Любка чуть жвачку не проглотила.
— Как «черной»?!
Связь неожиданно оборвалась.
Крутая растерянно глянула на Гвоздя.
— Оказывается, она была черной колдуньей…
— Так я и предполагал, — пробормотал в усы майор.
— Ой, да это уже ничего не значит, — с жаром произнесла Любка. — Она ведь давным-давно умерла.
— Умерла, говоришь?.. — задумчиво повторил Гвоздь, посасывая папиросу.
Глава XVI
ГОСТЬ С ТОГО СВЕТА
Генка с Максом ждали Любку на улице.
— Чего он тебе сказал? — с любопытством спросили мальчишки, когда Крутая вышла из ФСБ.
— Ничего особенного. Интересовался, не страшно ли мне прыгать с парашютом. — Любке не хотелось говорить ребятам, что сестра ее бабушки была черной колдуньей.
— Ну что, орлы, — передразнил майора Гвоздя Горохов. — Айда к Петропавловке. Искупнемся.
Погода стояла просто великолепная. Солнце сияло.
— А учиться кто будет? — сказала Любка. — Мы и так уже четыре урока прогуляли. Давайте хоть на последний сходим.
— Блин! — вспомнил Самокатов. — Мне ж сегодня двойбан исправлять! Я с Нестеровой на час договорился. — Генка посмотрел на часы. Было без десяти час. — Едем скорей!
— Вы как хотите, — сказал Макс, — а я — купаться.
— Много не накупаешься, — заметила Крутая. — Скоро буря начнется.
Горохов, задрав голову, взглянул на чистое, словно выстиранное небо.
— Не может быть.
— А вот увидишь.
— Ты это с помощью белой магии определила?.. — С тех пор, как Крутая околдовала милиционера, Макс поверил в Любкины сверхъестественные способности.
— Да какой там магии, — засмеялась Любка. — У меня барометр дома висит.
Короче, ребята отправились в школу.
Крутая с Гороховым пошли на урок, а Самокатов поспешил в учительскую.
В учительской была только учительница младших классов. Та самая, у которой Генка с Максом узнавали про Марию Сергеевну Афонькину.
— Здрасьте, — поздоровался Самокатов.
— Здравствуй, — улыбнулась ему учительница. — Ну что, ходили в гости к Марии Сергеевне?
— Ходили.
— Ну, как она поживает?
— Хорошо, — односложно ответил Генка. И тут же сам спросил: — А Екатерина Васильна сегодня будет, не знаете?
Учительница сразу перестала улыбаться.
— Нет, ее не будет.
— А когда она будет?
— Никогда. Она умерла.
Самокатову показалось, что он ослышался.
— Умерла?
— Да. Позавчера.
— Но… но я же с ней позавчера разговаривал! Она собиралась в Москву ехать.
— А вместо Москвы оказалась на кладбище. — Учительница вздохнула. — Вчера уже похоронили.
Генка не знал, что и сказать.
— Так быстро? — глупо спросил он.
— А эти дела теперь быстро делаются.
Самокатов как во сне вышел из учительской, а затем из школы. «Ни фига себе», — думал он. Нестерова, конечно, ему не нравилась. Постоянно наезжала на него в кошмарных снах. Но наяву-то она Генке ничего плохого не сделала. Если не считать того, что пару по русскому влепила.
Словом, Самокатов был в шоке от такого сюрприза.
А дома его ждал еще один сюрприз.
В квартире не было никаких следов разгрома. Все стояло и висело на своих обычных местах: люстры — на потолке, цветочные горшки — на подоконниках… И даже остывшая яичница лежала на сковородке.
Ну это был полный отпад!..
А как же Черная рука? Она что, не прилетала? А за кем Генка гонялся по всей квартире?.. Следовало немедленно сообщить обо всем майору Гвоздю.
Самокатов уже собрался связаться с майором по телепатической связи. Но тот сам с ним связался. По телефону.
— Геша?
— Да.
— Майор Гвоздь беспокоит. Я хотел узнать…
Генка возбужденно перебил:
— Петр Трофимыч, здесь ничего нет!
— Чего «ничего»? — не понял майор.
— Ну, все на месте… — И Самокатов объяснил ситуацию.
— Вот так номер, чтоб я помер, — сказал в трубку Гвоздь.
— Может, у нас была коллективная галлюцинация? — предположил Генка.
— У нас с тобой? — снова не понял майор.
— Да нет! У меня с Максом и Любкой. Они ведь тоже видели весь этот разгром.
— Не думаю, — подумав, ответил Гвоздь. — Это скорее похоже на серую магию.
— На какую еще «серую»? Бывает же только черная и белая… — Самокатов уже начинал понемногу разбираться в магиях.
— Нет, есть еще и серая, — сказал майор.
— А она хорошая или плохая?
— Так, серединка на половинку. Зла от нее особого нет. Но и добра особого не жди… Ладно, парень, с этим мы потом разберемся. Я вот чего звоню. Ты говорил, что, кроме Курочкиной, в твоих кошмарах присутствовали еще учительница с директором. Верно?..
— Верно. Нестерова с Купоросовым.
— А ты не помнишь, они как-нибудь друг друга называли?
— В смысле — по именам?
— Нет. В смысле — прозвища, клички…
— Да, называли! — вспомнил Генка свой самый первый кошмар. — Купоросов называл Нестерову Петлей, а она его — Бритвой…
— Вот так номер, чтоб я помер! — воскликнул Гвоздь и бросил трубку, оставив Самокатова в полном недоумении.
На улице между тем разразилась настоящая буря. Дождь хлестал как сумасшедший. Ветер бился в окна как припадочный.
Генка, чтобы хоть немного отвлечься от серо-бело-черных магий, включил телик. Но по всем каналам гоняли сплошную муру. Тогда Самокатов решил пойти на кухню и съесть утреннюю яичницу. Не пропадать же добру.
В эту минуту зазвонил телефон.
— Слушаю? — сказал в трубку Генка.
— Добрый день, Геннадий, — раздался в ответ женский голос. — Это Екатерина Васильевна.
— Какая Екатерина Васильевна? — дрогнувшим голосом спросил Самокатов, хотя отлично понял — какая. Та самая, что умерла.
— Нестерова… Ты готов?
— К-к ч-чему?
— К тому, чтобы исправить двойку по русскому.
Генка аж вспотел.
— Но… но вы же умерли.
— Да, я умерла, — подтвердила учительница. — Но мы ведь с тобой договорились. А я всегда держу свое слово.
Самокатов молчал, потрясенный.
— Сейчас я к тебе приду, — продолжала Нестерова. — Я тут неподалеку лежу. На Волковом кладбище. Ты меня слышишь, Геннадий?
Генка облизал пересохшие от волнения губы.
— Ага.
«Что же делать… что же делать…» — стучало у него в голове.
Наконец он нашелся:
— Екатерина Васильна, но ведь ваша оценка будет недействительна.
— Почему?
— Ну, вы же умерли. Все подумают, что я в дневнике за вас расписался.
Учительница рассмеялась дребезжащим смехом, от которого у Самокатова по спине побежали мурашки.
— Не беспокойся. Я поставлю оценку позавчерашним числом. Тогда я еще была жива.
— А… э… — Генка не знал, что сказать.
— До встречи, — попрощалась Нестерова и положила трубку.
Самокатов лихорадочно набрал номер Особого отдела. Блин! Занято!.. Только тут он вспомнил о телепатическом канале.
«Беркут, Беркут! — вышел Генка на телепатическую связь. — Я Сокол. Ответьте…»
«Я Беркут», — тотчас отозвался у него в голове майор Гвоздь.
«Началась чертовщина, — сообщил Самокатов. — Сейчас ко мне придет мертвая учительница».
«Не понял. Поясните».
Генка пояснил:
«Нестерова позавчера умерла. Вчера ее похоронили. Сегодня она мне звонила».
«Понял. Тяните резину».
Теперь не понял Самокатов:
«Какую резину?»
«Задержи ее как можно дольше, парень. Мы выезжаем».
И телепатическая связь прервалась.
Генка в волнении заходил по квартире. Он был, конечно, напуган. Но уже не до такой степени, как раньше. Человек ведь ко всему привыкает. Даже к кошмарам и ужасам.
И все же Самокатов содрогнулся, когда дверца стенного шкафа со скрипом отворилась и появилась мертвая Нестерова.
Впрочем, ничего в облике учительницы не указывало на то, что она мертвец. Одета Нестерова была как обычно, и лицо у нее было обычное, а не зеленое.
— Здравствуй, Геннадий.
— Здрасьте, Екатерина Васильна.
— Напомни, пожалуйста: за что я тебе поставила двойку?
— Я не смог сделать синтаксический разбор предложения.
— Тогда бери ручку, тетрадь… Пиши. — И Нестерова продиктовала: — «Отдай свое сердце».
У Самокатова перехватило дыхание. Но он написал.
— Я тебя слушаю, — сказала учительница, не спуская с Генки мертвых глаз.
«Тяни резину», — вспомнил Самокатов указания майора Гвоздя.
И начал тянуть:
— Сделать синтаксический разбор, да, Екатерина Васильна?
— Да.
— То есть разобрать по членам предложения?
— Да, да.
— Это предложение безличное, потому что в нем нет подлежащего. Сказуемое — «отдай». «Сердце» — дополнение. «Свое» — определение, так как отвечает на вопрос «какое?»… — Генка нарочно говорил медленно-медленно, зато его внутренний голос строчил, как пулемет:
