А Гвоздь продолжил:
— На мой запрос с того света пришла шифровка: Екатерина Нестерова и Агафон Купоросов в данный момент на местах отсутствуют. А раз их в загробном мире нет, значит, они здесь. Логично?..
— Они еще в инфернальном мире могут быть, — блеснул Самокатов своими познаниями в оккультизме.
— Мы и туда запрос посылали.
— У вас и там кадровые агенты?! — вновь поразился Генка.
— У ФСБ, парень, везде своя агентура имеется, — горделиво подкрутил усы майор Гвоздь.
— Ни фига себе, — только и оставалось сказать Самокатову.
Буря между тем миновала. На небе снова сияло солнце.
Гвоздь ловким щелчком послал окурок в разбитое окно.
— Жора!
— Я!
— Вставишь стекло и починишь дверь.
— Есть! — козырнул Кипятков.
Майор взглянул на Генку.
— А мы с тобой, парень, прокатимся к директору. Пора его вывести на чистую воду.
Глава XVIII
ДВЕ ТЕНИ
— Петр Трофимыч, — спросил Самокатов, когда они уже подъезжали на фээсбэшной «бээмвэшке» к школе, — а как вы будете выводить Купоросова на чистую воду?
— Элементарно, парень. У призраков же две тени… — Гвоздь лихо свернул в школьный дворик и затормозил. — Выходим. Наша остановка…
— Директор у себя? — осведомился майор у секретарши.
— У себя, — ответила секретарша. — А вы, простите, кто?
Гвоздь сунул ей под нос потрепанное удостоверение.
— Служба безопасности.
— А… — начала секретарша.
Но майор уже скрылся в кабинете директора. А вслед за ним скрылся и Генка.
Директор школы, сидя за столом, просматривал какие-то бумаги. Увидев посетителей, он громко позвал:
— Татьяна!
Явилась секретарша.
— Да, Агафон Евлампиевич?
— Я же просил не пускать сегодня ко мне родителей.
— А это не родитель, — растерянно произнесла девушка.
— Так точно, — подтвердил Гвоздь. — Я сотрудник ФСБ.
Купоросов заметно напрягся.
— Ступай, Таня, — отослал он секретаршу.
Та вышла.
— Я вас слушаю… э-э… извините, как ваше имя-отчество?
— Петр Трофимыч.
— Я вас слушаю, Петр Трофимыч.
— Это я вас слушаю, Агафон Евлампиевич, — с усмешкой подкрутил Гвоздь правый ус.
— Простите, не понял?
— А ты все такой же, Агафон. Помнишь, как жандарм тебя в участок поволок, а ты ему и говоришь: «Простите, не понял».
Купоросов недоуменно пожал плечами.
— Какой жандарм?.. Вы это о чем?
— Вот-вот, — продолжал Гвоздь. — А когда судебный следователь спросил тебя о карманных кражах, ты так же пожал плечами и ответил: «Вы это о чем?»
Купоросов нервно забарабанил пальцами по стулу.
— Что еще за судебный следователь?..
— Пупышев, Егор Кузьмич. Неужели запамятовал, Агафон? Он вел твое дело в шестьдесят пятом году.
— Вы что-то путаете, — сухо промолвил директор. — В шестьдесят пятом я еще в детский садик ходил.
— В тысяча восемьсот шестьдесят пятом, — подчеркнул первые две цифры Гвоздь. — Ты тогда не в садик ходил, милейший, а карманчики бритвой резал.
— Да вы какую-то галиматью несете! — запылал от негодования Купоросов. — Немедленно покиньте мой кабинет!
И директор решительным жестом указал на дверь.
— Браво, браво, — захлопал в ладоши майор. — Отлично сыграно, Агафон. Недаром тебе Пупышев советовал после острога в актеры пойти.
— Откуда вы зна… — невольно вырвалось у Купоросова. Но он тут же опомнился и схватил телефонную трубку. — Я звоню в милицию…
— Звони, звони, — посмеиваясь, сказал Гвоздь. И добавил, обращаясь к Самокатову: — Геша, будь другом, отодвинь занавесочку.
Шторы на окнах были плотно задернуты.
Директор суетливо вскочил со своего места.
— Не надо, не надо! — закричал он. — Не отодвигай!
Но Генка уже отодвинул.
В кабинет хлынул поток солнечного света. И сразу же у всех появились тени. У Самокатова с Гвоздем по одной, а у Купоросова две.
— Что и требовалось доказать, — удовлетворенно подкрутил майор усы.
— Вы кто? — сумрачно глянул на него директор.
— Я же представился.
— Вы действительно работаете в ФСБ?
— Так точно. В Особом отделе. И меня интересует, кто и с какой целью вытащил тебя с того света.
— Не могу знать-с. — От волнения Купоросов перешел на родной язык девятнадцатого века. — Я ее в глаза никогда не видел-с.
— «Ее»? — повторил Гвоздь. — Значит, это женщина?
— Именно так-с. Мне Катерина сказывала.
— Нестерова?
— Да-с, ваша честь.
После того, как Гвоздь «расколол» директора, тот с готовностью отвечал на все вопросы. И даже рассказывал о том, о чем его и не спрашивали.
— Катерина — самая настоящая душегубка, — волнуясь, говорил Купоросов. — Девица сия здесь, в Петербурге, орудовала. А прозвище у нее было Мертвая Петля…
— Это мне известно, — сказал майор. — Давай дальше.
— Все, ваше благородие.
— Как — все?
— Так-с. Больше я ничего не знаю-с.
— Точно не знаешь?
— Помилуйте-с, сударь. Как перед иконой… — Купоросов закрестился.
— Ладно, верю. — И все-таки напряги память, Агафон. Может, еще чего вспомнишь?
Директор напряг память, но больше ничего не вспомнил.
Тогда майор Гвоздь задал наводящий вопрос:
— Нестерова эту женщину как-то называла?
— Да-с, ваша честь. Катерина звала ее — Хозяйка.
— Угу-у. — Гвоздь сделал пометку в блокноте. — А Нестерова случайно не говорила, зачем ты этой Хозяйке понадобился?
— Нет-с. Сказала только: «Надобно ждать, Агафон».
— А чего ждать?
— Этого Катерина не сказывала.
— А про него, — майор кивнул на Генку, — у тебя с ней разговор был?
— Никак нет-с.
— А ты его знаешь?
— Как же-с. Это ученик 7-го «Б» класса Геннадий Самокатов.
— Вне школы вы когда-нибудь встречались?
— Никогда-с.
— Да что вы врете! — не выдержал Самокатов. — Вы же на квартире Красавцевой меня чуть бритвой не зарезали!
— Побойтесь Бога, Геннадий, — опять закрестился Купоросов. — Как можно-с?
— Да, да! — горячась, продолжал Генка. — А потом себя бритвой по горлу полоснули. А на другой день шея у вас шарфом была замотана!
— Да-с, шею я шарфом обмотал-с, — не отрицал Купоросов. — Потому что боюсь простудиться. Я, изволите знать, от простуды помер. Зимой из баньки распаренный вышел и…
Гвоздь перебил:
— Короче, в квартире Красавцевой ты, Агафон, никогда не был.
— Никогда-с, ваша честь.
— Ну а Афонькина ты знаешь?
— Афонькину? — не расслышал как следует директор. — Знаю-с. Мария Сергеевна в младших классах преподавала.
— Нет, я говорю про ее сына, Владимира Афонькина.
— Этого господина не имею чести знать-с.
— А Риту Курочкину тоже не имеете чести знать-с? — язвительно поинтересовался Самокатов.
— Нет-с, не имею.
— А девочек-ведьмочек? — спросил Гвоздь.
— Кого-с, простите?
— Ирэн и Кэт, — разъяснил за майора Генка.
— Нет-с, эти барышни мне не знакомы.
— А про мумию египетского жреца Па Ди Иста тебе что-нибудь известно?..
У Гвоздя с Самокатовым прямо перекрестный допрос получался.
— Известно-с, — наконец хотя бы на один вопрос утвердительно ответил Купоросов.
— Что?! — разом спросили майор с Генкой.
— По телевизору-с сообщали, что у мумии в Эрмитаже кто-то руку отрезал.
— Вы только это знаете? — спросил уже один Самокатов.
— Да-с, только это-с.
В кабинете повисло молчание.
— Право, господа, — первым заговорил Купоросов. — Я мало что понимаю во всей этой истории с моим возвращением из загробного мира. Но зато о многом догадываюсь. Девица Нестерова со своей Хозяйкой явно замышляют какую-то непотребность. И я им для чего-то необходим. Но Агафон Купоросов — столбовой дворянин! — Директор ударил себя кулаком в грудь. — Он не пойдет ни на какие подлости!.. Да и вообще, мы уезжаем из Питера, — закончил Купоросов более спокойным тоном. — От греха подальше…
— «Мы»? — повторил Гвоздь.
— Я решил связать себя узами брака. — У директора слегка порозовели щеки.
— Со своей секретаршей? — догадался майор.
— Да-с, с Татьяной.
— А ты ей сказал, что ты… гм… — Гвоздь запнулся, — не совсем живой?
— Что значит — «не совсем живой»? — обидчиво вскинулся Купоросов. — Я, смею заметить, вполне материализованный призрак.
— Вот так номер, чтоб я помер! — воскликнул Гвоздь.
— Вы прямо как следователь Пупышев, — захихикал директор. — Егор Кузьмич, бывалыча, тоже эту пословицу говаривали-с. Царствие ему небесное. Золотой был человек.
— Да, да, золотой, — повторил Гвоздь и переспросил: — Неужели ты и вправду, Агафон, материализованный?
— Именно-с так-с.
