в самой сложной обстановке вам не придется рассчитывать на немедленную помощь со стороны других подразделений полка, а противник к уже имеющимся в том районе силам сможет быстро подтянуть специальные охранные подразделения. Следовательно, батальон должен быть в готовности вести бой с численно превосходящим врагом, и довольно продолжительное время. Конечно, мы будем спешить с выходом в тот район, но надо рассчитывать на худшее. Может получиться даже так, что из-за отсутствия связи вы не сможете получить нашего совета. Так что каждому из вас предоставляется полная возможность проявить свою командирскую зрелость и способности. Особое внимание следует обращать на разведку. Только она может предотвратить внезапные удары противника. Это, конечно, ни в коем случае не означает, что вы должны излишне осторожничать. Нет. Каждый солдат и офицер, каждое подразделение и батальон в целом должны действовать дерзко, решительно, но не бездумно. Главное — расчет и смекалка.
Офицеры зашумели, Дремов, сделав паузу, спросил:
— Что-то неясно?
— Все ясно, товарищ командир! — ответили в один голос офицеры. — Задачу выполним.
Через несколько минут послышались приглушенные команды. Подразделения погрузились на машины, и батальон тронулся. Дремов поспешил к штабу, накоротке развернувшемуся в развалинах попавшегося на пути кирпичного завода. У стенки первой развалины ему бросилась в глаза запыленная легковая машина. «Чья может быть?» — подумал он, но, услышав доносившийся из темноты разговор, догадался, что в полк какими-то судьбами попал член Военного совета армии. Подойдя ближе, представился. Генерал полол руку.
— О делах в полку товарищ Великий уже обстоятельно доложил. Идут они у вас, как я понял, неплохо. Оказались вы впереди многих наших стрелковых частей. Что ж, так и дальше держать! — Генерал, вскинув голову, встретился с Дремовым взглядом. — Очень похвальны ваши начинания. Уверен, что инициативу, поддержанную комдивом, одобрит и командарм. Мне представляется, что, если мы начнем высылать усиленные передовые отряды от каждого полка, противник будет лишен возможности маневрировать. — О чем-то подумав, генерал спросил: — Приказы о присвоении званий и о награждениях получили?
Дремов переглянулся с Великим, оба пожали плечами.
— Видать, нет, — понял заминку генерал. — В таком случае мне представляется возможность сообщить, что вам обоим присвоены очередные воинские звания, а многие ваши солдаты и офицеры награждены правительственными наградами. Вы, товарищ Дремов, удостоены ордена Ленина, а Великий и Носков — орденов Красного Знамени. Так что поздравляю. Воевали умело и, несомненно, внесли свою лепту в разгром фашистов в ходе оборонительных боев. — Пожав руки, генерал привлек к себе Дремова. Поняв, что его присутствие излишне, Великий спросил разрешения удалиться.
— Так вот, — продолжил генерал, углубляясь в темноту, — хотел вам сообщить, что на рассвете на вашем направлении будут вводиться в сражение части свежего мехкорпуса. Поэтому высылка передового отряда тем более кстати. Решено с выходом на рубеж Додорино — Зимовище дать вашей дивизии небольшую передышку. Пополним вас и личным составом, и вооружением.
Передернув плечами, генерал звучно вздохнул:
— Ух! Видно, давление падает.
— Да, пахнет дождем, — согласился Дремов.
— Успехов вам, товарищ Дремов, ну а мне пора.
Когда «эмка» нырнула в темноту, Дремов подумал: «Всем достается. Вот и он мотается день и ночь, а ведь не молодой».
Стал накрапывать мелкий дождь. Дремов выругался:
— Черт подери! Тянул двое суток и все-таки пошел. Совсем некстати. Резина лысая, моторы изношены. Далеко ли ускачешь на такой технике по раскисшему проселку?
Направляясь в ту сторону, куда поспешил начальник штаба, он услышал доносившийся из развалин шорох в траве и сипловатый женский голос:
— Знаем вас, все вы такие. Коты!
В ответ пробасил мужской:
— Не все! Зачем так огульно? Люблю же…
— Так не любят. Отстань! Убери руки, не распускайся!
Послышалась звонкая пощечина, и вновь чуть ли не со слезами:
— С ним по-хорошему. Сережа да Сережа, а он все свое.
«Ах, Сережа? Значит, Зубков, по прозванию Робинзон. А сипит телефонистка Маруся. Видать, крепко это у них», — подумал Дремов и вспомнил случай, имевший место еще на дуге: когда во время очередного удара вражеской артиллерии оборвалась связь с первым батальоном, Маруся, не сказав никому ни слова, выпрыгнула из траншеи и, ухватившись за провод, бросилась в сторону переднего края, прямо в огненное пекло. Увидев, как она утонула в дыму, майор Великий успел выкрикнуть:
— Вот бес девка! Что, некому больше?
Вопрос был обращен к находившемуся в траншее Зубкову. И тот, не ответив майору, рванулся вслед за Марусей. «Я тебе покажу, чертова кукла!» — выругался капитан.
Через несколько минут Маруся, вся растрепанная, вытирая грязными кулаками слезы, возвратилась на НП. Ни на кого не глядя, шмыгнула к аппарату. Схватив трубку, стала вызывать батальон. Тут же возвратился и Зубков. Спрыгнув в окоп, прошипел:
— Только попробуй мне еще!
Девушка молчала, глядя в землю, но когда подняла глаза, можно было понять, что слова Зубкова ее не оскорбили. Скорее они были ей по душе.
«Вот тебе и Робинзон», — подумал Дремов.
3
В кузове первой машины, шедшей за ротой Супруна, накинув на головы отяжелевшие под дождем плащ-палатки, сидели, перебрасываясь короткими фразами, капитан Заикин, командир дивизиона майор Гранаткин, минометчик Охрименко, ординарец комбата, да радисты со своими «коробками» за спинами. Капитан Рындин, зажимая в кулак цигарку, трясся в кабине рядом с шофером. Комбат поручил ему вести колонну, и он вел. То и дело наклоняясь к ногам, капитан освещал карту, боясь сбиться с пути.
Перегруженные машины, пробуксовывая на подъемах, прижимались одна к другой. Рындин то и дело подталкивал шофера:
— Жми! Жми! Чего тянешь?
Через окошко, выбитое за спиной у Рындина, Заикин прислушивался к разговорам в кабине и считал, что тревога начальника штаба небезосновательна. А тут машина неожиданно остановилась.
— Что там? — повернув голову к кабине, спросил комбат.
— Сейчас, — прохрипел Рындин, вываливаясь на подножку. — Смотрите, — потянулся он к сбросившему плащ-палатку комбату. — Проехали Тетюшино, сейчас подошли к большаку…
