— Если он уже не пронес их, теперь не пронесет!
— Будем надеяться, — кивнул капитан. — Краус! Сейчас мы с вами пойдем к обер-лейтенанту. Посмотрим, чего он добился…
В час с небольшим ночи репетиция наконец закончилась. Рабочие сцены ушли. Маркус видел, как они, усталые и недовольные, молча направились в раздевалку, и поторопился пройти подлинному коридору за декорации, так, чтобы никто его не видел. Хорошо бы Клаудиа появилась побыстрее. В антракте он встретился с ней и договорился.
Последним сцену покинул Вестхаузен; стоя перед пультом, он надел зимнее пальто. Со своего места на арьерсцене Маркус мог наблюдать за ним сквозь приоткрытую дверь в кулисах. Как он, бедолага, нервничает! Как возбужден! Ничего у него не получается сразу: ни пальто как следует застегнуть, ни пульт закрыть. Снимая шляпу с маленькой вешалки, он испуганно огляделся по сторонам. Нет, нелегкий это хлеб — быть ассистентом режиссера. Все тебя шпыняют — и руководство, и труппа. Как на него накинулся режиссер! И потом эта история с его женой, о которой рассказывал Позер. Если верить слухам, она открыто сожительствует с тенором Вондри.
Рабочий свет погасили, и Маркус слышал, как Вестхаузен спустился со сцены. Похоже, он разговаривал сам с собой, бормоча себе под нос что-то неразборчивое.
Маркус не сходил с места, пока глаза не привыкли к темноте, и он мог довольно сносно ориентироваться за кулисами. Потом прошел на поворотный круг, осторожно ступая, приблизился к тому люку, где произошел несчастный случай. Сейчас он был наглухо закрыт. Слабый голубоватый свет выхватывал из темноты лишь нижние ступеньки короткой лестницы, которая ведет на просцениум, и хорошо различимые шиберные задвижки. От лампы к краю поворотного круга змеился кабель, где он пропускался сквозь прорезь и исчезал в небольшом ящике с рифленой металлической крышкой. В нем же находилось несколько автоматически регулируемых выключателей.
Закрыв ящичек, Маркус вернулся к лампе принудительного освещения. Заменить саму лампу сравнительно легко — однако какое-то время на это потребуется. Нужно вывинтить два пластмассовых шурупа, вынуть синее стекло, снять защитный патрон и вывинтить лампу. На обратную операцию Маркусу потребовалось даже на несколько секунд больше. Штегеман прав: как ни крути, Клаудиа была на сцене в одно время со злоумышленником.
Маркус разогнул спину, провел рукой по не бритым два дня щекам. Весь просцениум, за исключением двух зеленых светильников по бокам, был совершенно затемнен. Над кулисами мерцал голубоватый свет, позволяющий разглядеть, как расставлены ближайшие декорации.
Вот с этого места Клаудиа видела, как шевельнулся боковой занавес. Какой именно из них? Ну, конечно, тот, мимо которого он только что прошел. Да, она еще говорила, будто слышала шум со стороны машинной установки или сверху, с верхней сцены… Значит, злоумышленник находился там? Сверху вниз вели две лестницы. Да, но сколько времени потребуется?..
Нет, где-то кроется ошибка. Чувство подсказывало ему, что Клаудиа говорила правду. Но что такое в криминалистике чувство? Вещь пустая, смехотворная. Лишь доказанный факт в цене!
Поглядев на наручные часы, он двинулся было в сторону колосников, когда приоткрылась дверь в углу, неподалеку от грузового подъемника. В светлом прямоугольнике стояла Клаудиа, вглядываясь в темноту сцены.
— Я здесь, — проговорил Маркус, ступив на узенькую полоску света, побежавшую по сцене от двери. — Иди сюда и закрой за собой дверь.
Она несколько секунд колебалась, посмотрела на него и закрыла дверь.
— Ты один? — голос ее прозвучал неуверенно.
— Да. Тебе это неприятно?
— Н-нет.
— Тогда почему ты спросила?
Она не ответила, стояла с опущенными руками. В полутьме лицо ее казалось маской, застывшей и невыразительной.
Маркус внезапно ощутил, что сочувствует ей. С большим трудом подавил в себе желание взять ее руку, погладить, утешить.
— Мои коллеги пока что заняты в других местах, — объяснил он. — Но, может быть, это и к лучшему.
Насупив брови, она пыталась найти в его глазах ответ на тревоживший ее вопрос.
— Они знают?.. — проговорила она после недолгой паузы.
— Пока нет.
Клаудиа сразу поняла, что и для него это вопрос первостепенной важности. По ее побледневшим губам скользнула слабая улыбка.
— Разве ты не обязан сообщить?..
— Да… но позже… завтра…
Он повернулся, прошелся до края декорации, снова приблизился к ней.
— Однако прежде всего я должен уточнить кое-что… с тобой.
Клаудиа тоже сделала шаг вперед и стояла теперь почти вплотную к нему.
— Спасибо, — тихо проговорила она.
Маркус ощущал ее дыхание, его волновал запах ее кожи. Даже духов она не сменила, сколько раз он дарил ей такие духи!..
— За что?
Клаудиа ответила ему выразительным взглядом.
— Свой долг я выполню при любых обстоятельствах, независимо от всяких там сантиментов… — Маркус умолк, почувствовав, сколь неуместны такие слова сейчас. — A-а, черт побери! Я прошу тебя прямо на месте показать, что произошло сегодня днем — где ты стояла, где Штейнике, откуда послышался шум?
— Если я этим тебе помогу…
— А ты как будто в этом сомневаешься?
— А ты, лично ты, веришь, что я имею отношение к смерти мужа? — И, помолчав, закончила: — Что я способна убить Эберхарда?
— Разве ты?..
— Нет!
— Ну, вот видишь! — Маркус отступил от нее на шаг. Непостижимо, но с какого-то момента случайно возникшая к Клаудии близость начала его смущать, беспокоить.
— Где ты спряталась от Штейнике? — тон вопроса был подчеркнуто деловым.
— Вон там, за первой колонной, с той стороны, где к ней прислонены декорации цирюльни… Послушай, разве обязательно говорить обо всем этом в полной темноте?
— Да, требуются те же условия, что и во время самого происшествия.
Дыхание Клаудии сделалось тяжелым, прерывистым, она уставилась на него широко раскрытыми глазами.
— Ты хочешь сказать… что я… находилась на сцене в тот момент, когда…
— …когда некто неизвестный подготавливал то, что завершилось столь плачевно. Да, именно это я и хотел сказать, — подытожил Маркус.
— Нет, быть не может! — она замотала головой. — Я бы увидела… Может быть, он появился на сцене незадолго до того, как я убежала? Я тебе рассказывала, почему… — Она была близка к истерике, но всеми силами сдерживала подступавшие слезы. — Но когда я убегала, люк был закрыт и все лампы принудительного освещения были включены, точно так же, как и сейчас.
Нет, она вовсе не ломала комедию. Просто силы ее действительно были на пределе. Маркуса почему-то порадовало, что Клаудиа отреагировала так, а не иначе, но самим собой он был откровенно недоволен.
— Я-то тебе верю, — проговорил он с досадой. — Но как ты объяснишь, что через какие-то две минуты после того, как ты якобы покинула сцену, у будочки вахтера появился Вондри и сообщил о несчастном случае?.. Ты только представь себе — две минуты, жалкие две минуты… За это короткое время злоумышленник должен был успеть оттянуть задвижки, подменить лампу и затем спрятаться. И лишь после этого появился твой муж и провалился в люк. К тому же этот Вондри! Он оставался на сцене даже дольше, чем ты, щелкая зажигалкой, пытаясь понять, с кем этот несчастный случай произошел.
Так, с этим тоже покончено. Маркус почувствовал, что весь взмок.
— Теперь ты понимаешь?
Клаудии не понадобилось слишком много времени на размышление. Она сразу оценила ситуацию в целом.
— Ты прекрасно все объяснил, яснее не скажешь, — проговорила она почти равнодушно. — Вот почему эти бесконечные расспросы!.. Не собираешься ли ты арестовать меня?
— Глупости! — возмутился он. — Но если это сделала не ты, следовательно, кто-то другой. И теперь мы обязаны выяснить, кто… и какой трюк он использовал, чтобы… — Ему вдруг стало ясно, что именно он сказал: «Трюк… да, трюк…» — Ладно, хватит пустой болтовни. Ты говорила, что убежала от Штейнике и спряталась тут за одной из колонн?
— Все так и было.
— Когда ты заметила, что он преследует тебя?
— На лестнице, после того как ушла Мансфельд. Тогда я и побежала на сцену.
— А он искал тебя, открыл вот эту дверь? — Маркус указал на дверь рядом с грузовым лифтом.
— Да.
— Ты видела, как он вернулся в коридор?
— Видеть не видела, но слышала шаги.
— Как, собственно говоря, Штейнике относился к твоему мужу, ведь тот был его шефом?
— Когда как, — Клаудиа убрала упавшую на лоб прядь волос. Механический, но от этого не менее грациозный жест тронул Маркуса отзвуком смутного воспоминания. — Эберхард был невысокого мнения о Штейнике, — продолжала она. — Называл его велосипедистом, выигрывающим одни утешительные призы. Примерно недели две назад они поссорились из-за одной инсценировки, которую Штейнике собирался осуществить в дрезденском театре. Эберхард раскритиковал на худсовете план. И в конце концов любезно согласился… заменить своего заместителя.
